Антология мировой фантастики. Том 7. Космическая одиссея - Ван Вогт Альфред Элтон (книги бесплатно без txt) 📗
5
Пока он находился без сознания, о нем заботились машины. Исследователи сняли с него одежду и поместили во впадину стола. Они сняли описание его ранения, после чего анализатор действовал уже сам. Вся операция была полностью автоматической.
Был сделан рентген, измерено его кровяное давление, сделаны другие необходимые наблюдения. Как только раны были обследованы, возле них появилось вещество, останавливающее кровотечение. Компьютер поставил диагноз и назначил лечение. Аппараты, делающие анализы, тихо исчезли внутри контейнера, и их место заняли приборы-хирурги. Хотя они обрабатывали в единицу времени лишь очень небольшой участок тела, сама работа велась в удивительно быстром темпе, невозможном даже для самого опытного хирурга. Кровь была остановлена, поврежденные участки очищены, обгоревшая кожа заменена, и сделано это было очень быстро, чтобы не пострадали нервные окончания. Потом приборы занялись его боком, куда луч лазера проник особенно глубоко, хотя и не повредил внутренние органы. И наконец — нога. Эта рана была самой несложной из всех. Обгорело только бедро.
Когда Чимал пришел в себя, он вначале никак не мог понять, что произошло и почему он здесь, в больнице. Он был напичкан седактивными средствами и не ощущал боли, но голова его кружилась, и он чувствовал такую слабость, что был неспособен двинуться.
Потом память вернулась к нему, а вместе с ней — чувство горести. Он проиграл, Бесконечное путешествие в никуда так и будет продолжаться. Исследователи слишком глубоко верили в собственную непогрешимость, чтобы внять предостережениям. Так все и останется. Возможно, единственная ошибка Великого Создателя состояла в том, что он слишком хорошо все спланировал. Наблюдатели были так поглощены своей работой и так довольны ею, что даже и думать не хотели о возможности ее прекращения. Следующая звезда, если они когда-нибудь достигнут ее, тоже будет сочтена не имеющей подходящих планет. Единственная возможность положить конец этому путешествию была у него в руках, но он не сумел ею воспользоватъся. Больше такой возможности у него не будет, Наблюдатели наверняка об этом позаботятся — и других Чималов тоже больше не будет. Будет передано предостережение. Если появятся другие дети, рожденные от союза жителей различных деревень, их не станут ждать здесь с распростертыми обьятиями. Может быть, даже Верховный жрец услышит некий голос и принесет такого ребенка в жертву.
Машины-няни, поняв, что он пришел в сознание, сняли с его рук поддерживающие повязки и поднесли ко рту сосуд с теплым питьем.
— Открой, пожалуйста, рот, — протворил записанный на ленту нежный голос столетие назад умершей девушки. Один конец изогнутой трубки, помещенной другим концом в сосуд, был нацелен ему прямо в губы. Он повиновался.
Должно быть, машина обьявила о том, что он пришел в сознание, потому что дверь отворилась, и в комнату вошел Главный Наблюдатель.
— Почему ты совершил этот невозможный поступок? — спросил он. — Ни один из нас не в состоянии это понять. Пройдут месяцы, прежде чем можно будет устранить повреждения — ведь тебе мы больше доверять не можем.
— Я сделал зто потому, что хочу заставить вас изменить курс. Я сделал бы все, что угодно, лишь бы заставить вас это сделать. Если бы мы изменили его сейчас, то могли бы быть вблизи Проксимы Центавра менее чем через пятьдесят лет. Все, что я прошу вас сделать, — это внимательно изучить планеты. Тебе даже не нужно говорить об этом никому другому, кроме Наблюдателей. Ты сделаешь это?
— Ну же, не останавливайся, — вмешался нежный голос. — Ты должен выпить все до последней капли. Слышишь?
— Нет, конечно нет. Меня все это не касается. Решение было принято и записано, и я думать не могу о том, чтобы его изменить. Ты не должен просить меня об этом.
— Но я должен. Я должен убедить тебя… Но как? Именем человечества? Конец столетий заключения, страха и смерти. Лучше освободить народ от тирании, чем держать его под контролем.
— Что за безумные слова ты говоришь!
— Но это правда. Посмотри на моих людей, чья жизнь полна грубости суеверия. Она коротка и контролируется ядовитыми змеями. Чудовищно! А люди твоего племени, эти несчастные женщины, подобные Наблюдательнице Оружия, призрак истязающей себя женщины, лишенной всех черт своего пола, подавляющей в себе инстинкт материнства и обожающей самоистязание. Пора освободить от пут и их…
— Прекрати, — велел Главный Наблюдатель, поднимая руку, — я не желаю больше слушать эти богохульственные речи. Этот мир — великолепен, таким его сделал Великий Создатель, и даже разговор о его изменении является преступлением, поражающим своими размерами любое воображение. Я провел много часов, решая, что с тобой делать. Я советовался с другими Исследователями и мы пришли к единому решению.
— Убить меня и заставить замолчать навсегда?
— Нет, этого сделать мы не можем. Несмотря на свою дикость — результат неправильного воспитания в долине среди дикарей, — ты все же остаешься Первым Прибывшим. Поэтому тебе предстоит прибыть, таково наше решение.
— Что за чепуху ты говоришь? — Чимал слишком устал для того, чтобы продолжать разговор. Он оттолкнул от себя недопитый сосуд и закрыл глаза.
— Диаграммы показывают, что в пещерах, находящихся у самой поверхности этого мира, есть пять предметов, называемих «космическими скафандрами». Имеется их подробное описание. Они рассчитаны на путешествие отсюда к любой планете, местоположение которой установлено, Если ты того пожелаешь, ты отправишься к планетам. И станешь Первым Прибывшим.
— Убирайся, — проговорил Чимал устало. — Да, вы меня не убиваете, а всего лишь отправляете в путешествие на пятьдесят лет, в изгнание, с тем чтобы я провел в одиночестве остаток своей жизни. В корабле, в котором, возможно, нет даже достаточного запаса пищи и воздуха для такого долгого путешествия. Оставь меня, низкий лицемер.
— Машины сообщили мне, ччм через десять дней ты излечишься настолько, что сможешь встать. Приготовлен экзоскелет, который тебе потребуется. На этот раз Исследователи проследят за тем, как ты будешь подниматься на корабль. Если будет нужно, они сами тебя туда втащат. Ты отправишься. Меня там не будет, потому что я не желаю видеть тебя снова. Я даже не стану прощаться с тобой, потому что ты явился горькой страницей в моей жизни и говорил богохульствующие слова, которые я никогда не смогу забыть. В тебе столько дьявольского, что тебя невозможно выносить. — Старик повернулся и вышел, едва закончив фразу.
«Десять дней, — подумал Чимал, находясь где-то на кромке сна. — Десять дней. Что же я могу сделать за это время? Окончить эту трагедию. Как бы я хотел нарушить течение жизни этих людей! Даже мои люди, чья жизнь коротка и трудна, счастливее этих. Я бы хотел вскрыть эти термитные гнезда, чтобы люди долины могли увидеть тех, кто прячется поблизости от них, наблюдая за ними и распоряжаясь».
Его глаза широко распахнулись и, сам того не сознавая, он сел на постели.
— Конечно. Впустить в эти пещеры моих людей. Тогда выбора не будет — ми сможем изменить курс и полететь к Проксиме Центавра.
Он снова опустился на подушки. У него было десять дней на то, чтобы составить план и решить, что делать.
Через четыре дня был принесен и поставлен в углу экзоскелет. Во время следующего периода для сна он встал с постели и надел его, тренируясь. Управление было очень простым. После этого он вставал с постели каждую ночь. Вначале он едва ходил, потом стал ходить увереннее, превозмогая боль. Делал простые упражнения. Аппетит его улучшился. Десять дней, данные ему на выздоровление, оказались преувеличением, должно быть, машины установили этот срок, ориентируясь на слабые организмы наблюдателей, как на стандарт. У него процесс заживления шел гораздо быстрее.
У его комнаты всегда стоял на страже Исследователь — он слышал, как люди переговаривались при смене караула, но к нему они не входили. На девятый период сна Чимал встал и тихо оделся. Он все еще ощущал слабость, но экзоскелст помог ему, взяв на себя большую часть нагрузки при ходьбе и других движениях. Легкий стул был единственным возможным оружием, которое можно было обнаружить в этой комнате. Он взял его в обе руки и тихо подошел к двери. Потом он вскрикнул:
