Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Звякнул телефон, я похлопал по столику и, не глядя, снял трубку. Голос Лысенко ворвался с такой силой, что я поспешно отодвинул трубку.
– Вы не забыли, – орал он, – что сегодня начинаются президентские выборы? Хоть у вас и большинство голосов, если верить прогнозам, но все может измениться!
– Что? – спросил я тупо.
– Не знаю, – огрызнулся он. – Но меня жизнь не только била, но и бодала, топтала, лягала, кусала, жалила и загребала задними лапами. Я уже никому и ничему не верю! Обязательно в последний момент какая-то дрянь все испортит. Просыпайтесь побыстрее! Я понимаю, вы на последнем издыхании… но сейчас надо собраться. Остался последний рывок.
– Я про этот последний всю жизнь слышу, – пробормотал я. – Ладно, сейчас спущусь.
Последние недели я по настоянию уже не только Уварова и Куйбышенко, но уже и наших силовых министров оставался ночевать в офисе, не покидал ни на минуту, даже не подходил к окнам, хотя те и так всегда закрыты плотными шторами и даже кое-где перекрыты листами из особо прочного тонкого кевлара. Первые дни мне вообще отвели комнату в подвале, похожем на помещение, где Госбанк хранит золотые слитки, я терпел трое суток, потом взвыл, и меня переместили на чердак с единственным, да и то всегда завешенным окошком. Все верно, ежедневно наши службы задерживают людей с оружием, что стремятся пробраться поближе к зданию, задерживают машины со взрывчаткой, посты выставлены на два квартала вперед, милиция в растерянности, вроде бы власти говорят одно, но сам же Ратник, глава МВД, негласно отдает совсем другие приказы, все перепуталось, одно ясно: единственной реальной силой стали русские националисты, а центр политической деятельности из Кремля переместился в небольшой и ничем не примечательный офис партии РНИ.
Умываясь и наскоро приводя себя в порядок, вспомнил Байрона, тот сказал как-то, что тысячи лет едва достаточно, чтобы создать государство, но одного часа довольно, чтобы развеялось в прах. Правда, если государство стоит крепко, то не развеется, но если так, как стоял Советский Союз… Так же точно после него сейчас стоит Россия. У нас нет стержня, вокруг которого конденсировались бы силы, нарастали мускулы.
Однако у нас много мяса, его можно перегнать в мускулы. Это мясо, правда, стремится вообще растечься жирком, но в новом бурлящем котле, который представляют из себя Соединенные Штаты, жирок сгорит быстро, переплавится в мускулы, да что там мускулы – в сухожилия!
Освеженный, но голодный, я спустился вниз, в коридоре первым попался Бронштейн, причесанный, подтянутый, в прекрасно сидящем костюме, с умело подобранным галстуком, а ведь, как и я, ночует здесь же в офисе. Вообще последнюю неделю в офис переселились с десяток наших, слишком уж большое давление начали на них оказывать, сейчас живут здесь, отрезанные от мира, только изредка звонят родне, что все в порядке.
– Здравствуйте, Борис Борисович, – сказал он.
– Это в каком смысле? – спросил я с подозрением. – Как «доброе утро» или в самом деле желаешь здравствовать?
– В самом деле, – заверил он. – Ведь вы присоединяете Россию к Штатам, где самое что ни есть сионистское засилье! Это же мечта всех жидомасонов!
Я хмыкнул, глядя на его чересчур серьезное среднеевропейское лицо. Вообще-то нелегко быть евреем. Гораздо проще и приятнее быть эллинствующим. Потому их, эллинствующих, намного больше, они заметнее, нахрапистее, и хотя по своей сути уже не евреи, но сами себя считают евреями, другие народы их тоже считают евреями, хотя чтобы как-то провести разницу между ними и «настоящими» евреями, которых уважают, этих называют чаще всего жидами.
По сути, настоящие евреи остались сейчас единственным орденом в мире. И самым древним: орденский Устав дал им еще Моисей, так что только те, кто его выполняет, могут называться евреями, все остальные – эллинствующие. Последним рыцарским орденом была КПСС, даже не КПСС, а ВКП(б), партия старых большевиков, тоже на три четверти из евреев, но, увы, прогнила очень быстро. Для малограмотных стоит напомнить: Александр Македонский пронес великолепную эллинскую культуру по миру на своих мечах и копьях, она очаровала многих и в Израиле, большая часть местных жителей – не хочется называть их евреями – отказалась от своей веры и обычаев, приняла с восторгом греческие. Эти новообращенные настроили греческих храмов, а в своем старом иудейском встащили свинью на алтарь, зарезали, сварили и съели в знак того, что отказываются от устаревших догм и принимают законы более высокой цивилизации. Их назвали эллинствующими. И когда вспыхнуло патриотическое восстание Маккавеев, то эллинствующие на стороне греков сражались против «устаревших», выслеживали их, выдавали.
Так вот, эллинствующие как раз и сейчас на виду, именно их считают евреями, хотя, как уже сказал, многие из неевреев, зная о существовании «настоящих», этих именуют жидами и стараются как-то их ограничить в горлохватстве. Как – рецептов много, от увещевательных до окончательных. Но если это начиналось в Германии, Польше и частично в Советском Союзе, то сейчас евреев, то есть эллинствующих, начинают оттеснять с их постов во всем мире, очень уж те на виду с их нахрапистостью. В то же время самый лютый антисемит клянется в любви к Израилю и готов защищать страну, где евреи – подумать только! – сами пашут, сеют, забивают гвозди, доят коров, убирают навоз, подметают улицы…
Однако же, положа руку на сердце, признаемся, что хотя симпатия к евреям, которые в далеком Израиле пашут землю и работают дворниками, вполне искренняя, таких уважают даже антисемиты, все же именно эти вот бронштейны, предатели своей веры, языка и древней культуры, именно они чаще всего и толкают колесики эллинской, или яфетической, цивилизации, обеспечивают смазку шестеренок, держат на себе финансовые структуры во всех странах, обеспечивают нас информацией, в том числе и о том, какие они все сволочи, терпеливо втюхивают идеалы доброты и гуманности, терпимости, вплоть до бесящей всех нормальных людей политкорректности, от которой «настоящие евреи» переворачиваются в гробах, а те, кто сейчас воюет в Израиле, призывают побросать гомосеков и скотоложников в геенну огненную.
Бронштейн тихонько шел рядышком, не решаясь прервать мои думы, я ведь могу мыслить только о высоком, знал бы, о какой херне я думаю по большей части, но, к счастью, человека меряют не по совокупности его мыслей, а по пикам, так что в политике я прыгнул выше всех, да не просто выше, даже мерки такой нет, насколько выше любого политика, правителя или деятеля.
– Как ночуется? – поинтересовался я ехидно.
– Жена ворчит, – ответил он печально, – мы – народ семейный. Но я не хочу, чтобы меня мелом на асфальте обрисовали. Приходится терпеть. Ничего, уже недолго, Борис Борисович.
Он вроде бы утешал меня, я ощутил угрызения совести.
– Да, – согласился я. – Мы сумели сделать все правильно. Старт был, правда, запоздалым…
– Принимая низкий старт, – сообщил он, – самое главное, чтобы сзади никто не бежал с шестом. Мы – успели.
– Не кажи «гоп», – предостерег я.
Мы вошли на лестничную клетку, я отправился в свой кабинет, а он вернулся, распахнул дверь к Лысенко, исчез. Великий политик, вспомнил я, должен быть злодеем, иначе не сможет эффективно управлять обществом. Порядочный человек в роли политика – это умная бомба, не пожелавшая выпасть из самолета, или автобус, вздумавший везти людей не на работу, а в парк на прогулку. Но я вроде бы порядочный… в основном, но все ж как будто идем к победе…
Я взялся за ручку двери, но холодное чувство близкого поражения заползло во внутренности и пустило ледяные щупальца во все стороны.