Льды возвращаются - Казанцев Александр Петрович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

В Геракле поражала величественность и простота. В нем невозможно узнать вчерашнего швейцара отеля, оказывается, лидера прогрессивного национального движения.

Ай да эбеновый Геракл!

– Я еще не слишком много успел сделать, – сказал президент. – Если признаться, то я сейчас совершу лишь второй свой акт. Но обоими актами я горжусь.

– Какие же это два акта? – спросила Эллен.

– Первым актом национализированы все земли, незаконно захваченные у нашей страны преступной организацией «SOS».

– Кстати, руководитель этой организации «SOS» мистер Ральф Рипплайн ожидает у вас аудиенции, – заметил я.

– В числе ваших первых посетителей обиженный вами капиталист, – улыбнулась Эллен.

– Капиталист? Где капиталист? Подать сюда капиталиста! – притворно улыбнулся президент. – Могу вас уверить, что под этой крышей капиталистов уже нет. Разве что мистер Рой, простите, что продолжаю вас так называть.

– О нет! – рассмеялся я. – Я даже за свою книгу ничего не получил.

Президент страны встал, подошел к письменному столу и взял лежащую на нем книгу. Это был мой дневник...

Глава государства пригласил нас к столу. Оформляя бумагу о нашем браке, он сказал:

– Я признался вам в своем первом акте, в результате которого этот жалкий тип, что торчит в приемной, уже не капиталист и никого больше не интересует. А второй мой акт, честное слово, которым станут гордиться и все мои преемники, – это венчание будущего американского президента.

Эллен с острым вопросом посмотрела на меня.

Я опустил голову.

Геракл все понял.

– Простите, мэм, вам еще, очевидно, не попали в руки сегодняшние газеты. Мистер Рой Бредли выдвинут кандидатом в президенты Соединенных Штатов Америки. Я не сомневаюсь в исходе предвыборной борьбы. Времена меняются. В Америке выбирали многих президентов. В большинстве случаев кандидаты мало отличались в своих политических целях, которые они собирались осуществить на высшем посту страны. Они различались скорее в средствах, более или менее умеренных. Пожалуй, впервые народ будет избирать человека, который способен повести Америку по совсем новому пути. Это прежде всего «свой парень», которого узнали все американцы, они прочитали его дневник, они знают его всего насквозь, верят в него, любят его. И его поддерживают самые прогрессивные партии. Закономерно, что на пост президента баллотируется не Майкл Никсон, красный сенатор, а Рой Бредли, выдвигаемый им. Грядущее за вами, мой дорогой будущий президент. Я не сомневаюсь в вашей победе и на выборах, и на высоком посту, победе над силами мрака и зла. – Говоря это, он держал в руках мой дневник.

– Боже мой! – тихо сказала Эллен. – Можно ли измерить всю тяжесть долга?

– Может быть, вы не решитесь теперь сочетаться с ним браком? – поинтересовался глава государства.

Эллен встряхнула головой:

– Нет, господин президент. Я не колеблюсь. Новым путем Америку должны вести и новые люди!

– И новый президент, – добавил Геракл. – Я не сомневаюсь, кто им станет, как не сомневаюсь и в счастливом браке, заключенном здесь.

– Он уже заключен прежде под африканскими звездами, – сказала Эллен.

– Вот как?

– Нас венчали не в церкви, не в венцах со свечами, – сказала по-русски Эллен и перевела по-английски.

В глазах у огромного черного президента сверкнули озорные огоньки.

– О да! – откинулся на спинку стула эбеновый гигант. – Вас венчали не в церкви, а в кабинете президента, как и подобает венчать президента дружественной державы. Надеюсь, мистер Рой, вы позаботитесь о возвращении состава американского консульства?

Я встал и хлопнул Геракла по плечу:

– Я тоже буду гордиться этим актом, если мне удастся его совершить, – сказал я.

Глава государства поздравил с заключенным браком и пригласил отобедать у него, но мы сказали, что нас ждет сын.

Брови Геракла поползли вверх, но он разулыбался. Президент провожал нас до дверей, и, когда закрылась дверь его кабинета, из-за нее послышался, как гул поющего колокола, великолепный бас, запевший знакомую мне, самую дорогую на свете песню:

Нас венчали не в церкви,

Не в венцах со свечами,

Нам не пели ни гимнов,

Ни обрядов венчальных...

Венчала нас полночь

Средь шумного бора...

...Леса и дубравы

Напились допьяну...

Столетние дубы

С похмелья свалились!

Он знал, что пел эту сумасшедшую песню, от которой должны содрогнуться все ханжи на свете! И пел на русском языке.

Мы стояли с моей женой у дверей главы черного государства, счастливые, пораженные, и не могли произнести ни слова.

Из холла к двери президента его секретарь подвел нашу милую Полевую, мою названую тещу, с чудным мальчиком на руках.

Я взял его, и он доверчиво пошел ко мне. И все мы молча слушали набатный голос за дверью, певший на удивительно красивом языке о моей любви, а я смотрел с нежностью на сына, рожденного этой любовью.

Я много видел, много перенес, но заплакал я, честное слово, по-настоящему только сейчас.

Мальчика спустили на пол. Нам хотелось держать его с двух сторон за обе ручки. Конечно, при этом приходилось чуть нагибаться. Он спешил к своим маленьким автомобилям.

Эллен расцеловалась с Полевой, мы с ней обменялись улыбками.

И все пошли через круглый холл, забыв посмотреть на Ральфа Рипплайна, который, по словам Геракла, уже не был больше капиталистом.

Весело шли по президентскому саду, направляясь к ждавшей нас машине, в которой сидела наша Лю.

Полевая осталась стоять на веранде и вместе с секретарем президента смотрела на нас троих.

Я оглянулся, непостижимым образом я понял, о чем она думает, что она видит.

Она видела, как мы трое, делая осторожные шаги, шли вперед, выходя из тени на солнце.

Она подумала, что все мы трое делаем первые свои шаги в желанный мир».

ЭПИЛОГ

«Как странно, что мне, которая ни на что не влияла, приходится заканчивать повествование о возвращении льдов.

И конечно же, особенно важно предоставить слово тем, кто может сказать так много.

И пусть говорит сама Эллен

Вот ее последнее письмо:

«Милый мой Люд, мой хороший, самый лучший из людей! Я взволнована твоим письмом. Какая странная пришла тебе идея соединить вместе свой дневник, дневник Роя, мои письма и твои комментарии, чтобы рассказать обо всем, что произошло, показать события через наши судьбы, словно они представляют для кого-то интерес... И как много всколыхнула ты в сердце! Ах ты, моя Лю! Поступай, как подскажет тебе совесть, и пусть твое «сказание» о небывалом испытании людей послужит предупреждением против мрачного времени «холодной войны», которая способна привести человечество или к взрыву планеты, как случилось с океанами Фаэтона, или... к ее обледенению, что пережили мы с тобой.

Да, человечеству выпало на долю сверхиспытание!

Так говорил на днях Рой при открытии памятника космическому кораблю Лиз Морган. Десять лет назад с «Петрарки» была получена последняя радиограмма, состоящая лишь из одного сонета Петрарки. Его прочел перед памятником президент Рой. В радиограмме не объяснялось, почему «Петрарка» не возвращается на Землю, а уходит из солнечной системы.

Только я одна заметила, как волновался Рой. Он сказал о заслугах мисс Морган в полете. Она впервые увидела на Весте, этом огромном осколке планеты Фаэтон, руины былой цивилизации, которая погубила и себя и планету...

Сообщение Лиз заставило призадуматься даже «бешеных», не перестающих бороться с Роем начиная с его вступления в Белый дом. Они все еще готовы держаться за средства, применение которых может привести к разрыву планеты на куски.

Десять лет! Он уже избран на третий срок!

На десять лет были запасы на «Петрарке»...

Если бы она могла вернуться!..

Недавно выступил один молодой астронавигатор, доказывая, что «Петрарка» способен развить скорость, близкую к световой, используя межзвездный водород для своей термоядерной установки. А тогда начнет сказываться парадокс времени, вытекающий из теории относительности, и десятилетия, тянущиеся на Земле, для Лиз Морган промелькнут мгновениями. Если она вернется, то по-прежнему юной и красивой, а мы уже проживем свой век.