ЧУЖАЯ АГОНИЯ Сборник научно-фантастических рассказов - Браун Фредерик (книги полностью бесплатно TXT) 📗
— В этом-то и дело, — сказал Фаулер. — Таузер будет несчастен, если я оставлю его одного.
Это был не тот Юпитер, который он знал по телевизору. Реальность превзошла его ожидания.
Он был готов к аммиачным ливням и зловонным испарениям и оглушающему, грохочущему буйству штормов. Он был готов к водовороту туч и туманов, вспышкам чудовищных молний.
Но он не был готов к тому, что сбивающий с ног ливень превратится в лиловый туман, дрейфующий подобно тени над красной и лиловой поверхностью газона. И разве мог он предположить, что змеевидные молнии предстанут вспышками чистого восторга на фоне цветного неба.
Ожидая Таузера, Фаулер размял мускулы нового тела, радостно изумляясь ощущению ровной, гибкой силы. Неплохое тело, решил он и состроил гримасу при воспоминании о том, как он жалел лоуперов, когда мельком видел их изображение на телевизионном экране.
Трудно было себе представить живой организм, основанный на аммиаке и водороде, а не воде и кислороде, и трудно было поверить, что такая форма жизни способна испытывать ту же радость жизни, что и человек. Трудно было вообразить возможность жизни в бушующем тумане Юпитера, не зная, конечно, что глаза юпитерианца видели все совсем иначе.
Ветер касался его тела своими мягкими пальцами, и он вдруг вспомнил, что по земным стандартам это был не ветер, а настоящий ураган, наполненный смертоносными газами, со скоростью 200 миль в час.
Приятные запахи окутывали его тело, хотя нет, их нельзя было назвать запахами в привычном смысле. Казалось, весь он состоял из запаха лаванды. Это было что-то, чему он не находил названия, — без сомнения первая из многих загадок. Он понимал, что слова, символы мыслей, служившие ему как землянину, не будут существовать для юпитерианца.
Шлюз сбоку купола открылся, и Таузер выскочил на волю — во всяком случае, он думал, что это должен был быть Таузер.
Он хотел позвать собаку, его разум формулировал слова, которые он хотел произнести. Но он не мог этого сделать. Не было способа их произнести. Не было чем сказать.
На секунду разум его охватила паника, слепой страх разлетелся облачками по всему мозгу.
Как разговаривают юпитерианцы? Как?
Неожиданно он ощутил присутствие Таузера, явственно почувствовал неумелое, но искреннее дружелюбие косматого животного, которое было с ним на различных планетах. Так почувствовал, как будто Таузер, его естество, на секунду вселилось внутрь его мозга.
И среди приветственного бормотания, которое он ощущал, пришли слова.
— Привет, приятель.
В действительности это были не слова, нечто лучшее, чем слова. Мыслительные символы в его мозгу передавали такие оттенки значений, которые слова передать никогда не смогут.
— Привет, Таузер, — ответил он.
— Отлично себя чувствую, — сказал Таузер. — Как будто я опять щенок, последнее время состояние у меня было неважное. Ноги одеревенели и зубы искрошились почти до корней. Косточку едва мог одолеть с такими зубами. А тут еще блохи совсем жить не давали. А раньше я и внимания-то на них не обращал. Парой блох меньше или больше ничего не значило в молодости.
— Но… но, — мысли Фаулера спутались. — Ты со мной разговариваешь?!
— Само собой, — ответил Таузер. — Я всегда разговаривал с тобой, но ты меня не слышал. Я пытался общаться с тобой, но не умел.
— Я понимал тебя иногда, — сказал Фаулер.
— Не слишком хорошо у тебя это получалось, — сказал Таузер. — Ты знал, когда я хотел есть, пить или погулять, но и только.
— Прости, — сказал Фаулер.
— Забудь это, — сказал ему Таузер. — Побежим до скалы.
В первый раз Фаулер увидел скалу, очевидно, находящуюся за много миль, но странной кристаллической красотой выделяющуюся на фоне многоцветных облаков.
Фаулер заколебался. — Это далеко.
— А, не мешкай, — сказал Таузер и взял курс на скалу.
Фаулер последовал за ним, контролируя состояние ног, пробуя силу своего нового тела, в первый момент с сомнением, которое быстро сменилось чувством радостного изумления. И с этим ощущением радости, как-то сливавшимся в одно целое с красным и лиловым фоном, дрейфующим дымом дождя, он продолжал свой бег.
Пока он бежал, до него стало доходить ощущение музыки, она поразила его тело, волнами омывала его естество, поднимая на крыльях серебряной скорости. Музыка…
По мере того, как скала становилась все ближе, музыка углублялась и заполняла вселенную магическим звуком. И он знал, что музыку рождал водопад, падающий со сверкающей скалы.
Но это, он знал, был не водопад, а аммиакопад, и скала была белой из-за отвердевшего кислорода.
Он резко остановился рядом с Таузером, там, где водопад разбивался на переливающуюся многими сотнями цветов радугу. Многими сотнями в буквальном смысле, так как здесь не было плавных переходов, видимых глазом человека, а была четкая селективность.
— Музыка, — сказал Таузер.
— Да, и что?
— Музыка, — сказал Таузер, — есть вибрации. Вибрации, создаваемые падающей водой.
— Но, Таузер, ты же ничего об этом не знаешь.
— Да, — согласился Таузер. — Мысль просто возникла у меня в голове.
Фаулер мысленно поперхнулся. — Просто возникла!
Внезапно он понял, что держит в голове формулу — формулу процесса обработки металла, которая позволит ему выдерживать давление атмосферы Юпитера.
Он ошеломленно смотрел на водопад и моментально его разум сложил многообразие цветов и поместил их в точной последовательности спектра. Именно так, просто из голубого неба. Из ничего, ибо он ничего не знал ни о металлах, ни о цветах.
— Таузер, — закричал он. — Таузер, что-то происходит с нами.
— Да, я знаю, — ответил Таузер.
— Наш мозг, — сказал Фаулер. — Мы его используем полностью, до самой последней клетки, и познаем вещи, знать которые нам бы следовало все это время. Может быть, мозг выходцев с Земли изначально затуманен и медленно соображает. Может быть, во Вселенной мы — слабоумные, вынуждены всегда идти по трудному пути.
И в этот момент внезапно наступившей резкой ясности мыслей он понял, что не только цвета водопада или металлы позволяют выдержать давление атмосферы. Его ощущения стали иными, пока не до конца ясными. Смутный шепот, намекающий о чем-то большем, о тайнах, не постижимых для разума человека, и даже недоступных его воображению, тайнах, в действительности основанных на стройных логических построениях, и потому раскрываемых, если разум способен использовать всю свою мощь.
— Мы все еще Земляне, — сказал он. — Мы только начинаем изучать то, что нам следует знать, — начала, недоступные нам, землянам, возможно, именно потому, что мы — земляне. Потому что наши земные тела — жалки. Они оснащены малопригодным мыслительным аппаратом. Одни функции, необходимые для развития чувств и ощущений, едва развиты, другие, без которых познание истины невозможно, просто отсутствуют.
Он задумчиво посмотрел назад, на кажущийся крошечным из-за такого расстояния черный купол.
Там оставались люди, не способные увидеть красоту Юпитера. Люди, думающие, будто круговерть облаков и плети дождей затемняли лицо планеты. Невидящие глаза людей. Бедные глаза, которым недоступна красота туч. Глаза, не способные увидеть сквозь шторм. Тела, не способные почувствовать волнение трепетной музыки, рождаемой потоком звенящей воды.
Люди, одиноко бредущие, общающиеся при помощи языка, подобно бойскаутам, флажками передающими свои сообщения, не умеющие непосредственно контактировать с разумом другого, как он может прямо войти в контакт с разумом Таузера. И они навечно лишены этой возможности интимного общения с другими живыми существами.
Он, Фаулер, готовился встретить на поверхности мерзких тварей, наводящих ужас, предугадывать подстерегающие опасности, заранее готовился к преодолению чувства отвращения, вероятного в ситуации, невозможной на Земле.
И вместо этого он чувствовал себя много лучше, чем когда-либо на Земле. Сильное и уверенное тело. Яркая радость, более глубокое ощущение полноты жизни. Острый ум. Мир прекрасного, не доступный воображению даже в мечтах на Земле.
