Сенная площадь - Катерли Нина (бесплатные серии книг .TXT) 📗
- Ишь ты, "пропаганда"! Пошутил я. И куда их нам, эти иконы, всю комнату портить. Только тогда скажи другое: как вам Христос велел, "не воруй"?
- Не укради.
- А из чего ты пододеяльник вчера строчила?
- Ой, да отвяжись ты с глупостями!
- Нет, а все же: купила бязь на свои или все-таки с завода приволокла?
- Это не воровство. Воровство, это если у людей, а я со склада. Там этой бязи знаешь сколько валяется? Девятый год работаю, все валяется, скоро в утиль спишут. Не я возьму, другие в два раза больше утащат. Не обеднеет твое государство, все берут - и ничего. Хоть ваш начальник цеха, а хоть и замдиректора.
- По-твоему, честно?
- А на улице если нашел, поднять - честно? Да хватит тебе болтать лишь бы что! Не на собрании. Доедай и ложись, я уже постелилась. Разговорился тут, депутат!
- Дуська, не нервничай, я так. Тебя дразню. Борщ вкусный, будь здоров! Хорошо, когда жена дома.
- Ясное дело, гулять - не работать! Ой, чуть не забыла! Эти-то в Израиль собрались.
- Кто?
- Лазаря жена с Петуховым, ну, с начальником-то. Чего делаешь квадратные глаза? К Петухову она ушла, уезжают в Израиль.
- Ну?!
- Вот и "ну". Татьяна в нервную больницу попала.
- Ну, дают. Не ожидал от Петухова. Все было: машина казенная, по заграницам бесплатно ездил. У кого все есть, всегда мало.
- Я вот думаю, а может, он еврей? Похож.
- Ладно, Евдокия, я спать пошел. Хрен с ними со всеми, нас, слава Богу, не касается, я с этим Петуховым и знаком, считай не был - "здрасте досвиданья".
И верно, - прав Семенов, не касается. И пусть он спит, слесарь шестого разряда, золотые руки, ударник труда. Он не после гулянки спит, а после смены.
А мы посидим еще немного около батареи парового отопления, неделю назад выкрашенной масляной краской в голубой цвет. Молча посидим, чтоб не мешать, только отодвинем жесткую, накрахмаленную занавеску и поглядим за окно, где среди темного, осевшего снега раскинули ветки мокрые деревья.
Тает, со вчерашнего дня тает, с крыш вода течет и капли стучат по железному карнизу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПРАЗДНИК
1
Если в первомайский день посмотреть с вертолета, праздничная площадь похожа на лохань, в которой стирают белье. Колышется, плывет многоцветная пена, лопаются в воздухе пузыри воздушных шаров, ручьями стекает в улицы толпа, устало опустив свернутые, отслужившие знамена, волоча по земле тяжелые портреты.
Если же посмотреть с вертолета на Марсово поле - это тоже очень внушительное зрелище: точно факелы, поднялись над ним обернутые красными полотнищами фонари, расставленные какими-то особыми геометрическими фигурами, только с высоты различимыми и понятными. А в самом центре днем и ночью вечным пламенем полыхает желтый костер.
Красные флаги хлопочут на ветру вдоль решетки Кировского моста, красные флаги свисают со стен домов, красные флаги в руках тысяч людей, заполнивших в это праздничное утро улицы, набережные, переулки и скверы. Красные улицы, красные набережные, красные переулки и скверы. Красный город, если смотреть с вертолета.
И красные повязки на рукавах румяных дружинников, смотрящих с женщиной в несвежем белом халате около белой машины с крестом во лбу.
- Проезд закрыт. Прохода нет, нельзя здесь, - устало повторяет и повторяет один из дружинников, главный, не в первый раз произносит он эти слова и давно бы надо гаркнуть, но он говорит так тихо только потому, что - воспитанный человек не может грубить пожилой женщине, да и неохота портить настроение в такой день. Но, наверное, тоже не в первый, похоже, в десятый раз твердит свое бестолковая и настырная докторша, талдычит охрипшим сломанным голосом:
- Там возможен инфаркт, вы что, не слышите?! Там инфаркт, понимаете, нет?
- Проезд закрыт, - из последних сил говорит дружинник, даже и теперь не повышая голоса. - Видите, грузовики? Ваша машина просто не пройдет, что я могу сделать?
Грузовики стоят сомкнутым жестоким строем, перегородив улицу. Врачиха замолкает, - дошло наконец. Секунду она бессмысленно топчется, уставившись на широкий, неумолимый зад грузовика, потом мрачно лезет в свою машину и громко хлопает дверцей. Взревывает мотор и, медленно развернувшись, "скорая" уезжает искать объезд.
А на Марсовом Поле уже толпа - флаги, портреты, шары - хлынула демонстрация.
2
Приглашение на трибуну Петру Васильевичу Тютину прислал Совет ветеранов. Помнят, черти, ценят, уважают старого солдата, опять смотрите с_о_л_д_а_т_а_, не мастера, тем более, не пенсионера, а именно солдата!
Получив пригласительный билет, старик долго ходил с ним по квартире, показал жене и Дусе Семеновой, потом пошел во двор, тоже показал кое-кому, а еще позвонил на работе Анне и торжественно объявил, что берет с собой на площадь обоих внуков, Тимофея и Даниила. Дочь, однако, сказала, что долгосрочный прогноз обещал холодную погоду и осадки, а мальчики оба кашляют пусть лучше посидят дома. Ну, что ты скажешь! Обычная женская глупость, как будто не ясно - для любого мальчишки пойти с дедом-фронтовиком на трибуну в сто раз полезнее для жизни любых горчичников с микстурами! Петр Васильевич крякнул, выгреб из кармана груду двухкопеечных и принялся названивать друзьям: поздравлял с наступающим, спрашивал, как в части здоровья, встретимся ли на День Победы, а в конце, между прочим, сообщал, что вот хочешь - не хочешь, а первого мая придется идти на трибуну, Совет ветеранов требует, билет на дом принесли, так что болен, - здоров, никого не касается, будь любезен явиться в 10.00 и принимать парад трудящихся, товарищ Тютин.
В день праздника с утра хлестал дождь, ползали по небу мордастые и злобные тучи, похожие на армии Антанты со старого плаката, и в груди жало, в силу чего Петр Васильевич тайком от жены принял нитроглицерин.
Марья Сидоровна несколько раз с тревогой поглядывала на мужа, но сказать ему, чтоб остался дома, не смела, да и правильно: что без толку раздражать старика?
До Дворцовой Тютин добрался быстро и хорошо, дождь как раз попритих, по звенящим от репродукторов улицам бежали опаздывающие на демонстрацию, многие, конечно, уже хвативши, нехорошо вообще-то - с утра, да у кого язык повернется осудить - такой день! Еще во дворе Петр Васильевич столкнулся с Анатолием. Тот был в сбитой на затылок кожаной шляпе, в расстегнутой нейлоновой куртке, с распахнутым воротом белой рубахи.
- С праздничком, Петр Васильевич! - рявкнул Анатолий, и на Тютина понесло сивухой.
- Тебя также, - сдержанно отозвался Петр Васильевич. Анатолий ему не нравился.
- Демонстрировать идете? - не ответил тот. - А и я тоже. Знамя до Дворцовой понесу, у нас за знамя два отгула обещали.
- Постеснялся бы ты, Анатолий! - все же не выдержал Тютин. - Кто это у вас придумал такой цинизм? Вот, напишу в райком. И ты - хорош! Это же честь - нести заводское знамя!
- Не смеши человека в нерабочий день, папуля! "Честь"! Это все словечки из до нашей эры. Вы уж их их забирайте с собой на заслуженный отдых, а нам давай деньгами.
Тютин больше не стал разговаривать с дураком, ушел, но настроение все-таки подпортил, паршивец, и сердце опять засосало. Как у них все просто, черт его знает! Такой за целковый будет тебе крест вокруг церкви на Пасху таскать, ничем не побрезгует, лишь бы платили, беспринципность полная. Это поколение такое - горя не знали. Черт с ним, паршивая овца, хороших людей у нас намного больше.
...Что там ни говори, а приятно стоять на трибуне среди заслуженных людей, почти рядом с руководителями города, приветствовать, - руку к шляпе, проходящие мимо мокрые, но все равно веселые, гулкие колонны. Демонстрация только еще вступила на площадь.
- Слава советским женщинам!
- Ур-р-а-а!
Это уж верно, слава, сколько они на своих плечах вытащили, наши бабенки, и до сих пор тащат. А вон идут - нарядные, красивые, точно не они - и у станков, и на машинах, и в поле. Нету в мире красивей наших женщин, знаю, Европу прошел, повидал. Нету!
