Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и его собаки Альмы - Полещук Александр Лазаревич (книга жизни txt) 📗

Мы так и сделали.

Я не мог видеть виконта, когда он явился, но пол так и прогибался под тяжестью его тела. Он говорил громко и повелительно. Я слышал, как он разговаривал с моим хозяином, как гремел у нашей плиты, составляя эликсир, который должен будет превратить ртуть в золото. Потом он приказал своим воинам строго сторожить дом и уехал. Наступила тишина. Я выждал какое-то время, осторожно вылез из подвала, на ощупь подошел к печи, выплеснул ртуть на пол и положил на дно еще теплого тигля стерженек золота, который мы перед этим выплавили из золотой монеты. После этого я опять залез в подпол, стал прислушиваться и незаметно уснул. Когда я проснулся, через щели в полу уже проникал дневной свет и надо мной гремели шаги.

Виконт был в восторге. Он расписывал съехавшимся сюда рыцарям и воинам чудесный опыт «без всякого обмана», так как он сам, своей рукой положил в тигель все составы и эликсиры, сделавшие ртуть постоянной и превратив ее тем самым в золото.

— Теперь у меня есть свой алхимик! — донеслось до меня сверху. — И мне остается его… повесить, чтобы ничем не отличаться от моего соседа!

Эта грубая шутка была подхвачена находящимися наверху людьми, видимо хорошо осведомленными о какой-то зависти, снедавшей сердце виконта.

— Остается все проверить еще раз, — продолжал он немного погодя. — И за секрет вашего, как его, эликсира я заплачу вам тысячу монет из настоящего природного золота. Еще одну проверку!

Трудно описать мои мучения в следующую ночь. Воду я неосмотрительно выпил, и сейчас меня терзали холод и нестерпимая жажда.

Я едва дождался, пока наверху все успокоилось, торопливо выскользнул из подвала, быстро пробрался к тиглю, выплеснул из него ртуть и положил на его дно второй кусочек золота, из тех, что предусмотрительно вручил мне хозяин.

Я попробовал разыскать что-нибудь из съестного, но возле двери раздались голоса стражей, приставленных виконтом, и я в испуге бросился в подвал. В ужасе я думал о том, что если виконту придет в голову желание проверить в третий раз действие «эликсира», то мне просто придется умереть от жажды и голода.

На следующий день меня разбудили голоса наверху. Все говорили взволнованно, по-видимому золотой стерженек пошел по рукам.

Я ликовал и, пользуясь шумом, старался быстрыми движениями разогреть затекшие и замерзшие члены.

Вдруг наступила тишина, и я услышал громовой голос виконта.

— Готфрид Компьенский, — торжественно говорил виконт, — вы показали свое высокое искусство превращения ртути в золото! Вы доставили мне высокую радость почувствовать, что и у меня есть свой алхимик… Но радость моя была бы не полна, Готфрид Компьенский, или как вас там еще величают, если я не смог бы вас повесить… Все говорили бы: виконт Адальберон — простак, он попался на удочку нищего мошенника, а еще метит в графы… Так говорили бы, но так не скажут. Не скажут потому, что я гораздо больший маг и волшебник, Готфрид Компьенский, чем вы. Если первый раз я действительно плеснул в тигель это вонючее зелье, которое ты, бродяга, выдавал за чудодейственный эликсир, то во второй раз… во второй раз я оставил все как было. Я не произнес ни одного слова из того дьявольского заговора, который содержится в этом листке. Я не вылил ни капли «эликсира». Я просто потрогал тигель в печи и, приставив стражу, ушел… И ртуть превратилась в золото!.. Да, своим злокозненным мошенничеством ты, Готфрид Черт-тебя-знает, заслужил золото. И ты его получишь! Жуо, Роберт, возьмите десять монет, прикажите позолотить виселицу и вздерните на нее этого негодяя еще до захода солнца!.. Ты будешь качаться на золотой виселице, Готфрид Компьенский!

Я услышал вопль моего хозяина, звук обнажаемого оружия…

Вскоре над моей головой раздался грохот, кто-то разбивал стеклянную посуду, добытую нами с таким трудом. Зазвенели топоры. Рушились стены нашего пристанища, в котором мы провели столько славных минут в работе и размышлениях, а главное в тепле, уюте и сытости…

В невероятном страхе и тревоге я прислушивался к тому, что происходило наверху. Из обрывочных разговоров я понял, что дом будет разрушен и сожжен, так как кто-то по ночам подкладывал в тигель золото. Этот «кто-то» был я сам… Таким образом, мне предлагался выбор между позолоченной виселицей и тем костром, в который слуги виконта превращали наш амбар.

Ночью дом запылал. Языки пламени метались в щелях над моей головой. И должен сказать, что вначале мне стало приятно от тепла и вместе с теплом пришла надежда. Люди виконта, убедившись, что дом горит, покинули его, и я услыхал удаляющийся топот многих коней.

Новая беда подстерегала меня. Люк, на который, по-видимому, свалились бревна, не открывался. Тщетно я бился, напрягая все свои силы, чтобы приподнять его хоть немного, но все было напрасно. Наконец после многих усилий бревно, удерживавшее люк, соскользнуло с него, и я выполз наружу. Разрушенный дом тлел, густой снег валил на него, с шипением гася огонь, Я, обжигаясь о горящие бревна, выбрался из дома, загасил тлевшую на мне одежду и побрел в сторону леса. Оглядываясь и вздрагивая, я брел вдоль опушки. К утру вышел на дорогу, покрытую следами лошадей и пешеходов. Снег начал таять, небо было безоблачным, и солнце ярко светило. Вдруг невдалеке на холме ярко блеснуло какое-то сооружение. Вокруг никого не было. И, когда я подошел ближе, моим глазам представилась ужасная картина: мой хозяин висел на блестевшей позолотой виселице. Я, не помня себя, подбежал и обнял холодный деревянный столб. Сквозь слезы я рассмотрел над собой какую-то дощечку с прибитой к ней надписью. Смысл ее не сразу дошел до меня:

Сзади раздался звук шагов. Я быстро обернулся и увидел рыцаря в полном вооружении. Я узнал его: это был тот самый крестоносец, который пил вино и пел песни вместе с моим хозяином. Внизу под холмом застыли всадники в полном вооружении.

Рыцарь медленно вынул меч и обрубил веревку. Несколько слуг бросились ему на помощь, бережно подхватили тело моего хозяина и унесли. Рыцарь, сорвав надпись, протянул ее мне. Она была сделана на пергаменте с арабскими письменами, присланном виконтом Юлихским. Я бережно спрятал ее на груди.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой продолжается жизнеописание Одо Меканикуса

И вновь начались мои странствия. Летом я ушел из этих мест, пересек Шампань и Бургундию. Я рос в странствиях. И все, чему успел научить меня мой незабвенный хозяин, сослужило мне верную службу. В тавернах я предлагал свои услуги для чтения книг вслух, если они случайно были у кого-нибудь из постояльцев, и всегда находились благодарные и нескупые слушатели. Я никому не рассказывал, кто я и откуда. Да и кому какое дело было до меня! Но вот однажды, это случилось в Бурже, со мной разговорился некий очень богатый, как я судил по его одежде и обхождению, и внимательный господин. Разговорился и я, больше, чем обычно. Мои злоключения заинтересовали его. И он неожиданно сказал, что у него нет слуги и что я ему подхожу. Я помогал ему в дороге и» изведав ранее невзгоды одинокого бродяги, теперь старался изо всех сил. Меня поражало удивительное в моем новом господине: он был прост и высокомерен в одно и то же время. Он мог часами расспрашивать меня о том, что делал мой хозяин, посмеиваясь над нашими неудачами и проявляя такую осведомленность в делах алхимиков, что я стал думать, не алхимик ли он сам. Со всеми остальными он был высокомерен и горд. И каждому, кто с ним сталкивался, становилось ясно, что его короткий прямой клинок, с которым он никогда не расставался, подвешен к поясу отнюдь не для красоты.

Со многими приключениями и испытаниями добрались мы до Тосканы. Я никак не мог привыкнуть к бездонно-синему небу над головой, ведь в наших местах в это время года небо затянуто мутными, белыми облаками. Все было по-другому в этой чудесной стране. Здесь не было отдельных замков с десятками домиков у его стен и толпой крестьян в деревянных башмаках, которые под наблюдением минестериала — старшего из крепостных слуг графа или епископа — гонят в замок скот. Здесь были города. Я никогда таких раньше не видел. И Флоренция предстала передо мной как необыкновенное, сказочное чудо. Цветы, всюду цветы, зеленые и красные наряды женщин!.. А дворцы и церкви!.. Их высота поражала меня. У меня на родине церкви украшались тщательнее. Здесь не было, например, резных башенок с фигурками святых или рыцарей, как во Фландрии, но зданий такой высоты у меня на родине не строили…