У начала времен (сборник) - Янг Роберт Франклин (книги онлайн полностью TXT) 📗
Она отвернулась, чтобы он не увидел ее слез. Он взял ее руку, нежно обхватил за талию. Она не противилась, когда он поцеловал ее в мокрые щеки. Приоткрывшаяся было рана затянулась, и на этот раз навсегда.
Он крепко обнял ее.
– Придешь со мной сюда еще раз?
– Да, – ответила она, – если ты хочешь.
– Очень хочу. Мы снимем наши автомобили и убежим в лес. Мы натянем нос Большому Джиму. Мы…
На другом берегу в кустах что–то щелкнуло.
Она застыла в объятиях Говарда. Кусты зашевелились, и показался полицейский в автомундире. Поднялась большая квадратная рука с портативным звуковидеомагнитофоном.
– Ну–ка, подойдите, – произнес громкий голос. – Большой Джим хочет вас видеть!
* * *
Судья Большого Джима неодобрительно посмотрел на Арабеллу из–за ветрового стекла своего черного «кортеза», когда ее привели к нему.
– Как вы думаете, хорошо это, – сказал он, – снять платье и бегать вприпрыжку с нудистом?
Арабелла побледнела.
– С нудистом? – воскликнула она недоверчиво. – Но Говард не нудист. Этого не может быть!
– Может. Собственно говоря, он хуже, чем нудист. Он добровольный нудист. Однако мы понимаем, – продолжал судья, – что вы этого не знали, и в какой–то мере мы сами виноваты в том, что он вас опутал. Если бы не ваша непростительная потеря бдительности, он не мог бы вести двойную жизнь – днем учиться в нудистском педагогическом институте, а по вечерам убегать из резервации и работать в магазине подержанного платья и пытаться обратить в свою веру хороших людей вроде вас. Поэтому мы будем к вам снисходительны. Вместо того чтобы отобрать права, мы дадим вам возможность исправиться – отпустим вас домой, чтобы вы загладили свое предосудительное поведение: просите прощения у родителей и впредь ведите себя хорошо. Между прочим, вы многим обязаны молодому человеку по имени Гарри Четырехколесный.
– Я… я обязана?
– Да, вы. Если бы не его бдительность и преданность Большому Джиму, может статься, мы бы узнали о вашем поступке слишком поздно.
– Гарри Четырехколесный? – удивленно сказала Арабелла. – Он, должно быть, ненавидит меня.
– Ненавидит вас? Милая девочка, он…
– И я знаю почему, – продолжала Арабелла, не замечая, что перебила судью. – Он ненавидит меня, потому что показал мне себя в истинном свете, а себя настоящего он в глубине души презирает. Вот… вот почему и мистер Карбюратор тоже ненавидит меня!
– Послушайте, мисс Радиатор, если вы будете продолжать в том же духе, я могу пересмотреть свое решение. В конце концов…
– А мои мама и папа! – продолжала Арабелла. – Они ненавидят меня, потому что тоже показали себя в истинном свете, и в глубине души они себя тоже презирают. Такую наготу не могут скрыть даже автомобили. А Говард? Ему не за что ненавидеть себя… как и мне. Что… что вы с ним сделали?
– Разумеется, выпроводили обратно в резервацию. Что еще мы могли с ним сделать? Уверяю вас, больше он не будет вести двойной жизни. А теперь, мисс Радиатор, поскольку я уже покончил с вашим делом, не вижу причины для вашего дальнейшего пребывания в суде. Я человек занятой и…
– Судья, а как становятся добровольными нудистами?
– Демонстративно появляются на людях без одежды. До свиданья, мисс Радиатор!
– До свиданья… и спасибо.
Сначала она поехала домой, чтобы собрать свои вещи. Мать и отец ждали ее в кухне.
– Грязная шлюха! – сказала мать.
– И это – моя дочь, – добавил отец.
Не говоря ни слова, она проехала через комнату и поднялась вверх по аппарели к себе в спальню. Собралась она быстро: кроме книг, у нее почти ничего не было. На обратном пути через кухню она задержалась ровно настолько, чтобы сказать «до свиданья». Лица родителей вытянулись.
– Погоди, – сказал отец.
– Погоди! – закричала мать.
Арабелла выехала на улицу, даже не взглянув в зеркало заднего вида.
Оставив позади Макадам–плейс, она направилась в городской сад. Несмотря на поздний час, там еще были люди. Сначала она сняла шляпку–шлем. Потом автоплатье. Арабелла, освещенная мигающим светом рекламы Большого Джима, стояла в центре собравшейся толпы и ждала, когда приедет кто–нибудь из полиции нравов и арестует ее.
* * *
Утром ее препроводили в резервацию. Над входом висела надпись: «Посторонним вход воспрещен!»
Надпись была перечеркнута свежей черной краской, и над ней наскоро выведена другая: «Ношение механических фиговых листков запрещается».
Страж, который ехал слева от Арабеллы, свирепо выглядывал из–за своего ветрового стекла.
– Опять забавляются, нахалы, – пробурчал он.
Говард встретил Арабеллу у ворот. По его глазам она поняла, что все в порядке, и тотчас оказалась в его объятиях. Забыв о наготе, она плакала, уткнувшись лицом в лацкан его пиджака. Он крепко прижимал ее к себе, она ощущала его руки сквозь ткань пальто. Глухо доносился его голос:
– Я знал, что они следят за нами, и дал им возможность поймать нас в надежде, что они сошлют тебя сюда. Поскольку они не сделали этого, я надеялся… я молил бога, чтобы ты пришла сама. Дорогая, я так рад, что ты здесь. Тебе здесь понравится. У меня коттедж с большим садом. В общине есть плавательный бассейн, женский клуб, любительская труппа…
– А священник? – спросила она сквозь слезы.
Он поцеловал ее.
– Священник тоже есть. Если поторопимся, то застанем его, пока он не ушел на утреннюю прогулку.
Они вместе пошли по тропинке.
Потерянный землянин
Подробно опрашивая его в первый раз, они были поражены выражением его глаз. Это были глаза человека, умершего и восставшего из мертвых. По сути так оно и было, хотя Роув и не перенес физическую смерть. После того как поврежденный метеоритом двигатель «Диметриса» взорвался, убив при этом Олмса и Стэйси, находившихся снаружи и пытающихся его отремонтировать, в результате чего корабль оказался обреченным вечно, миллионы лет, вращаться по орбите вокруг Марса: Роув находился внутри жилого модуля, который не получил ни царапины. Он не испытал физическую смерть, но умер психологически.
Повреждения, причиненные модулю, были незначительными по масштабам, но важнейшими по сути. АУДИОРБ, система связи, оказалась повреждена, а Роув не обладал необходимым познаниями, чтобы починить радио. Долгие месяцы в полном одиночестве, когда не с кем поговорить, кроме себя самого, когда в одном иллюминаторе только истерзанный шрамами и оспинами лик Марса, в другом — безразличная ко всему глубь космоса; время от времени в небесах блеснет, так что пробирает холодом до костей, край черепа одной из марсианских лун; облаченные в скафандры тела его товарищей–астронавтов летят следом за «Диметрисом», незримые для глаз, но не для разума. Да, в определенном смысле Роув умер.
Но выражение его глаз не было чем–то особенным по сравнению с теми словами, что срывались с его губ. Его собеседники раз за разом пытались опровергнуть откровения Роува, снова и снова. Раз за разом пытались вложить в его слова смысл. Но все бесполезно. Потому что Роув был уверен, что прибытие сюда «Вельтасихта», вместе с ним на борту, — и есть сама Истина. Он прибыл сюда именно так, как следовало, прибыл именно для того, чтобы остаться здесь.
В конце концов, они стали подшучивать над ним. Потому что, кроме этой формы одержимости, в остальном Роув был поразительно рассудителен. Кроме того, он был национальным героем. Но при этом ему было четко указано, что и Отпечатки Пальцев, и Потоп должны оставаться засекреченной информацией (то, что он ничего не сказал членам спасательной команды, говорило о том, что ему можно доверять). После этого ему предоставили годичный отпуск.
Бог свидетель, он это заслужил.
Вечеринка в пентхаузе на вершине небоскреба Роберта Мозеса в Нью–Нью–Йорке так и не смогла вырваться на уровень главнейшего социального события, каким представлялась его хозяйке, леди Джейн Кастелли. Более того, расслабляющий напиток, который она заставила выпить человека, известного под именем «Потерянный Землянин» (эта газетная кличка так и прижилась, хотя и не была больше правдой), способствовал только еще большей изоляции последнего. Потерянный Землянин стоял в тени, словно прокаженный, в дальнем конце салона, листая страницы книги, которую снял с полки ближайшего шкафа, где хранились международно–известные editions vieilles леди Джейн. Распределенные по пространству просторного зала, словно запущенные спутники, медленно перемещались группки гостей, из разных деловых кругов, но очень и очень важных, для которых был приглашен Землянин — развлекать их было его миссией.