Системный сбой (СИ) - Юрин Александр (читаемые книги читать TXT) 📗
- Отец, мы вытащим тебя отсюда. Это вовсе не конец. Ты понимаешь меня?
- Нет. Я с места не сдвинусь! Я их дождусь, хочу посмотреть в глаза. Что там, на месте глаз, евроценты или копейки, куда нынче курс стремится, в какой оф-шорт урожай прятать... Хе... А Иринку возьмите, незачем ей на гадость треклятую смотреть, ещё не на такое в жизни насмотрится. Ну же, милая, скажи папочке, до свидания...
- Отец...
- Димка, прости меня, непутёвого. Христом-богом прошу, прости! Я, правда, сделал всё что мог. Ирина, ну проснись хоть на минутку... Ради меня. Скажи, что не сердишься... Ну или что сердишься, только честно.
- Папа... всё хорошо. Я люблю... тебя и маму. Всегда буду любить.
Гнус с Димкой стояли, как вкопанные, смотрели на обгорелый трупик в руках безумно улыбающегося Самохина-старшего и не верили собственным ушам.
Первым отмер Гнус, обернулся.
Соня застыла позади него, прижав руки к груди, сжав ладошки в кулачки. Взор девчушки был устремлён на умирающего взрослого со страшной поклажей на руках.
- Папочка тоже тебя любит, родная. И мамочка. Но сейчас тебе лучше пойти с братом. У папочки дела. Нужно отмстить за мамочку. Ты ведь меня понимаешь? – Не дожидаясь ответа Самохин протянул мёртвую Иринку, как дар.
- Я понимаю, – сказала Соня; по щекам девочки сбегали слёзные дорожки.
- Тут где-то Звон бродит. Его подберите тоже. Чего твари мучиться...
Димка принял сестру на руки; Самохин-старший сразу обмяк, будто лишился тяжёлой ноши, довлевшей над его бренным существом всё это время, не позволяя испустить дух.
Гнус указал на торчащие из-под обломков шпаклёвки клыки. Звона больше не было, он стал частью бетонного скопления, впитавшего в себя не только страдания людей, но и боль животных.
Они, покачиваясь, брели вниз по крошащемуся гравию, обходя хвостовое оперение подбитого вертолёта, когда Димка вдруг сказал:
- Иринка первой назвала маму мамой. Отец всегда завидовал ей. Хм...
Гнус обернулся на спотыкающуюся позади Соню.
- Это ведь её первые слова? Ну... в своём теле?
- Думаю, да.
- Знаменательно произошло я бы сказал. Как в кино.
Димка молча кивнул.
- Ты почему не послушалась? – спросил Гнус Соню. – Я же сказал не высовываться.
Девочка остановилась. Присела, совсем как животное, готовая бежать при первой же опасности.
- Всё-таки она не человек, – вынес вердикт Гнус, отворачиваясь. – Но всё равно, спасибо. То, что ты сделала, вполне человечно.
- Иринку нужно похоронить здесь, – Димка остановился. – Как думаешь? Мне кажется, не нужно увозить её далеко от родителей.
- Тело нужно сжечь, – твёрдо сказал Гнус.
- Чего?
- Ты же сам видел. Большая часть из того, что на нас сегодня нападало – люди. Их просто переделали и заставили убивать. Если хочешь в дальнейшем избежать неприятных сюрпризов, мой тебе совет: сожги сестру.
Тело Иринки сожгли на месте сквера там, где раньше были качели и карусель. Димка отсчитал шаги от уцелевшей проезжей части, других ориентиров у него не было. Соня следовала по пятам, будто тень. Такое ощущение, девочка чувствовала себя виноватой. Извиниться она не могла, так как ещё не научилась толком общаться. Чувства проявляла по-детски банально, может даже немного навязчиво.
Дорога на Малинищи уцелела. На пути никто не попадался, и Димка вдавил педаль газ в пол, видя, как медленно, но верно угасает Гнус. Друг был не жилец – слишком много хапнул радиации, – что делать с ним в убежище Димка не знал. Однако он всё равно спешил, стараясь выполнить долг дружбы: нельзя допустить чтобы Гнус отдал концы вот так, посреди пути, так и не достигнув поставленной перед ними цели: доставить девочку целой и невредимой.
«Мы ведь даже толком не знаем, действительно ли Соня может помочь... Хочет ли этого она сама? Ведь, вполне возможно, цель её прихода совершенно иная! Так или иначе, она необходимый стимул. В мире, лишённом смысла, девочка стала лучиком новой надежды, ни будь которого, возможно, не было бы всего этого, а отец так и лежал бы с мёртвой Иринкой на груди, дожидаясь прихода тварей...»
Димка старался гнать плохие мысли из головы, заставлял себя сосредоточиться на асфальтированном покрытии и на мелькающих указателях – тех, что ещё сохранились. Раньше он добрался бы до места назначения и с завязанными глазами, сейчас же, после всего случившегося, мог запросто укатить абы куда, толком и не заметив этого.
Лиловая дымка редела, в скором времени с неба полилась красная жижа. Димка включил дворники, но те только разводили грязь по лобовому стеклу, придав реальности оттенок отвратного сюрреализма. Мир действительно сильно изменился за каких-то часов пять-шесть. Выжившие люди вмиг сделались ему чужими. Следовало поскорее убраться восвояси. Зарыться глубоко под землёй. Существовать, подобно паразитам.
Когда на асфальт перед машиной выскочила окровавленная бестия, Димка уже толком не различал проезжую часть. Он всё же среагировал и успел нажать на тормоз. Фургончик занесло, со звучным хлопком наконец-то лопнул резиновый баллон. Димка выругался, схватил подобранный на месте руин штырь арматуры, поскорее выбрался наружу, так как ни на Гнуса, ни на девочку особой надежды не было.
Тварь и не думала атаковать. Смотрела на раскачивающегося Димку и как-то странно менялась в лице. Скорее даже не странно, а узнаваемо... Димка выронил штырь; тот со звоном упал на асфальт. На всякий случай протёр кулаками глаза.
- Мати?
Существо вздрогнуло, словно давно позабыло людскую речь.
- Мати, что случилось? Где Стил и Лобзик?! Они живы?
У Димки больше не было сомнений – перед ним Мати. Изуродованная до неузнаваемости, с головы до ног в крови и отрепьях, но всё же та самая Мати, с которой он когда-то учился на одном курсе в Радике. Как она уцелела в атомном холокосте – немыслимо! Но сейчас не это главное. Перво-наперво, нужно попытаться её разговорить, иначе девчонка как пить-дать деградирует в животное. Судя по выражению лица, части рассудка она уже лишилась. Может быть, даже больше...
Димка медленно подошёл к девочке; та стояла, как вкопанная, причудливо наклонив голову набок, глядя в никуда перед собой. Зачем она выскочила на дорогу перед авто было не совсем понятно. Что ей двигало? Надежда на спасение или голод? Отчаяние или боль? Попытка привлечь внимание или желание напасть?.. Судя по всему, Мати и сама не знала ответа на эти, так и не озвученные вопросы, а среагировала просто на звук мотора. В идеальной тишине, когда не поют даже птицы, он был сродни крику ау в лесной глуши, когда наконец приходит понимание, что тебя всё же ищут, а значит, ты по-прежнему что-то значишь.
Димка влепил подруге пощёчину – ничего более дельного в голову не пришло.
Мати клацнула зубами. Выражение дауна пропало, на лице читалось недоумение. Скорее всего, мысленно девочка осталось где-то далеко, в лесополосе, а сюда выскочила чисто машинально, на угасающих человеческих инстинктах, на уровне подсознания желая снова влиться в социум, где могут защитить. Ещё так бывает в фильмах, когда персонажа долго куда-то тянут с завязанными глазами, не желая показывать дорогу. Потом снимают повязку и вуаля, зритель видит точно такое же выражение недоумения, что застыло на лице Мати, пытающейся одновременно идентифицировать своё местоположение и личность человека, стоящего перед собой, с занесённой для повторного удара рукой.
Реакция была молниеносной, будто всю эту прелюдию Мати разыграла лишь только для наиболее впечатлительных зрителей: бросившись в объятия Димки, девочка расплакалась, потому что никаких других эмоций попросту не осталось...
Нет, просто показалось.
Димка это сам придумал, потому что подобное развитие событий казалось наиболее логичным. Однако на деле всё обстояло иначе: Мати стояла в стороне, улыбалась нездорово, задействовав всю возможную мимику лица, как пациентка из дурдома.
Пока Димка размышлял, чего такого могло случиться, чтобы довести совсем не впечатлительную одногруппницу до подобного состояния, Мати наконец уничтожила резиновую улыбку и заговорила:
