Абсолютная Энциклопедия. Том 1 - Диксон Гордон Руперт (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Они отошли от муравейника и пошли осматривать другие достопримечательности поместья. Позже Хэл случайно услышал, как во время беседы бывший ученик сказал Уолтеру:
— По-моему, он очень смышленый мальчик.
Что ответил ему на это Уолтер, Хэл не расслышал. Но его сильно взволновал комплимент, заключенный в этих словах. Ни один из трех его учителей никогда так о нем не отзывался. Но впоследствии чем больше он размышлял об этом случае из своего детства, тем больше крепла в нем уверенность, что его вопрос не возник внезапно, в тот самый момент, а нашелся готовым в той части его сознания, с которой он тогда еще не был знаком. И, пережив заново с волнением этот случай теперь, через много лет, он из своего сна о давнем госте опять перенесся в реальность тюремной камеры.
Эти до сих пор недоступные ему пласты могли отложиться там очень давно, за пределами того времени, к которому способна прикоснуться его сознательная память. Возможно, они в какой-то степени окутаны мраком тайны, касающейся его самого: кто он и откуда явился.
Вслед за этой мыслью пришла другая: подсознание может знать то, чего не знает сознание. В нем должны оставить свой след и события, случившиеся прежде, чем он достиг того возраста, когда уже мог осознанно наблюдать за тем, что происходит вокруг него. Возможно, там хранятся сведения и о том, как все было на курьерском космическом корабле устаревшей конструкции, где его нашли еще ребенком. Он закрыл глаза и прижался спиной к холодной стене камеры, стремясь вновь избавиться от ощущения своего тела и получить возможность заглянуть в прошлое, предшествующее временам, запечатлевшимся в его памяти...
Но картина, появившаяся в конце концов в результате предпринятых им усилий в его воображении и представлявшая собой наполовину сон, наполовину возникшую вследствие самогипноза галлюцинацию, разочаровала его. Он смог увидеть нечто, весьма напоминающее помещение на корабле, но основную его часть или окутывал полумрак, или она находилась как бы не в фокусе. Отдельные места — кресло пилота, какие-то лампы, горящие ровным светом на пульте управления над ним, — были видны резко и отчетливо, так, как они запечатлелись в детском сознании. Но все остальное терялось где-то вдали или расплывалось до такой степени, что становилось неузнаваемым. Однако Хэл осознал, что видит перед собой помещение, в котором объединены функции главного салона и кабины управления того корабля, где его нашли. Но кроме данного факта, он не смог почерпнуть из этой картины ничего, что помогло бы найти ответ на мучивший его вопрос.
Хэл почувствовал острое разочарование, граничащее с гневом. В течение всей сознательной жизни он стремился выяснить свое происхождение, придумывая тысячи фантастических историй на эту тему. Теперь же словно какая-то сила намеренно не дает ему сделать это открытие в тот самый момент, когда он, как ему казалось, уже коснулся его кончиками пальцев. В расстройстве он устремил свои мысли в самые удаленные уголки подсознания со всей яростью человека, бегущего по пустынным коридорам, неистово колотящего кулаками в одну запертую дверь за другой и нигде не получающего никакого ответа. Но он все-таки сумел проникнуть за одну из таких дверей и внезапно очутился перед преградой, существование которой явилось для него полной неожиданностью.
Его воображение представило ему массивную круглую металлическую дверь, подобную тем, что устанавливают в сейфах. Это было искусственной преградой, и ему стало совершенно ясно, что ее воздвиг некто, гораздо более могущественный, чем его теперешнее «я», и поэтому следовало оставить всякие надежды прорваться сквозь нее силой. Она стояла на его пути и словно самим своим существованием непреклонно заявляла ему: «Я откроюсь только тогда, когда тебе уже станет ненужным то, что я скрываю».
Сам этот факт означал поражение. Но наличие этой преграды служило доказательством, по крайней мере, того, что он представляет собой — и всегда представлял — нечто большее, чем то, что было доступно пониманию его сознания. А еще оно означало, что открывшаяся дверь дала ему доступ всего лишь туда, куда его прежнее «я» однажды уже проникало и обнаружило там тупик. Таким приемом его наталкивали на поиски какого-то иного пути к той цели, которой оба этих «я» стремились достичь; и новые возможности для поиска иных путей к этой цели лежали теперь в том озарении, которое только что пришло к нему здесь, в этой камере.
Хэл снова вернулся к осознанию того, что находится в камере, к своему терзаемому болезнью телу. Но, обретя теперь новую свободу воли и мысли, он приступил к созданию тех особых умственных инструментов, о которых уже размышлял раньше, когда ему пришло в голову, каким образом сознание может вернуться в прошлое и открыть доступ не только к хранящейся в нем информации, но и к возможностям подсознания. Несмотря на продолжающиеся трудности с дыханием, он принялся за сочинение стихов.
Название и строки стихотворения горели перед его мысленным взором, подобно стихотворению о рыцаре, созданному на Абсолютной Энциклопедии. И потом то, что он открыл для себя в этой поэтической форме, превратилось в непреодолимую внутреннюю силу, влекущую его вперед, прочь от Энциклопедии, навстречу годам, проведенным на Коби, и к теперешнему моменту озарения. Сейчас же эти последние стихи вызвали в его воображении образ рукотворного катаклизма, к которому человечество устремилось, словно пьяный человек, выпивший слишком много, чтобы представить себе последствия того, что он творит.
Конечно. Армагеддон-Рагнарек, как бы его ни называли, в конце концов грозил стать уделом всех. Он захватит всех людей, как лавина, несущаяся по горному склону, стремительно набирая скорость; и теперь уже не осталось никого, кто не ощущал бы его приближения.
О нем откровенно и напрямую говорил ему Там Олин. Хэл помнил, что и Сост, в коридорах-туннелях на Коби, также упоминал о нем. Хилари беседовал о нем с Джейсоном, когда вез его и Хэла на встречу с Рух и ее партизанами... И вот совсем недавно, несколько часов тому назад, Барбедж произнес это же слово — Армагеддон — здесь, в этой самой камере.
Армагеддон, последняя битва. Его тень бременем давила на всех людей, в том числе и на тех из них, кто не только не имел понятия о смысле этого слова, но даже никогда его не слышал. Теперь Хэлу стало совершенно очевидно, что каждый из них поодиночке уже смог почувствовать его приближение — ведь двери и птицы при безоблачном голубом небе способны почувствовать надвигающуюся грозу. Собираются огромные силы, готовые вступить в жестокую схватку.
В далекое доисторическое прошлое уходят корни этого противостояния. Теперь, когда у Хэла открылись глаза на его существование, ему стало ясно, каким образом развитие исторической обстановки за последние несколько сот лет привело к тому, что неотвратимое приближение решающего часа этого противостояния просто оказалось на короткое время задержанным, и как вместе с тем оно, это развитие, готовило место действия для последней яростной битвы.
Все это в аллегорической форме вошло в содержание только что сложенного им стихотворения. Охотниками могли быть только Иные, озабоченные исключительно лишь короткими мгновениями своей мирской жизни. Олени — это огромные массы людей, подобных Состу и Хилари, гонимые теперь непонятными им силами за черту, являющуюся границей зоны безопасности, прямо в руки охотников. И наконец, в стихах присутствуют и те, кто находится как бы в стороне и видит ситуацию такой, какая она есть, обладая преимуществом или читателя стихов, или созерцателя нарисованной в них картины. Это те, кто уже понимает, что должно произойти, и кто уже посвятил себя тому, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. Такие как Уолтер, Малахия и Авдий, как Там, Рух и Дитя Господа. Такие как...
