Дикий берег - Робинсон Ким Стэнли (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
– А это чем не хозяйство, Эрнест? – Том, пытаясь вернуть разговор в шутливое русло, обвел рукой ярмарочную поляну.
– Кончай дурака валять, – сказал Коста. – Я имею в виду, восстановить все, как было.
– Ага, чтобы нас снова разбомбили, – сказал Том. Однако Леонард слушал только Дока:
– Мы бы восстанавливались наперегонки с коммунистами. И ты знаешь, кто бы кого опередил. Мы – их!
– Ага, – сказал Джордж, – или французов… Барнард тряхнул головой и отобрал у Стива бутыль.
– Тебе как врачу не следовало бы желать другим такого, Эрнест.
– Мне как врачу виднее, что они с нами сделали, – огрызнулся Док. – Загнали в яму, как медведей.
– Пошли отсюда, – сказал Стив. – Сейчас начнут выяснять, кто нас завоевал – русские или китайцы.
– Или французы. – Я соскользнул со скамьи и глотнул на прощанье из стариковой бутыли. Том отвесил мне тумака и крикнул:
– Идите отсюда, неблагодарные юнцы. Не желаете слушать историю.
– В книжках прочитаем, – сказал Стив. – Они не напиваются.
– Чего мелет! – сказал Том. Его дружки рассмеялись. – Научил его читать, а он говорит, что я пьян.
– От твоей учебы у них мозги набекрень, – сказал Леонард. – Ты часом книжки не вверх ногами держишь?
Мы ушли, провожаемые подобными замечаниями, и враскачку направились к рыжему дереву. Это был огромный старый дуб, один из полудюжины в парке, на его ветвях висели обернутые рыжей прозрачной пластмассой газовые фонари – знак мусорщиков из центрального округа Ориндж. Здесь ближе к середине ночи собиралась наша компания. Никого из Онофре мы не нашли, поэтому уселись в обнимку на траве и принялись отпускать похабные шуточки на счет прохожих. Стив жестом подозвал продавца спиртного и купил за два десятицентовика бутылку текилы. «Вернешь назад без трещины, иначе жди затрещины», – пропел, уходя, продавец. По другую сторону оранжевого дерева жужжал и потрескивал маленький педальный движок – компания мусорщиков подключила к нему маленькую микроволновую духовку и пекла шматы мяса с целыми картофелинами. «Разогрей и ешь! – орали они. – Вот так чудо-печь! Разогрей и ешь!» Я глотнул текилы – крепкое зелье, но во хмелю хотелось пьянеть еще больше – и объявил Стиву:
– Я хорош. Borracho. Aplastaaaa-do [5].
– Оно и видно, – сказал Стив. – Глянь, сколько серебра. – Он указал на мусорщицу в тяжелом ожерелье. – Глянь! – Приложился к бутылке. – Хэнкер, эти люди богаты. Могут делать что угодно. Идти, куда захотят. Быть кем вздумается. Мы должны раздобыть серебра. Как угодно. Жить – это не просто день за днем ковыряться на одном клочке земли ради пропитания, Генри. Так живут звери. Но мы – люди, Хэнкер, люди, не забывай, и Онофре для нас мал, мы не можем прожить всю жизнь в одной долине, как коровы, жуя жвачку. Жуя жвачку и дожидаясь, пока нас запихнут в чудо-печь и спекут… Хм… Дай-ка мне еще глотнуть, Хэнкер, друг сердечный, меня внезапно охватил приступ неутолимой жажды.
– В самом себе живет бессмертный дух, – мрачно заметил я, передавая ему бутылку. Обоим уже не стоило пить, но, когда подошли Габби, Ребл, Кэтрин и Кристин, мы помогли им прикончить еще бутылек. Стив позабыл про серебро и стал целоваться с Кэтрин – за ее рыжими волосами не было видно, как они это делают. Оркестр – труба, кларнет, два саксофона и басовая скрипка – заиграл снова, и мы затянули под музыку: «Матильда», «О, Сюзанна» или «Я только что видел». Мелисса подошла и села рядом. Я обнял ее и понял – она пила и курила. Из-за Мелиссиного плеча мне подмигнула Кэтрин. Оркестр наяривал, вокруг оранжевого дерева собиралось все больше народу, и скоро мы уже ничего не видели, кроме ног. Сперва мы в шутку угадывали горожан по одним ногам, а потом потанцевали вокруг дерева вместе со всеми.
Много позже мы двинулись к лагерю. Это было здорово. Мы пробились через поющую толпу, вернули бутылки продавцу и вышли на аллею, пошатываясь, держась за руки и горланя «Большие надежды» под стихающие звуки оркестра.
На полпути из-за деревьев выскочила компания. Меня грубо бросили на землю. Я с ругательствами вскочил. Слышались крики и вой, кто-то падал, катался по земле и злобно орал: «Какого…» Две компании разделились и встали стенка на стенку. В свете фонаря я узнал ребят из Сан-Клементе. На всех были одинаковые, красные в белую полоску, рубахи.
– Ох, – сказал Николен тоном усталого презрения. – Это они.
Один из вожаков, парень с отметиной от брошенного камня, выступил на свет и нехорошо улыбнулся. Мочки ушей у него были в клочьях от выдранных в драке серег, тем не менее в левой и сейчас красовались две золотые, а в правой – две серебряные сережки.
– Привет, Дол Грин, – сказал Николен.
– Деткам нельзя ходить в Сан-Клементе ночью, – сказал мусорщик.
– Какой-такой Клементе? – невинно осведомился Николен. – К северу от нас ничего нет, только развалины, развалины, развалины…
– Детки могут забояться. Они могут услышать вой, – продолжал Дол Грин. Ребята за его спиной затянули: «ухмммммммм-иииииииихххххх», то выше, то ниже, как сирена, которую мы слышали той ночью. Вожак сказал: – Вашим нечего делать у нас в городе. Другой раз так легко не уйдете…
Николен осклабился:
– Давно мертвечинкой лакомился?
На него набросились; мы с Габби поторопились встать рядом, чтобы Стива не окружили. Впрочем, он ловко молотил мусорщиков башмаком под коленки и самозабвенно выкрикивал: «Коршуны! Шакалы! Крысы помоечные! Старьевщики!» Я держался начеку – мусорщиков было больше, и у каждого на пальцах перстни…
Шерифы накинулись на нас с криком: «Это что? Прекратите! Эй!» Я снова очутился в грязи вместе с большинством дерущихся. Встать оказалось непросто.
– Гребите отсюда, парни, – сказал один из шерифов, здоровенный, на голову выше Стива, которого держал за ворот. – Еще раз придется вас разнимать – запретим появляться на толкучках. А теперь валите, пока еще не схлопотали.
Мы догнали девушек – Кристин и Ребл дрались наравне с нами, но остальные предпочли держаться в сторонке – и зашагали по аллее. За спиной ребята из Сан-Клементе снова завыли сиреной: «ухммммммиииии-ухмммммиииии-ухмммммиииии…»
– Черт! – сказал Николен, обнимая Кэтрин за талию. – Как бы мы им врезали…
Кэтрин, не в силах больше хмуриться, рассмеялась:
– Их двое на одного!
– А что, Кэт, может, это нам как раз по вкусу? Все согласились, что мы поколотили бы мусорщиков, и в отличном настроении двинулись к костру. Мелисса догнала меня и взяла под руку. Возле лагеря она сбавила шаг. Я понял, к чему она клонит, свернул в рощицу и встал, прислонясь к лавровому дереву.
– Ты здорово дерешься, – сказала Мелисса. Мы целовались долго-долго, потом она вся обмякла и повисла на мне. Я сполз по стволу, царапая корой спину.
На земле я оказался наполовину сверху, наполовину сбоку от нее, ноги наши переплелись – ужасно неудобно, но в висках у меня застучало. Мы целовались без передышки, ее частое прерывистое дыхание щекотало мне лицо. Я попытался было залезть ей рукой в трусы, но не дотянулся, поэтому задрал блузку и ухватился за грудь. Мелисса куснула меня в шею. По телу пробежала дрожь. Кто-то шел по аллее с фонарем, и на секунду я увидел Мелиссино плечо: светлая кожа, перекрученная грязная лямка белого лифчика, грудь колышется под моей рукой… Мы целовались, а эта картинка так и стояла перед моими закрытыми глазами.
Она отодвинулась:
– Ох, Генри. Я сказала папе, что скоро вернусь. Он будет меня искать.
Я поцеловал ее в надутые губки, едва различимые в темноте.
– Ладно. В другой раз.
Я был так пьян, что не почувствовал разочарования – еще пять минут я ничего такого не ждал, и вернуться к прежнему состоянию оказалось легко. Все было легко. Помог Мелиссе подняться, снял со спины кусок коры. Рассмеялся.
Проводив Мелиссу к отцовскому навесу и поцеловав разок на прощанье, я пошел в рощу пописать. За деревьями по-прежнему светился кострами лагерь мусорщиков, оттуда неслись звуки «Прекрасной Америки». Я стал подпевать вполголоса. Старая мелодия переполняла мое сердце.
