Белая чума - Герберт Фрэнк Патрик (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
– Ты слышишь, что он говорит, Джозеф? Не хочешь ли ему ответить?
– Это гложет тебя, как червь, Джозеф, – произнес отец Майкл. – Ты не можешь сбросить с себя эту ношу.
Херити привстал и наклонился над столом.
– Мы будем еле… следовать любому без-з-зумию, пока в нем есть… в нем есть проклятие! Проклятие – это то… то, что мы любим. – Херити торжествующе посмотрел на отца Майкла. – Мы не говорим: смелость… Мы говорим… мы говорим: наглость! В этом… в этом есть дрянь, дерьмо, проклятие! – Он тихо засмеялся, потом, как будто протрезвев, повернулся к Кевину. – Ты что-то подмешал в мою бутылку, Кевин. Что ты положил туда, признавайся!
– Джозеф, ты пьян, – сказал, улыбаясь, Кевин.
– Не настолько пьян, чтобы потерять рассудок. – Херити тяжело опустился на стул. – М-мои ноги! Они н-не слушаются меня!
Внезапно его голова дернулась вправо. Рот открылся. Херити попытался вздохнуть, но потом затих.
Пирд молнией взлетел на платформу. Он приложил ладонь к шее Джозефа и округлил глаза.
– Он мертв!
– Я знал, что ему нельзя много пить, – хмыкнул Кевин. – Что ж, пусть себе лежит. Триумвират все еще в наличии.
Отец Майкл сделал попытку приблизиться к Херити.
– Стойте на месте! – закричал Кевин. Он вытащил револьвер из-под стола и поднял его над головой.
– Так вот в чем твоя справедливость! – воскликнул священник.
– Отправляйтесь-ка на место, отец, – негромко произнес Кевин, помахивая револьвером.
Отец Майкл колебался.
– Не спорьте с ним, – взмолился Доэни.
Священник повиновался, бессильно падая на свой стул. Мальчик прижался к нему в испуге.
Кевин положил револьвер на стол перед собой и посмотрел на Доэни.
– Спасибо, господин Доэни. Мы должны соблюдать порядок. Не поговорить ли нам теперь о преступном знании О'Нейла?
Доэни с трудом отвел взгляд от мертвой фигуры Херити и сделал жест Пирду, чтобы тот покинул платформу. Тот вернулся обратно к стеллажам.
– О'Нейл использовал преступное знание тонкостей медицины, – сказал Доэни, как будто повторяя заученную аксиому. – Преступное знание – это нечто, требующее подавления в самом зародыше. Когда это внедряется в нашу мирную жизнь, преступление налицо.
Отец Майкл открыл рот, намереваясь что-то сказать, но передумал, понимая, что сказанное Доэни всего лишь отзвук того, что приказал ему Кевин. Какой дьявольский договор заключили они между собой?
Кевин уставился на священника.
Отец Майкл встал, отодвинув от себя мальчика.
– Что это за преступное знание? Связанное с медициной, не так ли? Исключительная компетенция специалистов-медиков? Тогда почему они публикуют свои труды? Может быть, они думают, что только они сами понимают язык своих открытий?
– Каждый, кто использует преступное знание, – преступник! – прогремел Кевин.
– А О'Нейл, узнавший о новых явлениях, подтвердил свою вину? – вкрадчиво спросил отец Майкл.
Кевин, усмехаясь, кивнул.
«Этому человеку следовало бы знать больше, чтобы спорить с тем, кого обучали иезуиты», – подумал священник.
Он повернулся к присяжным и спросил:
– Что происходит, когда мы подавляем такие открытия? Подумайте о различных средствах подавления и о том, кому может быть разрешено их использовать. Вы тут же столкнетесь с интересным явлением. Те, кто подавляет или пересекает что-либо, должны знать этот предмет досконально. Цензоры должны это знать! Вы же фактически ничего не пресекли! Вы просто ограничили знание особой элитой. Я спрашиваю: по какому принципу подбирается эта элита?
Отец Майкл повернулся и хитро улыбнулся Кевину.
– Этот вопрос не имеет ответа, – продолжил он. – Неужели мы можем предположить, что О'Нейл сговорился с преступным знанием разрушить наш мир?
– Вот именно! – подхватил Кевин. – Он сговорился!
Отец Майкл посмотрел на Доэни, который отвернулся в сторону, наблюдая за Джоном. Тот полностью сосредоточил свое внимание на голове, плавающей в сосуде, настороженно вслушиваясь и кивая, как будто разговаривая с ней.
– Позвольте мне напомнить латынь, забытую вами, – продолжал священник.
– Слово «сговор» иначе звучит как «конспирация». Ах, эта замечательная латынь, по ее законам «конспирироваться» означает «дышать вместе, вместе существовать». А здесь никакого сосуществования не было! Он сделал это сам, в одиночестве!
Отец Майкл резко повернулся на каблуках и встал лицом к присяжным, давая им время переварить сказанное.
Почти неслышно священник повторил свои последние слова еще раз:
– В одиночестве. – И громче: – Можете ли вы упустить благоговейную значимость этого исключительного факта?
Присяжные теперь неотрывно смотрели на отца Майкла, и на их лицах не осталось и тени скуки.
Следующую фразу священник почти пропел:
– Он сделал это в одиночестве! Как мы будем вести свои дела в свете такого знания? Как мы будем теперь судить о своем собственном поведении? Где тот безвинный, готовый бросить первый камень?
– Это бесполезно! – крикнул Кевин и стукнул по столу револьвером. – Господин Доэни, может быть, вы уладите эти вопросы?
Джон посмотрел на револьвер, сознавая, что ошибаться сейчас нельзя.
Придав печаль своему голосу, Финтан произнес:
– Мы идентифицировали виновника наших несчастий. Мы не нуждаемся ни в его признании, ни в отрицании вины. Это О'Нейл. – Доэни указал на него пальцем, потом опустил руку. – Он сделал всех предыдущих убийц просто дилетантами-любителями. Войны кажутся лишь небольшим огорчением в свете такого деяния. Вам, отец, не кажется интересным, что я, ссылаясь на чуму, употребляю слово «война»? Вы же не говорите, что каждый ирландский солдат, делающий выстрел в припадке гнева, виновен?
С шокирующим видом Джон захихикал и предостерегающе погрозил пальцем голове в кувшине.
Доэни пересек комнату и встал перед присяжными, всем своим существом ощущая, что отец Майкл находится выше его. Почему Кевин сделал именно так, поместив священника на более высокий уровень?
– О'Нейл смеется, – сказал Финтан. – Он не подавлен. Он не раскаивается. Он ведет себя просто вызывающе. – Доэни повернулся и пристально посмотрел на Джона. – Полюбуйтесь-ка на него.
Взгляд Джона был прикован к голове в кувшине. Она говорила ему: «Как тебе нравится защита господина Доэни?» После этого голова издала зловещий стон, отозвавшийся эхом в голове Джона. Не в силах терпеть, он закрыл уши ладонями.
– Видите, он не хочет даже слушать, – продолжал Доэни. Он опять повернулся в сторону присяжных, как ему показалось, с выражением искренности. Это была роль не очень приятная, но необходимая. – Священник говорит, что О'Нейла спровоцировали. Я с этим согласен. Вы этому не удивляетесь? Закон утверждает, что его спровоцировали. Но как он выбирал мишени для своей чумы? Священник говорит, что мы объявили О'Нейлу войну. Я что-то не припомню такого заявления, но все равно. Пожалуй, войну не нужно провозглашать. Хотя священник просит у нас ясности ума. Что он имеет в виду? Может быть, мы должны быть отстраненными, равнодушными или даже отчужденными от нашего несчастья? И мы должны заранее обеспечить защиту по вопросу сентиментальной причины?
Присяжные довольно захихикали.
Доэни после этих слов задумался о пунктах, которые он вместе с Херити и О'Доннелом обсуждал перед тем, как собраться здесь. Все ли он упомянул? Безумие… причина… оправданная провокация. Доэни решил, что сказал достаточно. Оставался только разговор с мальчиком. Нужно было дойти до конца. Он подошел опять к своему месту около Джона, бегло взглянув на тело Херити. Почему никто не задает вопросов о смерти Джозефа? Каждого, наверное, приводят в ужас О'Доннел и его убийцы. Должно быть, это был яд. Херити был не из тех, кто плохо переносит выпивку.
Взгляд Доэни задержался на Джоне. Безумец неподвижно смотрел на голову в кувшине. Что он нашел интересного в голове бедного Алекса? Это была еще одна смерть в комнате, наполненной смертью.
Голова продолжала говорить с Джоном: «Почему они задают вопросы? Все ответы уже известны».
