Искатель. 1969. Выпуск №5 - Константинов Лев Константинович "Корнешов" (книги TXT) 📗
— Хотите, угадаю, кто гостевал? — в шутку предложил Стефан.
— Попробуйте, — включилась в игру Ива.
— Были двое. Один высокий и глуповатый…
— Правильно.
— Второй приземистый, неторопливый, под правым глазом родинка…
— Уж не следили ли вы за мной?
— У меня к вам сердечный интерес, — опять пошутил Стефан. Но серьезность тона не соответствовала игривому смыслу. — Значит, угадал?
Ива развела руками.
— Тогда вот мой совет. Вы моя постоянная клиентка, — подчеркнул интонацией сказанное Стефан, — и мне было бы очень жаль, если бы у вас случились неприятности. Для моей фирмы — убыток. Визитеры были серьезные, но почти бесполезные. С такими лучше ничего основательного не затевать…
— Понятно.
— И к дому не приваживать.
— Спасибо за совет.
— Не стоит. Советы раздаем бесплатно, — балагурил Стефан. — Если снова потребуется консультация, обращайтесь — весь к услугам прекрасной паники…
Так что, когда через несколько дней Оксана передала Иве, что Кругляк настаивает на встрече, Менжерес зло стрельнула глазами:
— Пошли его к бисовой маме. А будет надоедать, передай — пристрелю из того браунинга, который они у меня нашли.
А Кругляк проявлял настойчивость вот почему. Ему предстояло нанести визит инспектору отдела кадров педагогического института Степану Сороке и доложить о результатах встречи с Менжерес. Время и место были обусловлены на такие случаи заранее.
Кругляк заволновался. Сорока вызывал не часто, обычно они пользовались для связи контактными пунктами. Только что-то очень важное могло заставить его пойти на прямую встречу.
Как только стемнело, Кругляк направился в центр города к кафе «Лилея». Северин шел за ним метрах в пятидесяти, проверял, не прицепился ли «хвост». Правила конспирации Кругляк соблюдал неукоснительно. Может, поэтому ему пока везло — все дружки попали в руки чекистов, а он удачливо обходил засады.
Сорока сидел в кафе, маленькими глоточками пил чай, читал газету. На стул небрежно бросил демисезонное пальтишко, рядом поставил пузатый потертый портфель — мелкий служащий после трудового дня зашел подкрепиться на скорую руку.
Кругляк основательно изучил витрину соседнего магазина, прежде чем Сорока вышел из кафе и зашагал неторопливо и устало, по Киевской. Кругляк еще подождал и отправился следом. Где-то сзади шел Северин. Такая тройная подстраховка еще ни разу не подводила. На улице было в это время многолюдно, и Кругляк забеспокоился, что потеряет в сутолоке узкую спину шефа. Он недоумевал: куда ведет? Не дай боже, к окраине, там на пустынных улицах они будут заметны, как блохи на снегу.
Сорока оглянулся, юркнул в парадное большого четырехэтажного дома. Кругляк облегченно вздохнул — эту явочную квартиру он знал, бывал здесь раньше. Теперь следовало убедиться, все ли в порядке у Северина. Кругляк отыскал глазами в толпе своего помощника. Тот неторопливо прогуливался по противоположной стороне улицы, выделяясь среди горожан дорогой смушковой шапкой. «Лайдак! — рассердился националист. — Вырядился!» Он снял свою потертую кепчонку, помял ее в руках. Этот жест предназначался для Северина и означал: «Жди меня здесь, следи».
Когда Кругляк вошел в квартиру на третьем этаже, Сорока успел уже раздеться и о чем-то говорил с хозяйкой. На столе стояли консервные банки, пакеты с колбасой, маслом. Похудевший портфель лежал рядом.
Шеф приходил иногда на эту квартиру «отдохнуть». Потому и подкармливал пани Настю. В свое время Кругляк проверял ее прошлое. Оно было путаным и весьма причудливым: спекуляция, сводничество, торговля фальшивыми драгоценностями, доносы в гестапо. Эта дура имела обыкновение подписываться под доносами своей настоящей фамилией — зарабатывала разрешение открыть комиссионный магазин. Гестаповцы, обычно не очень разборчивые, и те посчитали ее как агента слишком никчемным и охотно передали в «кадры» оуновцам. Она пригодилась, когда потребовалось готовить квартиры для будущей работы в условиях подполья. Кругляк с удовольствием вспомнил, как Настя валялась у него в ногах, когда он выложил, что узнал про нее. Она готова была на все, лишь бы получить обратно свои доносы. Дура она и есть дура: стал бы Кругляк отдавать ей подлинники. А копии не жалко…
Так размышлял Кругляк, неторопливо раздеваясь в передней. В то же время он зорко присматривался к шефу, стараясь угадать настроение. Зачем все-таки вызвал?
— Доповидайте, — потребовал Сорока.
— Голошу… — деловито начал Кругляк.
Он доложил, что Менжерес не откликнулась на пароль. От повторных встреч категорически отказалась. Она разыграла из себя простушку, которая и знать ничего не знает и ведать не ведает. О том, какая была устроена проверка и как она проходила, Кругляк предусмотрительно промолчал.
— А признайтесь, пан Кругляк, — дружелюбно спросил Сорока, — не весело ожидать заряд картечи в живот?
Он презрительно прищурился, оглядывая с головы до ног приземистого помощника.
Начало разговора было не из веселых.
— Не понимаю, каким образом… — растерянно забормотал Кругляк. «Оксана, стерва, уже успела напакостить», — мелькнуло в голове.
— А хорошо, если бы она всадила в вас весь заряд, — почти мечтательно протянул Сорока, — вот, к примеру, сюда, — он ткнул пальцем в пояс Кругляку. — Кишки навыворот, а наша служба безопасности [25] избавляется от идиота. Как говорится, прощай, прощай, мне ничего не надо…
— Пан Сорока, разве вы не приказали…
— Приказал… Но что? Проверить Менжерес! Не засекли ли ее, нет ли слежки и так далее. А вы разыграли провинциальный фарс с переодеванием. Кого вы хотели провести? Менжерес, которую лично знал Шухевич? [26] Да вы в полиции на писарском стуле штаны протирали, когда она с Бурлаком Бещады жгла! Вы свои поганенькие доносы на приятелей в гестапо строчили, когда она была уже особо доверенным курьером! У нее два креста — Золотой и Серебряный — наши высокие награды!
У Сороки была привычка во время разносов не смотреть на подчиненных. И сейчас он уставился немигающе куда-то в пространство, поверх головы Кругляка.
— Вы бы сразу предупредили…
— Я не обязан был вас предупреждать! Я и сейчас все это не должен вам говорить! Учтите, Кругляк, еще одна такая ошибка, и вы потопаете прямым ходом на небеса.
Кругляк молчал, опустив голову.
Он вспомнил, как впервые познакомился с Сорокой. Получил приказ встретиться с референтом СБ, грозным «Коршуном». Кругляк никак не предполагал, что «Коршун» — студент выпускного курса института, скромный, тихий, прилежный молодой человек. Сорока носил большие очки в простой круглой оправе, на людях был суетливым, заискивающе и подобострастно улыбался старшим. Когда хотел что-нибудь сказать, инстинктивно втягивал голову в плечи, снизу вверх заглядывал в глаза собеседнику, сыпал густо кругленькими словами. Пиджачок на нем лоснился, брюки были аккуратно подштопаны. Что-то нервное, истерическое проскальзывало в быстрых движениях, в ненужной суетливости, в стремлении быть неприметным и ненадоедливым. «Мельтешит, как шкодливая бабенка», — еще подумал скорый на оценки Кругляк, по привычке награждая новое «начальство» бранным словом.
«Шефа» ему показал связной. Он же назвал пароль для встречи. Когда остались вдвоем, Сороку будто подменили. Взгляд властный, ни одного лишнего движения, в голосе — явное превосходство и пренебрежение. Даже редкие прилизанные волосы будто стали гуще, а рост выше. Кругляк тогда переходил из обычных курьеров в непосредственное подчинение референтуре СБ и был поражен, насколько все досконально знает о нем Сорока. Даже то, о чем он сам предпочел бы забыть.
— Кажется, это вас направляли в концлагеря для выявления коммунистов? И в Травниках [27] изрядно помяли пленные? А потом и немцы? За сострадание к несчастным? Не брешите, пан Кругляк, простите мне неинтеллигентное выражение. Били вас за то, что меняли тютюн на золотые зубы. Да, да, заядлые курильщики выдирали их у себя и отдавали за пачку махры. А немцы не любят, когда их грабят, — золотые коронки пленных они считали собственным имуществом… Немцы отзывались о вас хорошо, мне как-то попалась на глаза ваша служебная характеристика. Особенно хвалили за участие в уничтожении гетто в Рава-Русской. Кстати, там вам лучше не появляться — жители вас запомнили и поступят с вами не очень интеллигентно…
