Фея - Варли Джон Герберт (Херберт) (серия книг txt) 📗
— Именно это вы и должны сказать Рокки, когда она сюда доберется. Она должна знать, что все это проделала Гея. Если я усну, когда она здесь окажется, первым делом скажите ей это. Обещайте мне. Если я буду в бреду или уже не смогу говорить, вы должны ей это сказать.
— Я скажу ей, обещаю, — сказал Крис. И переглянулся с Робин.
Он решил, что Габи уже в бреду, и Робин молча с ним согласилась. Сирокко скорее всего мертва, а даже если, нет, крайне сомнительно, чтобы ей удалось раскидать гору камней, завалившую вход на лестницу.
— Вы не понимаете, — пробормотала Габи, оседая назад. — Ладно, я расскажу вам, чем мы на самом деле занимались, когда делали вид, что вывели вас обоих на небольшую прогулочку в парке.
Мы замышляли свергнуть Гею.
То, чем занимались Габи и Сирокко, было скорее поиском путей и средств, чем каким-то настоящим планом. Ни одна из них вовсе не была уверена, что вообще физически возможно свергнуть Гею или что от Геи как от существа можно избавиться, не разрушая Гею как тело. То самое тело, от которого всецело зависели их собственные жизни.
Как и многое в Гее, ситуация эта имела корни в далеком прошлом. Еще лет тридцать назад у Габи уже руки чесались изменить положение вещей. Сидя рядом с ней в мерцающей темноте, Робин слушала, как Габи рассказывает о том, что она до сих пор могла доверить только Сирокко.
— Долгое время Рокки и слышать об этом не хотела, — говорила Габи. — И я ее не виню. У нее была масса причин быть довольной тем, как все здесь тогда шло. У меня, между прочим, тоже. Жизнь в Гее вовсе не казалась мне ужасной. То и дело я натыкалась на что-то, что мне не нравилось, но, черт побери, — на Земле было еще хуже. По-моему, Вселенная вообще не слишком справедлива и не особенно хороша — неважно, управляется она живым Богом или нет. Я совершенно искренне верю, что если бы христианский Бог существовал, я ненавидела бы его куда больше, чем Гею. Ей до Него далеко.
И все-таки просто потому, что с этим божеством можно поговорить, просто потому, что она действительно есть, я говорила с ней и понимала, что она несет полную ответственность за происходящее, понимала, что каждая несправедливость, каждая бессмысленная гибель есть результат сознательного решения… и мне все труднее было с этим смириться. С раком, к примеру, я смиряюсь только потому, что знаю, что он растет сам — что никто его специально не выращивает и не решает опробовать на людях. На Земле так со всем. Если случается землетрясение, ты страдаешь, залечиваешь раны, собираешь осколки и движешься дальше — к тому, что Вселенная в следующий раз на тебя обрушит. Ты не попрекаешь Бога — по крайней мере, так делало большинство из тех, кого я знала.
Но, если правительство проводит закон, который тебе не по вкусу, ты поднимаешь хай. Ты либо решаешь сбросить ублюдков на следующих выборах, либо вознамериваешься лишить их власти другими методами. А почему? Да потому, что эти несправедливости исходят от людей, а не от безразличной Вселенной, и ты чувствуешь, что можешь с ними что-то поделать.
До меня довольно долго доходило, что и здесь все обстоит примерно так же, но, в конце концов, дошло. Препятствие заключалось в том, что я, поверите или нет, долгое время действительно думала о Гее как о богине. Так много похожего. Но ведь она не применяет никакой магии. Все, что она делает, — теоретически доступно и существам, подобным нам. Так что постепенно я отошла от представления о Гее как о богине и стала рассматривать ее примерно как муниципалитет. И, черт меня побери, удержаться от борьбы с муниципалитетом, кажется, не в моих силах. — Тут Габи снова схватил приступ кашля, и ей пришлось прерваться. Робин поднесла к ее губам мех с водой. Габи попила, затем со слезами на глазах оглядела собственное тело. — Сами видите, куда меня эта борьба завела.
Валья нежно погладила ее по голове.
— Теперь тебе нужно отдохнуть, — сказала титанида. — Тебе нужно беречь силы.
— Хорошо, — отозвалась Габи. — Но вначале нужно все выложить. — Несколько секунд Габи тяжело дышала, и Робин увидела, как глаза ее расширились от боли. Потом она попыталась привстать, но Валья удержала ее, тщательно стараясь не касаться обожженных участков. Пока Габи переводила дикий взгляд с нее на Криса, с Криса на Валью и обратно, Робин видела, как в измученных глазах растет понимание. Когда Габи заговорила, голос ее был почти детским.
— Ведь я… я умру? Да?
— Нет, надо только…
— Да, — с титанидской прямотой в вопросах жизни и смерти подтвердила Валья. — Надежды почти не осталось.
Габи вдохнула мучительный всхлип.
— Не хочу умирать, — простонала она. Потом снова попыталась сесть. Истерика придавала ей сил, чтобы еще бороться. — Я еще не готова. Пожалуйста, не дайте мне умереть, я не хочу умирать, я… не хочу… не дайте же мне умереть! — Тут Габи вдруг прекратила сопротивление и обмякла. Долго-долго слышались лишь ее горестные рыдания — так долго, что, когда Габи снова попыталась заговорить, речь ее сделалась неразборчивой. Робин наклонилась к самым ее губам.
— Я не хочу… умирать, — шептала Габи. И долгое время спустя, когда Робин уже решила, что она уснула: — Не знала, что бывает так больно.
Наконец она уснула.
Прошло, наверное, восемь часов, прежде чем Габи снова заговорила. Или шестнадцать — Робин не могла разобрать. Никто из них не ожидал, что она вообще проснется.
Следующие несколько часов Габи рассказывала им остаток истории. Силы ее иссякали на глазах; она уже едва могла поднять голову, чтобы глотнуть немного воды, а в этом она нуждалась все чаще и чаще, если вообще собиралась рассказывать дальше.
Из-за того, что она наглоталась огня, легкие ее теперь заполнялись слизью, и каждый выдох сопровождался бульканьем. Габи то и дело забывалась, начинала обращаться к своей матери и другим людям, давным-давно сошедшим в могилу, часто звала Сирокко. Но неизменно возвращалась к истории своей ереси, к рассказу о своей донкихотской и абсолютно провальной миссии, что имела целью свержение деспотичной власти, распоряжавшейся ее жизнью и жизнями всех, кто был ей дорог.
Габи поведала про обиды большие и малые. Подчас это оказывалось сущей ерундой — какие-то чисто личные оскорбления — но значили они порой больше крупных несправедливостей. Рассказала о введении института «вызовов», и как в ней год от года росло отвращение к тому, как несчастных людей принуждали драться и умирать ради увеселения божества, которому страсти менее сильные уже наскучили. В подробностях рассказала об издевательском отношении Геи к Фее и титанидам, пробежала список жутких игрушек Геи: длинный и позорный перечень, кульминацией которого стали бомбадули.
