Журнал «Если», 2000 № 04 - Уильямс Шон (читаем книги .TXT) 📗
— Прошу вас, — сказал Виктор, учтиво выпроваживая обеих за перегородку. — Давайте поговорим на кухне. Вы уже обедали, Зо?
— Да, спасибо, — ответила Зоранна, — я поела в дороге.
Ей пришлось пройти сквозь кровать, на которой корчился от боли неведомый мужчина; иначе на кухню никак нельзя было попасть.
— Извините, — проронила она. Похоже, он привык к подобному обращению, так как просто закрыл глаза, пропуская ее.
Кухня представляла собой всего лишь часть гостиной, отгороженную шкафами и стойкой. Там тоже не обошлось без койки, но лежавший на ней седой старик с разинутым ртом то ли спал, то ли находился в коме.
— Думаю, Эдварду какое-то время будет не до нас, — проговорил Виктор. — Комп, сотри эту голограмму. Извините, Эдвард, но нам нужно место.
Голограмма исчезла, и Виктор пригласил Зоранну сесть на табурет у стойки.
— Хотите чаю? Может быть, капельку коньяка?
— Спасибо, — произнесла Зоранна, примостившись на табурете и скрестив ноги. Чай — это прекрасно.
Ее сестра, войдя в кухню, откинула сиденье «ходунков» и собиралась уже присесть — но тут из спальни донесся душераздирающий стон.
— Нэ-э-э-нси, — взывал голос (мужской или женский, неясно). — Нэ-э-энси, вы мне очень нужны.
— Извини, — сказала Нэнси.
— Я схожу с тобой, — заявила Зоранна.
Спальня оказалась вполовину меньше гостиной. Голографических кроватей в ней тоже было в два раза меньше. У дальней стены стояла еще одна — настоящая. На нее Зоранна и села. Тумбочка, приспособленная под шкаф ниша, столик-трюмо. В шкафу висела недешевая на вид мужская одежда. Из-под тумбочки торчали мужские тапочки. Над тумбочкой висела голограмма: трансляция футбольного матча. Крохотные спортсмены в ярких майках носились по полю размером с салфетку. Звук был отключен.
Нэнси уселась под женщиной с отечным лицом, чья койка была на потолке.
— Что ты, собственно, делаешь с этими людьми? — спросила Зоранна.
— В основном слушаю, — отозвалась Нэнси. — Я помощница в госпитале.
— Зачем? — поразилась Зоранна. — Я ведь посылала тебе деньги.
— Мне это нужно. — Нэнси задрала голову к женщине: — Я здесь, миссис Хурли. На что жалуетесь?
Зоранна принялась рассматривать голограммы. Как и в гостиной, каждая кровать транслировалась отдельно. В углу всех кадров виднелись эмблема телекоммуникационной сети и счетчик. За все это интерактивное эфирное время кто-то выкладывает неплохие денежки.
Разглядев Нэнси, женщина начала причитать:
— Ой, Нэнси, спасибо, хоть вы меня не бросили. Я лежу вся сырая, но они отказываются сменить белье, пока я не подпишу какое-то разрешение. Какое разрешение, зачем подписывать — никак не пойму.
— Милая, а разрешение у вас здесь? — поинтересовалась Нэнси. — Хорошо, покажите его мне, — и миссис Хурли дрожащими руками протянула Нэнси какой-то лист. — Комп, — распорядилась Нэнси, — скопируй этот документ и выведи. — На стене спальни возник огромный прямоугольник с текстом. — Миссис Хурли, это разрешение на то, чтобы санитары помогли вам покончить с собой. Вы не обязаны его подписывать, если не хотите.
Женщина испуганно распахнула глаза:
— А я хочу, Нэнси?
В дверях появился Виктор.
— Нет! — вскричал он. — Ни в коем случае ничего не подписывайте!
— Т-с-с, — прошептала Нэнси.
Виктор вошел в спальню, проходя сквозь тела и кровати.
— Не подписывайте себе смертный приговор, миссис Хурли. — Женщина, казалось, еще больше перепугалась. — Мы вернулись к древнеримскому строю! — зычно объявил Виктор. — Слуги и хозяева! Рабы и плутократы! О, где ты, благословенный средний класс? Как нам сейчас тебя не хватает!
— Виктор, — сурово произнесла Нэнси, указывая на дверь. Затем кивнула Зоранне. — И-ты тоже. Идите, выпейте чайку. Я подойду попозже.
Зоранна вышла вслед за Виктором на кухню, села у стойки, наблюдая, как он ставит на стол чашки и блюдца, сахарницу, блюдо с псев-досоевыми лимонами, распаковывает и нарезает темно-коричневый кекс. Очевидно, в этой кухне он находился не на правах гостя.
— Что они сделали с твоей сестрой, эти мерзавцы! — проговорил Виктор.
— Какие мерзавцы? Что с ней сделали?
Виктор налил в заварочный чайник кипяток.
— Она буквально жила школой.
— Школой? — не поверила своим ушам Зоранна. — Вы говорите о том, что кончилось тридцать лет назад!
— Но это единственное дело, которое было ей по душе.
— Ой, какая жалость! — саркастически протянула Зоранна. — Нам всем пришлось расплатиться за долголетие. Как преподавать в начальной школе, если детей больше не рожают? Значит, переучивайся! Жизнь продолжается. Достаточно стать членом такой вот организации, — Зоранна взмахнула рукой, указывая на возвышающуюся наверху башню, — и пропитание до самой смерти гарантировано! Единственное, чего тебе не подадут на тарелке с голубой каемочкой — это долголетие! Его придется зарабатывать самому. А кто не может, тот просто никуда не годится, вот и все! — сообразив, что в соседней комнате медленно угасают две дюжины именно таких неумех, Зоранна перешла на шепот: — Неужели общество должно волочь этот балласт из столетия в столетие?
Виктор, рассмеявшись, накрыл ее руку своей огромной лапой.
— Я вижу, Зо, вы настоящий «вольный стрелок». Пиратка! Ах, если бы у всех была такая инициативность, такая неуемная жажда деятельности! Но, увы, мы не таковы. Мы жаждем простой тихой жизни, поэтому весь день стрижем клиентам волосы. Когда нам это надоедает, нас переучивают — обучают подрезать ногти. Когда нам и это приедается, мы умираем. Ибо чего у нас нет, так это рабских душ. Прирожденные рабы среди людей — драгоценная редкость, их следует ценить, холить и лелеять. Как повезло нашим хозяевам, что они открыли клонирование! Теперь им нужно всего лишь отыскать среди нас одного раболепного человека и выпустить в свет массовым тиражом. А все остальные пусть убираются к черту! — он убрал руку, чтобы налить чай, и Зоранна тут же почувствовала, что тоскует по его прикосновению. — Впрочем, у нас сегодня, можно сказать, праздник! Хватит о мрачном! — взревел он. — Как замечательно наконец-то свести знакомство с нашей знаменитой Зо! Нэнси только о вас и говорит. По ее словам, вы важная особа. Идете в ногу со временем и преуспеваете. Работаете следователем, — он уставился на Зоранну поверх чашки.
— Я действительно занималась розыском пропавших без вести — по поручению национальной полиции, — сообщила Зоранна. — Но забросила это занятие много лет назад. После того, как мы всех нашли.
— Всех нашли? — расхохотался Виктор, пристально глядя ей в лицо. Затем, отвернувшись, перевел взгляд на Нэнси, которая делала обход в гостиной.
— Ну а вы, мистер Воль? — спросила Зоранна. — На что вы живете?
— Что это еще за «мистер»? Я вам не «мистер», а Виктор! Мы с вами почти что родня!.. Разумеется, я живу не «на что», а «ради чего». Живу ради жизни. А вот на хлеб я зарабатываю уроками бальных танцев.
— Вы меня разыгрываете.
— Зачем мне вас разыгрывать? Я преподаю вальс, фокстрот, ча-ча-ча, — и, обхватив за талию воображаемую партнершу, он закачался в танце. — А также мерлец. Но мой конек — кубинское танго!
— Удивительно, — произнесла Зоранна. — И это так популярно, что АПГ ввела в свой штат преподавателя танцев?
Виктор театрально отшатнулся, изобразив на лице ужас.
— Я не имею никакого отношения к АПГ. Я такой же «вольный стрелок», как и вы.
— Понятно, — протянула она и поднесла к губам чашку. Как можно жить в Башне и не иметь отношения к АПГ? Или они с Нэнси официально женаты? Все равно АПГ крайне прижимисто распоряжается жилой площадью в своих зданиях.
«Жучок, — безмолвно проартикулировала она, — найди сведения о Викторе Воле в справочной Башни».
А вслух сказала:
— Ну и как, хорошо платят за уроки танцев?
— Отвратно, — Виктор воздел руки к потолку. — Искусство вообще дело не доходное. Но есть вещи поважнее денег. Впрочем, ваш намек мне понятен. Кушать хочется всегда, так что я не брезгую и другими занятиями. Например, консультирую джентльменов относительно содержимого их гардеробов. Это оплачивается лучше: джентльмены не любят появляться на публике без шика.
