Русская весна - Спинрад Норман Ричард (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗

– Лет через десять, может быть.

– Значит, он не...

Франя поймала страдальческий взгляд матери и осеклась.

– Мы не вправе отнять у него надежду, – сказала Соня.

– Но рано или поздно он поймет.

– Чем позднее, тем лучше!

– Конечно, – пробормотала Франя.

Привычный мир рушился и грозил погрести ее под обломками. Сперва эта нелепая авария, потом мучительная и неловкая встреча с отцом, с которым она за много лет и словом не перемолвилась, потом... Как, скажите на милость, она может любить отца, который отшвырнул ее?

– Я понимаю, Франечка, у тебя своя жизнь, но ты не бросишь меня, нет?

– Конечно нет, – пробормотала Франя. – Но как я могу помочь?

– Помирись с ним, Франя. Почаще бывай у нас. Будь ему дочерью, чтобы он ощутил себя отцом. Прости ему старое – все, чем он жил, у него отнято. Ему так мало осталось в жизни.

Франя подбежала к матери и порывисто обняла ее за плечи.

– Мамочка, я сделаю все. Я не дам тебе пасть духом.

Соня с трудом поднялась на ноги.

– Господи, в том моя надежда, – сказала она сквозь слезы. – Мне не справиться одной, Франя, у меня никого нет, кроме тебя...

XXIV

Соня вернулась на работу. Джерри был намертво привязан к дому аппаратом, поддерживающим его жизнь, и мог только смотреть телевизор, читать фантастику и играть с компьютером.

Телепостановки он всегда ненавидел; в новостях сообщалось в основном о каких-то выборах на Украине, из-за которых гудела вся Европа; мелькнули сообщения, что первый полет «Гранд Тур Наветт» откладывается. И настал день, когда он сидел в гостиной, один, и смотрел, как на экране главные двигатели его «Гранд Тур Наветт» полыхнули огнем, и огромный корабль величаво поплыл к Луне – без него на борту! Стал удаляться в звездную черноту, покуда сам не превратился в бледную голубую звезду.

С тех пор Джерри не мог смотреть ТВ и не мог читать фантастику – снедали черные мысли. Он ушел от этого и растворился в битах и байтах, связываясь через компьютер со всеми доступными банками данных. Он искал литературу по клонированию мозговых тканей и имплантируемым электронным устройствам в надежде обнаружить хоть что-нибудь, применимое к его случаю.

Нашлось немногое. Электроникой этого рода занимались пока редкие искусники. Никто еще не подступался к имплантируемым приборам, которые могли бы вернуть ему настоящую жизнь. Джерри сумел бы месяцев за шесть спроектировать принципиальную схему – тут главное терпение и время, а того и другого у него было предостаточно. Но потребовалось бы лет десять, чтобы создать такие сверхминиатюрные приборчики.

Что до регенерации мозговых тканей, то и тут дело было швах. В биотехнологии американцы опережали всех (они лидировали только здесь и в бесконечных разработках космических вооружений), но всемогущий Закон о национальной безопасности закрыл доступ к компьютерной информации для зарубежных пользователей. Как Джерри ни изощрялся, барьеры секретности преодолеть не смог – приходилось довольствоваться туманными сведениями из научно-популярной прессы.

Американцы и впрямь вырастили из одной клетки мозг крысы, но совершили это в рамках какой-то дебильной военной программы. Можно было догадаться, что они выращивали мозг из генома и тут же консервировали путем полимеризации – чтобы не хранить его живым в инкубаторе. Затем мертвый мозг (впрочем, вряд ли этот мозг был когда-либо живым) мог применяться – по крайней мере теоретически – в сверхминиатюрных системах наведения крылатых ракет. Это не могло помочь в решении его проблемы, и, в любом случае, на этом лежал гриф абсолютной секретности. Однако подобные опыты, проведенные в Европе, были бы хоть каким-то подспорьем. Коль скоро можно клонировать мозговую ткань грызунов, то можно клонировать и человеческую. Пусть это будет биологически мертвая субстанция, – если ее удастся полимеризовать и запрограммировать, ею можно заменить утраченную часть мозговой ткани. Не ахти какое достижение, и добиться этого удастся по меньшей мере лет через десять – но хоть что-то... Это было все, что он нашел после многонедельных поисков – надежду, неясную и отдаленную.

Новое знание подтолкнуло его к новым мыслям, которых он прежде страшился. Штука в том, что его сердце билось нормально и ритмично, он легко дышал и чувствовал себя в общем здоровым и крепким. Но временами...

Иногда после нескольких быстро и громко произнесенных фраз он ощущал расхождение между нужным ему дыханием и ритмом, принудительно заданным машиной. Если он пытался дышать по-своему, создавая избыток углекислого газа и дефицит кислорода в организме, установка учащала ритм дыхания с задержкой. Несколько секунд кружилась голова, и он беспомощно хватал воздух ртом.

Временами он просыпался после кошмаров – сердце колотилось безумно. Порой казалось, что кровь рвет его барабанные перепонки. При эрекциях – чрезвычайно редких – голова становилась легкой, но он боялся как-то на это реагировать. Нельзя было резко подняться с места – комната шла кругом. Когда он попробовал заняться аэробикой – присесть раз-другой, – легкие работали чересчур тяжело, а сердце слишком слабо.

Аппаратура была хороша, но регулятор конструировали для поддержки сердечного ритма и дыхания у космонавтов, погруженных в глубокий сон, в гибернацию [72]. Аппарат перепрограммировали для нормальной работы сердца и легких, но Джерри подозревал, что тончайшая зависимость между дыханием и сердечным ритмом оказалась слишком сложной для электроники.

Каков этот аппарат на самом деле? Что будет с его здоровьем через десяток-другой лет?

Джерри избегал этих вопросов, пока не разузнал все возможное о вживлении электронного аппарата, о перспективах миниатюризации, о клонировании крысиного мозга. Утешительного было мало, и он стал изучать сегодняшнюю ситуацию.

О долговременном воздействии этой аппаратуры не писал никто. Если русские и проводили какие-то опыты, то в большой тайне, и вряд ли они успели накопить обширный материал, так как установка была разработана недавно. Но оказалось, что гибернационный аппарат был всего лишь миниатюрной копией несекретной громоздкой установки жизнеобеспечения, которую уже много лет использовали в больницах. Однако Джерри пришлось не один день штудировать источники, прежде чем он нашел то, что нужно. Повреждения мозга, такие, как у него, были редкими. Установки обычно использовались, чтобы сохранить тела людей с разрушенным мозгом, чьи органы предназначались для пересадки, или как временная поддержка жизни больных при операциях или лечении отека позвоночника.

После основательных поисков он нашел лишь семь случаев, похожих на свой, – когда аппаратура долгое время поддерживала жизнь людей, в остальном здоровых. Никто из них не прожил больше двадцати двух месяцев.

Их истории болезни наводили ужас. Тромбы. Аневризмы. Эмфизема легких. Кровоизлияния в мозг. Аритмия.

Двое пациентов умерли от обширных инсультов – внезапно. Им повезло: другие умирали долго и мучительно. Повторные инсульты, нарушения сердечной деятельности, прогрессирующая эмфизема, разрывы кровеносных сосудов – вся эта симптоматика появлялась примерно на одиннадцатом месяце. Они страдали от мозговых расстройств, утрачивали контроль за выделительными функциями. Постепенно разрушалась высшая нервная система – они умирали, превратившись в растения, но после долгих месяцев страшного понимания.