Слепой геометр - Робинсон Ким Стэнли (книги онлайн TXT) 📗
Бум! Вспышка, шипение обожженного воздуха, запах озона, звон в ушах. Действительно, близко.
— Я принимала ТНПП-50, — похоже, Мэри слегка успокоилась, — и МДМА. Специально накачивала себя лекарствами, когда шла к тебе, получила их по рецепту — у меня был незаполненный, но с подписью врача. В тот день, когда мы катались по озеру, я настолько одурела, что едва держалась на ногах. Однако лекарства помогали мне говорить и сопротивляться программе.
— Ты нарочно принимала наркотики? — изумился я. (Макс Каррадос давно бы обо всем догадался, но на то он и сыщик.) Бум!
— Да. После нашей прогулки — почти постоянно. И мне с, каждым разом становилось все лучше. Но надо было делать вид, чтобы защитить нас обоих, что я продолжаю обрабатывать тебя. В тот вечер здесь, — бум! — Карлос, когда я была с тобой, неужели ты думаешь, что я тебя обманывала?
Голос-фагот, хриплый от душевной муки— Отдаленные раскаты грома. Всполохи во мраке, уже не такие отчетливые, как раньше: миг прозрения близился к концу.
— Но что им нужно? — воскликнул я.
— Блесингейм считает, что твои исследования могут разрешить затруднения, которые возникли у них при попытке снабдить достаточным количеством энергии боевую установку, стреляющую пучком частиц. Они надеются, что смогут извлечь энергию из тех микроизмерений, которые ты изучаешь. — Бум! — По крайней мере, так мне показалось из того, что я слышала.
— Идиоты! — Впрочем, в чем-то они, возможно, правы. Я и сам пришел почти к такому же выводу. Столько энергии… — Блесингейм — дурак набитый! Он и его тупицы-начальники из Пентагона…
— Пентагон! — крикнула Мэри. — Карлос, эти люди вовсе не из Пентагона. Я не знаю, откуда они: может быть, из Западной Германии. Они похитили меня прямо из квартиры. Я работала в статистическом отделе министерства обороны. Пентагон тут ни при чем!
— Но Джереми… — Бум! Меня начало выворачивать наизнанку.
— Понятия не имею, как он с ними связался. Но кто бы ни были, они очень опасны. Я боюсь, что они убьют нас обоих. Тебя уже собирались, потому что думают, что ты их дурачишь. С самой нашей прогулки по озеру я принимаю ТНПП и МДМА в лошадиных дозах и твержу им, что тебе ничего не известно, что ты еще не вывел формулу. Но если они узнают, что ты понял…
— Господи, как я ненавижу эти шпионские страсти! — в моем голосе прозвучала горечь. А эта хитроумная ловушка в кабинете, расставленная, чтобы предостеречь Джереми…
Дождь припустил сильнее, Я позволил Мэри отвести меня вниз. Времени в обрез. Нужно попасть в кабинет и убрать мышеловку. Но Мэри впутывать не стоит; я вдруг испугался за новообретенную союзницу больше, чем за свою собственную жизнь.
— Мэри, скажи, -проговорил я, когда мы очутились в комнате, но кое-что вспомнил и понизил голос до шепота: — Моя квартира прослушивается?
— Нет.
— Господи Боже! — А я-то столь усердно играл в молчанку? Должно быть, она сочла меня душевнобольным. — Все в порядке. Мне необходимо сделать несколько звонков, а домашний телефон наверняка прослушивается. Придется выйти на улицу. Но ты оставайся здесь. Поняла? — Она принялась было возражать, но я остановил ее. — Пожалуйста! Я скоро вернусь. Оставайся здесь и жди меня, договорились?
— Хорошо.
— Обещаешь?
— Да.
ОА. Выйдя на улицу, я повернул налево и направился к зданию факультета. Дождь хлестал мне в лицо; я машинально собрался было вернуться в квартиру за зонтиком, но потом раздраженно отогнал эту мысль. Гром еще время от времени погромыхивал где-то в отдалении, но ослепительные — ослепительные, говорю я, разумея, что различал какой-никакой свет в кромешной тьме, — ослепительные вспышки, которые на миг словно наделили меня зрением, больше не повторялись.
Я бранил себя за тупость и самонадеянность. Мол, выводишь из теорем аксиомы (наиболее распространенный среди людей логически-синтаксический порок?), вступив в противоборство с силой, природы которой не понимал, оказался в серьезной опасности, да и вдобавок поставил под угрозу жизнь Мэри. Чем дольше я размышлял, тем страшнее мне становилось, пока наконец я не перетрусил так, как должен был с самого начала.
Ливень сменился моросью. Было прохладно, ветер задувал редкими порывами. По мокрой Двадцать первой улице проносились машины, гудевшие, точно голос Мэри, повсюду журчала, плескалась и капала вода. Я миновал угол улиц Двадцать первой и Кей, где обычно стоял со своей тележкой Рамон, порадовавшись тому, что сейчас его здесь нет, что не нужно проходить мимо друга в молчании, не нужно, быть может, притворяться, что не слышишь веселого приглашения купить горячие крендельки или просто приветствия. Мне жутко не хотелось обманывать Рамона. Однако если бы пришлось, насколько это было бы легко! Пройти мимо — и все: он ничего и не заметит.
Я изнывал от тошнотворного ощущения собственного бессилия, в котором слились воедино.все мелкие раздражения, все познанные на опыте, пределы моей жизни. Они поднялись и захлестнули меня волной страха и дурных предчувствий, словно вспышки молний, раскаты грома и проливной дождь. Где я, куда иду и как могу еще куда-то идти?
Требовалось разъединить страх на составляющие, ибо, если так пойдет и дальше, неминуем полный паралич. Страх уже парализовал меня: мне казалось, я никогда не оправлюсь от наркотиков, подмешанных в кофе Блесингеймом; они как бы настойчиво не выпускали Карлоса Невского из своей галлюциногенной реальности. Я вынужден был остановиться и опереться на трость.
И тут услышал шаги. «Бэнши» Генри Кауэлла начинается с царапанья ногтей по тросикам внутри рояля. Точно такая же музыка зазвучала в моей нервной системе. Я различил шаги трех человек, которые замерли в некотором отдалении через секунду после того, как я встал посреди тротуара.
Какое-то время сердце стучало так громко, что заглушало все прочие звуки. Я постарался овладеть собой, глубоко вдохнул. Вполне естественно, что за мной следят. Вполне естественно. А в кабинете.
Я двинулся дальше. Подхлестываемый ветром, вновь пошел дождь. Я мысленно выбранился: попробуйте-ка что-нибудь услышать, когда дождевые капли барабанят по асфальту и бетону, и кажется, будто тебя со всех сторон окружает вселенское «капкап-кап». Тем не менее, зная о преследователях, я все же улавливал их шаги — трое или четверо (скорее всего, трое) шагали за мной по пятам" не быстрее и не медленнее моего.
Пора отрываться. Вместо того чтобы продолжать идти по Двадцать первой улице, я решил свернуть на Пенсильвания-авеню. Посмотрим, что они предпримут. Машин вроде бы не слышно. Я быстро пересек улицу, чуть не выронив трость, которой задел бордюр, а затем, попытавшись притвориться, словно все вышло совершенно случайно, повернулся лицом к проезжей части: локатор очков тихонько засвистел, и я понял, что приближаются люди, хотя шагов за дождем было не различить. Горячее, чем когда-либо прежде, я благословил свои очки и поспешил прочь, стремясь, впрочем, показать, что тороплюсь только из-за непогоды.
Дождь и ветер, гул электродвигателя, шелест шин проезжающего автомобиля… В этот грозовой весенний вечер Вашингтон представлялся необыкновенно тихим, как бы вымершим. Шаги за спиной послышались снова. Я заставил себя идти спокойно, чтобы преследователи ничего не заподозрили. Так, всего лишь вечерняя прогулка к зданию факультета…
На углу Двадцать второй улицы я повернул на юг. «Хвост» не отставал: это действительно был «хвост», иначе с какой стати им понадобилось вслед за мной делать такой крюк? Мы приближались к университетской больнице, у подъезда которой царило оживление — сновали туда-сюда люди, с противоположной стороны улицы доносились голоса, обсуждавшие некий фильм, кто-то складывал зонтик, проезжали машины… Шаги преследователей несколько отдалились, я едва их различал.
Чем меньшее расстояние отделяло меня от Гельмановской библиотеки, тем быстрее становился пульс, тем стремительнее мелькали в голове разные планы, которые я один за другим отвергал" Ясно, что на улице мне от «хвоста» не оторваться. А вот в здании…
