Крик ангела (СИ) - Тулина Светлана (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Азирафаэль подумал и решил предпочесть сок: гемоглобин тот повышал ничуть не хуже красного вина, к тому же после него не придется лишний раз щипать Гавриила для протрезвления.
— Сам он ушел. Сам. Обиделся и ушел. Он же гордый, как… — Всевышний хмыкнула и качнула головой, словно сама себе не веря, — …как сам знаешь кто. Ну да тебе ли не знать? Все и всегда только сам.
При этих словах Всевышний раздраженно передернула плечами, и Азирафаэль порадовался тому, что Кроули этого не видит. Потому что Кроули тоже ими передергивал, когда злился, и вряд ли был бы счастлив узнать, что точно так же делает кто-то еще. К тому же учитывая личность этого кого-то и их сложные взаимоотношения и до Падения, и уж тем более после.
— Да не было никакого Падения! Нет, ну кое-кого тогда пришлось выгнать, не без этого. Надо же было как-то остановить этот срач и развести наиболее драчливых по разным углам… Или этажам. Чтобы опять не сцепились. Но ты кушай, кушай, не отвлекайся.
Азирафаэль и не отвлекался. Разве что на дышать. И старался не думать.
Последнее, правда, получалось плохо.
— А Ад — его они придумали позже, потом, и поначалу у каждого он был свой, ведь придумывал его каждый сам для себя, вот что в этом самое забавное. И кто виноват, что у большинства он получился сходным? Их самые потаенные страхи и безумные фантазии стали реальностью, чего больше всего боялись, то и воплотили. Неподходящая компания? Ну, можно сказать и так, смотря для чего не подходящая. Люцифер увел самых талантливых и креативных, тех, кто умел придумывать и творить лучше прочих. Вот они и сотворили… Каждый сам для себя, в качестве наказания. А потом воплотили, объединили и поверили, что это теперь для всех. И навсегда. Этот камень мне что, тоже надо было пытаться поднять?
Азирафаэль пил гранатовый сок пополам с благодатью, дышал и старался не думать (ну или хотя бы не думать слишком громко, если уж не думать вообще не получалось) о том, что вообще-то камни поднимать вовсе не обязательно. Можно было просто быть немножечко менее непостижимым. Можно было поговорить. Намекнуть. Объяснить. Дать возможность постичь, пусть и не целиком, но…. Дать просто возможность… Ладно, пусть не всем, но хотя бы тому, кто так и не успокоился, так и не перестал спорить и задавать вопросы, не научился за шесть тысяч лет. Кто всегда так переживал, что Небеса ему не отвечают, хотя и никогда никому не признался бы в этом даже под пыткой. Спорил, ругался, богохульствовал, кажется, даже молился или плакал — если полагал, что его никто не видит и не слышит.
И не получал в ответ ничего. Никогда. Ни слова…
Неужели в этом вселенском молчании был какой-то непостижимый смысл? Неужели нельзя было просто сказать, что все это ерунда и он может вернуться — просто вернуться, если (когда!) захочет?
Нет, Кроули не вернулся бы на Небеса, не после Потопа и Голгофы, Азирафаэль слишком хорошо его знал. Но вот сама возможность вернуться, сама неокончательность отлучения, небезнадежность… Это было бы для него подарком воистину бесценным. Просто возможность. Право выбирать самому. Право знать, что тебя слышат, что не отвергли.
Неужели так трудно для Той, по шевелению чьего мизинца зажигаются звезды, дать какой-нибудь знак, намек, символ? Вроде той же радуги, например…
Всевышний поморщилась. Глянула остро, голос Ее внезапно стал усталым:
— Умный, да? Думаешь, так просто заставить услышать хоть что-то того, кто не хочет слушать? Того, кто твердо уверен, что ему никогда не ответят…
И Азирафаэль понял, что о радуге он, пожалуй, подумал зря.
Глава 10. Выбирая обличья…
Сегодня к физраствору и кровезаменителям Азирафаэль добавил и клеточное питание: эфирно-оккультное тело Кроули раскукливаться пока что не собиралось, а человеческую оболочку в условиях отсутствия подпитки от тел высшего порядка требовалось кормить. Но ежедневный медицинский ритуал (еще один ритуал, Всевышний права) все равно получился укороченным: заливать благодатью ощетинившийся шипами песочный шар Азирафаэль не стал, поскольку собирался испробовать иную методику, для которой благодать должна была по максимуму оставаться в его собственных телах, как человеческом, так и эфирном.
Поменяться оболочками.
Эта идея пришла ему в голову вчера, когда он долго и безуспешно пытался втиснуться в собственное тело — под насмешливым взглядом Смерти это сделать оказалось не в пример сложнее, чем обычно, и в какой-то момент он даже запаниковал, решив, что ничего у него не получится и Смерть не напрасно все еще ждет у шкафа. Паника помогла: он сумел правильно дернуться, развернуться под нужным углом и таки скользнуть внутрь привычного тела, словно рука в перчатку. Вздохнул, расправляя легкие, пошевелил затекшими конечностями и даже сумел с первой попытки повернуть голову, намереваясь одарить Смерть торжествующим взглядом: не дождешься, мол! Не сумел: у книжного шкафа никого не было.
Но все время, пока Азирафаэль, пыхтя от натуги, обмирая от ужаса и шипя от злости (в переносном значении этих понятий, конечно, ибо астральные тела не способны на проявления столь грубых эмоциональных реакций), пытался залезть в собственную оболочку, словно в севший после слишком горячей стирки костюм, он видел рядом оболочку Кроули. Ему для этого даже голову поворачивать не приходилось, достаточно было задействовать хотя бы десятую часть из девятисот девяноста девяти имевшихся в наличии глаз.
Оболочка Кроули выглядела восхитительно пустой и свободной, маленький плотный шарик с шипами места почти что и не занимал. И, пожалуй, протиснуться в нее было бы даже легче, чем в собственную.
Этим следовало воспользоваться.
Не выпуская руки Кроули, Азирафаэль сплел их пальцы так, чтобы теперь, даже расслабившись, случайно не потерять контакт. Сел в кресло и откинулся на спинку. Положил вторую руку на подлокотник, покрутил головой, убеждаясь, что затылку удобно и плечам ничто не мешает. Закрыл глаза.
И осторожно двинулся по руке в чужую оболочку, которая сейчас изнутри выглядела практически необитаемой.
— Ты выглядишь усталым. Ничего не хочешь мне рассказать? Точно? Ну как знаешь, не стану настаивать. Я бы тебе рекомендовала форель под миндальным соусом, фосфор полезен для мозга.
Они опять сидели в креслах у окна, и столик между ними снова был заставлен вазочками, тарелочками и креманками. И как-то уже и в голову не приходило, что могло бы быть и по-другому. Всевышний опять оказалась непостижимо права: традиции складываются быстро.
За панорамным окном сегодня сияло солнце и не было никакой башни, ни Эйфелевой, ни Пизанской, ни даже Вавилонской [7]. Только белые скалы, обрывающиеся в ослепительно сверкающее море, только бескрайнее небо и солнце, выбивающее слезы из глаз… и радужные искры из граненых бокалов на маленьком столике.
Азирафаэль отвел взгляд.
О радуге думать не стоит, радуга слишком опасный символ, слишком близкий к… К тому, о чем тоже думать не стоит. Это «о чем думать не стоит» слишком провокационно и подводит к ненужным вопросам. Тем самым, за которыми следует Падение. И Всевышний может сколько угодно раз повторять, что никакого Падения не было, но вопросы-то были. И остаются. И главный из них: как и куда можно вернуться после того, как Потоп с Распятием уже случились?
И об этом не нужно думать в первую очередь.
Нужно дышать. Быстро и глубоко. И помнить о том, что сегодня будет вечер, что ничего не закончилось, что нельзя думать, будто все зря. Помнить, но не думать. Нельзя. Не зря. Просто рано еще. Рано и мало, надо еще, сегодня. И завтра. И сколько потребуется.
А значит — гранатовый сок. И рыба. И благодарно склоненная голова. И улыбка, такая же благодарная.
И дышать.
— А Люцифер — ну что Люцифер… Маленький обиженный мальчик… мстительный мальчик. Кто-то любит отрывать бабочкам крылья, а он… Он всегда начинал с глаз, и, боюсь, это моя вина. И зачем я только тогда пошутила, назвав звезды глазами ангелов?..
