Имортист - Никитин Юрий Александрович (книги бесплатно без txt) 📗

Атасов сказал невесело:

– Да, весь мир об этом уже гудит. Но это в случае ядерного нападения. А если границу перейдут сотни тысяч немцев, французов, поляков, бельгийцев – сможем ли мы защитить Россию? Спрошу иначе, станем ли защищать? Что-то я не шибко уверен в нашей армии. Теперь не сороковые годы, никто в штыковую за Родину не пойдет…

Наступило тягостное молчание. Я стиснул виски ладонями. Проще всего сказать: кто с мечом к нам придет – тот получит в орало, но Атасов прав, прав, прав… Мир един, и теперь границы государств уже не считаются священными. Сейчас цивилизованным считается не тот, кто свято блюдет неприкосновенность чужих границ, это моральная императива прошлого века, а если где-то начинается, скажем, массовая резня, то наш долг, как и всех остальных, срочно ввести свои войска, остановить массовые убийства, если надо – силой, после чего тут же уйти…

Да только из России хрен кто уйдет, это не пустынная Монголия, да и та годится как полигон для испытаний оружия. Европа уже встала на дыбы, по всем каналам крутят репортажи с места событий, как на Красной площади вешают, как в Красноярске расстреливают, как во Владимире рубят головы на плахе. Правда, избегают показывать ликующий народ, взамен бесконечно крутят ролики с выступлениями «русской интеллигенции», что гневно осуждает этот «разгул дикости и насилия». Все эти «русские интеллигенты» слезно умоляют ввести в Россию войска. Желательно юсовские. А дальше чтоб бесплатно кормили и бесплатно кино. То же самое panem et circenses, но только выраженное в высокопарных и туманных фразах об обществе изобилия и свободы.

– Ты прав, – сказал я. – Ты прав. Но так же правы были и те, кто старался вернуться к старому доброму золотому тельцу… Я не знаю, сумеем ли устоять, но я чувствую, что должны стоять.

– Всего лишь чувствуешь? – спросил вместо Атасова Седых.

Вертинский прятал в глубине глаз торжество. Я кивнул:

– Да.

– Я считал, что мы, имортисты, полагаемся во всем на разум.

Голос его прозвучал резковато, я посмотрел с болью, неужели и он против, снова кивнул:

– Да. Чувствую. Верю. Это даже выше, чем разум, это на глубине инстинкта… которым мы связаны с Богом. Мы должны держаться!

ГЛАВА 8

Это совещание ничего не дало, зато наметило почву для раскола. После неприятного разговора долго шутили, рассказывали занимательные истории, вышли на просторнейший двор и, вспоминая молодость, сами жарили шашлыки, но осадок, думаю, остался на душе у каждого.

С понедельника начали поступать сведения, что на ряде заводов подготавливаются стачечные комитеты, а среди предпринимателей брожение: часть стоит за новую власть, но немалая часть, чьи предприятия по выпуску вибраторов были закрыты или чья деятельность сведена к минимуму, активно готовили выступление.

Я разложил бумаги на столе, всматривался, стараясь уловить закономерности в этой акции, что обещает стать массовой. Похоже, мы где-то допустили просчет. В случае с падением СССР неверие в коммунизм нарастало медленно, все подтачивалось и подтачивалось, я ожидал, что подобное будет происходить и сейчас, мы будем успевать как-то реагировать: то ли подбрасывать новые порции морковки, то ли делать уступки, но, увы, на самом деле массы вполне склонны разочаровываться и вот так разом, без всяких переходов.

Или же, сказал внутренний голос, кто-то очень умело нанес инфистский удар. Даже не один, а мы, самовлюбленные ослы, просмотрели, проморгали. Эти сыновья Хама вовсе не такая уж и тупая сила… хотя да, это тупая сила, но все-таки сила, немалая сила. Одна надежда теперь, что это разочарование не разложит и не настроит против нас силовые структуры. Дело не в Казидубе, Ростоцком и Мазарине, не в генералитете, что на нашей стороне, но основная масса силовиков – те же простые и даже очень простые люди, они отдают детей в те же школы, что и противники с той стороны баррикад, их жены дружат и выгуливают вместе собак, вместе ходят в кино и смотрят одни и те же передачи наших противников.

Беда наша в том, что защита государства победившего имортизма лежит на плечах людей, которым этот имортизм вообще-то по фигу. Конечно, они хотели бы прямо щас долголетие и бессмертие, но вот идти к нему не хотят, как и те, кто сейчас готовится строить баррикады по всей Москве. Судя по новостям из регионов, в других городах еще тихо, кое-где прошли жиденькие митинги, этим и закончилось. Все верно, все не только начинается, но и завершается в Москве.

Началось, как и водится, с бешеной кампании по телевидению. Мазарин и Ростоцкий были в ярости, обвиняли Романовского, прошляпил, но тот не прошляпил: в самом деле закрыл несколько каналов, из уволенных работников создал еще один мощный коллектив творческих людей, но, как уже говорилось, это брехня, что умного много, а хорошего мало: умного тоже оказалось настолько мало, что и на вещание на одном канале не хватит.

Так вот однажды утром как будто все разом переменили мнение, заговорили о гнусности имортизма, заговорили о бесчестных правителях, что ведут страну к пропасти, даже о необходимости оказывать сопротивление такой власти, дабы, конечно же, спасти страну и заново обустроить Русь.

Нет, конечно, большая часть телевидения в наших руках, однако той трети, что оставалась, как теперь выяснилось, в оппозиции, хватило, чтобы люди начали бросать работу, выходить на улицы, то и дело возникали стихийные митинги.

В Медведкове многотысячный митинг стихийно перетек в мощную демонстрацию. Ко мне прибыли Ростоцкий и Мазарин, мы наблюдали и на телеэкранах это яркое шествие, когда веселая и хорошо одетая толпа двигается по тротуару, постепенно соступая на проезжую часть. По припаркованным машинам сперва стучали кулаками, мол, загораживают дорогу, гады, а потом, входя в раж, били ногами, наносили прицельные удары по стеклам, сбивали зеркала. Разогревшись, шли уже как катящаяся по улице лава из молодого вулкана, зазвенела витрина, со звоном посыпалось стекло. Испуганные вскрики потонули в здоровом веселом гоготе.

Лишь на одном канале промелькнуло, как владелец магазина выскочил навстречу чересчур веселым и раскинул руки. Это некоторых отрезвило, но брошенный издали булыжник расколошматил зеркальную витрину.

За демонстрантами двигалась огромная масса автомобилей, ни одного жигуленка или москвича, только дорогие роскошные иномарки, а также могучие грузовики, разукрашенные яркими транспарантами: требуем открыть казино, стриптиз-бар, интим-салон и прочее, прочее, хотя могли бы не перечислять все долго и нудно, а написать просто и ясно: panem et circenses, что понятно каждому.

Прохожие испуганно жались к стенам. Многие, впрочем, тут же вливались в поток, ломать и крушить в реале – еще круче, чем разносить все в шутерах, по всему телу такая сладость.

Ростоцкий сказал раздраженно:

– Эх, раньше бы чуть установить эти чертовы камеры!

Мазарин откликнулся ехидно:

– При Иване Грозном?

– О, тогда бы вообще… Но вот сейчас смотрим на эти сборища, а поделать ничего не можем – слишком уж народу! Тот случай, когда и телекамеры не помогут.

Мазарин кивнул:

– Да, всего бы на пару недель раньше… А лучше на месяц. Тогда бы еще в зародыше выявили первые пятнышки гнили. А сейчас что?

Оба обернулись ко мне. Я покачал головой:

– Ничего.

– Почему? – спросил Мазарин. Глаза холодно блеснули. – Бездействие – признак слабости.

– Иногда – признак силы. Кроме того, я не верю, что пойдут на Центр.

– Устрашатся?

– Да. Расстрел извращенцев был совсем недавно.

Ростоцкий смотрел на нас, в сомнении покрутил головой.

– То извращенцы, а это – добропорядочные граждане. И чего они требуют, вы слышите? Всего лишь возвращения на телеэкраны мексиканских сериалов, всего лишь заново открыть фабрику по производству надувных баб… к тому же доказывают, что уволенные так и не смогли найти себе работу…

– Брехня, в Москве требуется триста тысяч рабочих!