Самое главное приключение - Тэйн Джон (читать книги онлайн без регистрации TXT, FB2) 📗
Лейн ночевал на корабле, где Эдит до трех угра танцевала с влюбленным лейтенантом под неусыпным наблюдением престарелой матери последнего. Двадцать четыре часа в сутки, от рассвета до рассвета, Дрейк был предоставлен сам себе. Он засыпал прямо в кресле, когда сон исподтишка нападал на него. Если в полусне ему удавалось добраться до постели, он ложился спать, не раздеваясь — и четыре часа спустя снова возвращался к своим трудам. Вопреки всем теориям гигиенистов, он не ходил на прогулки и не занимался физическими упражнениями, но оставался совершенно здоров и крепок, как кремень: деятельный мозг, вероятно — лучшее тонизирующее и лучший рецепт здоровья.
Оле, выслушивая ежедневные сводки хозяина, проникся восторженным уважением к этому невероятному молодому теоретику. Он не сомневался, что его бесконечная научная беременность рано или поздно произведет на свет грандиозное, мирового значения дитя. В день отплытия он проводил Дрейка в его каюту на старом китобойце — вычищенном от киля до клотика и переименованном в «Эдит» — с такой бережностью, будто сопровождал юную мать на сносях.
«Эдит» развела пары, пересекла величественную гавань, повернула и направилась прямо на юг в сиянии дня, разрезая зеленовато-голубые волны. Официально, экспедиция отправлялась на охоту за китами.
Великое приключение началось, но на молчаливом судне ни единая душа не могла бы предсказать его исход. Они шли на юг в поисках неизвестных нефтяных залежей и неведомой загадки, с которой, будь они наделены даром предвидения, им не захотелось бы повстречаться. Так, безрассудно и неумело, люди вечно стремятся постичь тайны жизни…
По приказанию доктора Дрейка оставили в покое. Лейн был впечатлен рассказами Хансена и по себе знал могучее притяжение ничем не прерываемого течения мысли.
Дни пролетали, как лазурные птицы, и понемногу ветер стал крепчать. Острый холод до костей пронизывал непривычных членов команды. Опытные моряки и закаленные новички лишь стали двигаться чуть быстрее и работать энергичней. Желторотые скоро привыкнут, а пока пускай себе дрожат, ругаются и справляются, как могут.
Легко нагруженная «Эдит» вскоре начала качаться и подпрыгивать на волнах, как белуха; тогда-то Дрейку и отомстила кулинарная оргия из икры, устриц и тростникового сахара. Его истерзанный желудок протестовал против грубой корабельной пищи и с несказанным отвращением отвергал солонину. Эдит забыла о непостоянстве археолога, простила ему все теории и стала ухаживать за ним, как ангел милосердия в белоснежном одеянии. Выздоровление было таким же стремительным, как болезнь. Обретя былую живость и темперамент — в прострации Дрейк был тих, как чахоточный викарий — молодой ученый вновь изменил Эдит со своими фотографическими гуриями.
— Соберемся в капитанской каюте и обсудим наши планы, — предложил он. — Ты приведешь отца, а я позову Оле. Сейчас вахта второго помощника, они все свободны.
Удобно устроившись за красным сукном капитанского стола, все пятеро приступили к обсуждению. Андерсон и Лейн решили сразу направиться в бухту, открытую капитаном на следующий день после подводного извержения, пересечь ее и подойти к берегу. Затем, передав бразды правления кораблем Бронсону, умелому второму помощнику, они на собаках и санях направятся к вулкану, который видели вдали Андерсон и Оле. Если окажется возможным использовать аэроплан, двое из участников экспедиции вернутся за ним.
Люди Бронсона на судне будут ждать возвращения отряда ровно три месяца. Если по истечении этого срока они не получат от исследователей никаких вестей, им надлежит снарядить спасательную партию. Организация помощи была спланирована до мельчайших подробностей. Если что-то пойдет не так. Бронсону нужно будет лишь следовать письменным инструкциям.
Андерсон довольно туманно представлял себе местонахождение чаемых нефтяных залежей. Эти общие представления были основаны на теории Оле, но признаваться в том капитан не желал. С редким проблеском здравомыслия Оле рассудил, что поскольку тяжелый черный дым и красный столб огня, замеченные ими издали, напоминали горящую нефть — так оно, вероятно, и было.
В эту стройную гипотезу, как указал Лейн, не вписывалось только одно: по оценке капитана, взрыв, услышанный ими, произошел на расстоянии от двухсот пятидесяти до трехсот миль от залива. Выброс горящей нефти вряд ли был бы видим и слышим на таком расстоянии. Иное дело — вулкан. Знаменитые извержения Кракатау, Катмая, Мон-Пеле и многих других вулканов ощущались и на более далеких расстояниях.
Капитан не желал и слушать возражения Лейна. Кто сказал, что там, на суше, не могла находиться громадная нефтяная скважина? Чем больше, тем вероятней, считал Андерсон. Глядя на раскачивающуюся керосиновую лампу, он рисовал в воображении прекрасные картины акций и паев, кружащихся. как осенние листья Валломброзы [10], над океаном неограниченных возможностей.
Лейн был странно сдержан в отношении того, что надеялся найти. Со дня первой беседы ученого с капитаном прошло десять месяцев, и за это время доктор ни разу не упомянул о доисторических животных Андерсона, словно только что увязших в море нефти и смолы. Если бы его спросили, он сказал бы, что пока еще не вынес определенное суждение; вне сомнения, это было бы правдой. Несомненным было и то, что птица-рептилия отнюдь не растворилась, как мираж, но продолжала существовать, и ее загадочная реальность не могла найти удовлетворительного объяснения.
По зрелом размышлении Лейн отбросил первоначальную теорию, гласившую, что птица законсервировалась и пережила миллионы лет, как сардинка в масле. Он не спешил делиться своими мыслями с капитаном: кто знает, какие еще байки придумает в запале этот бывший горный инженер и китобой, наделенный пылкой фантазией? В истинно научном духе доктор решил дождаться новых фактов, прежде чем пускаться, как Оле, в соблазнительные гипотезы.
В этом решении его поддерживало неприятное воспоминание. В душе он еще не простил капитана, который принял его за наивного энтузиаста, готового поверить в первую же русалку с головой из кокосового ореха. Но главное, доктор твердо продолжал считать Дрейка величайшим дешифровщиком современности и надеялся, что после столь пристального изучения фотографий Хансена тот наконец поделится своими выводами. Эдит, с разрешения Дрейка, уже раскрыла отцу причину странного поведения молодого ученого.
— Так что же, о устрица, — спросил Лейн, поворачиваясь к Дрейку, — теперь вы готовы раскрыть створки?
— Да-да, у вас уже есть теория? — выпалил Оле.
— Целых две, — ответил Дрейк.
— Две теории! — зашелся от восторга Оле. — Молодой человек, вы настоящий ученый. В чем заключаются ваши теории?
— Первая — которую лично я предпочитаю — в том, что я сошел с ума.
— Все видится вам настолько невероятным? — спросил доктор, подняв брови.
— Я уже говорил вам в Сан-Франциско, что это просто непредставимо, — вмешался капитан. — Сейчас Дрейк это подтвердит. Погодите немного и сами все услышите.
— Речь совсем не о вашем рассказе, — сказал Дрейк. — По сравнению с истинным смыслом надписей, каким я его вижу, ваше море чудовищ кажется довольно скромным. Я согласен признать, что ваше повествование соответствует действительности, хотя доктор Лейн все еще проявляет в этом вопросе осторожность. Но другое… истинное значение фрагментарной истории. отраженной в надписях — я предпочитаю не обсуждать до тех пор, пока события не докажут мою правоту или безумие.
— Я понимаю вашу позицию, Дрейк, — сказал доктор. — В данных обстоятельствах и я повел бы себя точно так же. С другой стороны, вы можете нам кое-что сообщить, не отступаясь от своих принципов. Исходя из того, что вам удалось найти, считаете ли вы, что мы обнаружим вещественные свидетельства истинной схватки? Я имею в виду, разумеется, столкновение, которое так постарались скрыть создатели надписей.
Дрейк бросил на него проницательный взгляд.
