Время учеников. Выпуск 2 - Чертков Андрей Евгеньевич (е книги txt) 📗
Замечательно! А скажите, Римайер, что произошло под Воздвиженкой?
Римайер молчит. Миссия выполнена? Н-ну?!..
И Жилин тоже выполнил свою миссию. Он, как пугало в первые заморозки, проторчал в чистом Лобном поле. Никого и ничего.
Надо бежать туда, где ахнуло, надо что-то предпринять. Ведь там совсем еще пацаны! Там… Айова Смит, наконец!..
Надо, если на то пошло, рвануть к Пеку в Кремль (благо рядом, под горку, в темпе «гепарда» — полторы минуты хода!), — если ахнуло у Белого дома, значит, у Пека в Кремле не получилось со шпаной, и не может ли Жилин быть чем-нибудь полезен Пеку Зенаю…
Такие мыслишки, недостойные хладнокровного спеца. На то, впрочем, и мыслишки, чтобы гнать их поганым железом, каленой метлой… а самому ждать и ждать, непроизвольно дрожа как банный лист, — то ли от нетерпения, то ли от предутренней мозглости. Ждать, ждать, ждать…
…Дождаться! Трансформаторная будка еле слышно загудела, как гудит обычная трансформаторная будка. Жилин наполовину вставил жетон-код в щель-приемник. Пол провалился. Мгновенная невесомость под ложечкой…
Первый, кого должен был увидеть Жилин, — это либо Савада, либо Учитель. Так условились. Но первым оказался ни тот ни другой. Ни даже Гровер или Боас. И не Римайер… Упитанный тяжеловес. Почти лысый, единственная жидкая прядка — «внутренний заем». И не без выучки.
— Документы! — нервным фальцетом визгнул тяжеловес Жилину и сам мгновенно нырнул рукой себе за пазуху. Явно не для предъявления собственных документов.
Вот ведь доста-а-али! Без бумажки ты букашка…
Жилин клюнул тяжеловеса сложенной щепотью, «цыпленком», в нервный узел предплечья. Погоди, лысый! Не до игрушек.
Тяжеловес, конечно, не без выучки, но не спец, нет, не спец. Обездвижен секунд на десять. Потом часика на три — малоподвижен. Впоследствии — двухнедельные ноющие мучения, типа миозит. «Клюв цыпленка», господа!
Жилин пинком убрал лысого с возможной линии огня — вправо, и сам отпрыгнул — влево. Кто следующий?! Где Савада?! Почему не Учитель?!
— Ну, здравствуй, понимаешь, солдатик! — угрюмо сказал следующий, седой, к левой руке которого был прикован чемоданчик. Что-то у седого еще не так с рукой, помимо «бранзулетки».
Седой — кто?.. Сам седой не сомневался, что «солдатики-то его сразу признали» вот щас, понимаешь, вытянется в струнку. Ну-ну, tabula rasa… Надо отдать должное старику — когда намерения Жилина, как водится, выразились на его лице (и отнюдь не намерение вытянуться в струнку), седой очень по-детски обескураженно выпятил губу и пожал плечами: «Ну, извини, понимаешь, солдатик!», но не испугался. Или пьян? Вдребезги не вдребезги, но подшофе. Для храбрости принял перед спуском под землю?..
А хрен с ним и со всеми особо важными персонами вместе взятыми! Где?! Где?!!
— Ваши там, полегли, понимаешь. А чернявый — живой. Замыкает…
Римайер замыкал группу. Когда вся чертова дюжина вышла на поверхность, Римайер по плечи высунулся из недр только для того, чтобы сообщить Жилину: «Гоблины». Пошел обратно. Гровер дышал. «Не жди. Все — сам. И ты, и я».
Римайер пошел обратно оживлять безнадежного Гровера, не зная, что наверху — Рюг… у Белого дома. Впрочем, если бы и знал… Безнадежный Гровер, безнадежный Рюг…
А Жилин очутился один-одинешенек с чертовой дюжиной VIP'ов на Лобной площади, как дурак с чемоданом без ручки. «Волга» не вместит всех. Она бронированная, не резиновая. А размещать незапланированных VIP'ов «на броне» у легковушки — балаган Махно… И он почти запсиховал, чего ранее за Жилиным не водилось даже на Тагоре… Страна такая, сэр. Куда там Тагоре! Бардак и бардак! А тут еще баритональное радио всенощно призывает…
Стоп! Радио как раз смолкло. Жилин входил в «трансформаторную будку» — занудный диктор говорил и говорил. А теперь — тишина.
Тишина. Почти светло. Август. Уже утро. Пасмурно, но светло. Московское время — пять часов двадцать девять минут.
— Р-р-р-россияне!!! — взрырыкнули динамики. — Гр-рраждане свободной Р-р-россии!!! Говор-р-рит Кр-р-ремль!!!
И Жилина отпустило…
Говорил Пек. Он говорил с несвойственным ему пафосом, с ощутимым комком в горле, но и с не менее ощутимым металлом в голосе. Хотя почему — несвойственным? Пек всегда говорил КАК НАДО. ГДЕ НАДО — КАК НАДО. Сегодня, здесь — надо так. И он говорил. Путч подавлен. Шпана, повинная в гибели тысяч москвичей, взята под стражу и предстанет перед судом. Вооруженные силы верны легитимному президенту. Президент в добром здравии и безопасности. По последним данным, он и его ближайшие соратники находятся…
Потом утреннюю тишину пожрал шум. Накатили толпы. Сначала рев, эхо, раскаты. Потом толпы. Восторженные толпы.
А ведь затопчут, неуместно весело подумал Жилин. Любя! «The Beatles», понимаешь! «I want to hold your hand», понимаешь! «Хочу подержать твою руку», легитимный ты наш! Мы, народ!
Пожалуй, и затоптали бы. В эйфории. Но тут Служба Безопасности, дождавшись развязки (или завязки?), глянула из тяжеловесных зданий в окна, а потом в мгновение ока сама по себе очутилась на площади, взялась за привычное-незаметное: рассекать, прореживать, локализовывать, ограждать… В общем, работать умеют, отметил Жилин. И работают на извлеченный из-под земли VIP, а не против. Все! Миссия Жилина, миссия бодигарда Жилина выполнена. Уф!..
Но проманкировать миссией героя не получилось, не успел.
Творилось нечто. Чугунного Рыцаря в центре площади облепили сплошной муравьиной массой. Копошились, колотили, спихивали.
Если сковырнут, то «ку-ку!» — снова неуместно весело подумал Жилин. Вся площадь прошита подземными переходами. Проломит к чертовой матери! Плюс подавит неосторожных. А осторожных, кажется, здесь нет вообще. Так возникают нездоровые сенсации. Так рождаются «кровавые воскресенья».
Рыцаря действительно сковырнули, но удивительно кстати над площадью завис «крокодил». Тот самый? Такой же? Дежавю! На сей раз Ми-24 сбросил не кумулятивную бомбу, а трос с петлей. Самые прыткие, забравшиеся выше остальных, накинули петлю на шею Рыцарю. «Крокодил» плавно пошел вверх, натягивая трос, проверяя на прочность. Потом чуть «присел» и «прыгнул» в высоту.
Оглушительный треск, от которого вздрогнули все светофоры на Лобной площади, вздрогнули и отказали, взбесились.
Первая мысль: лопнул трос. Но нет. Рыцарь с треском лишился насиженного места. Рыцарь парил в воздухе, неспешно раскручиваясь вокруг своей оси. Ми-24 забирал вверх и в сторону. Толпа зашлась от священного (или святотатственного?) восторга: вздернули! мы, народ, вздернули Рыцаря! Они хохотали.
И Жилин наконец-то понял, что все это и впрямь необычайно весело. Светофоры меняли цвета скорострельно, без пауз, вразнобой. Красный — желтый — зеленый, красный — желтый — зеленый. Жилин был рядом с Седым. К ним тянулись руки, руки, руки. Из ниоткуда возник Айова Смит с неизменной камерой на плече. Ванья, кричал он, бастард, это манифик, Ванья! И Жилин принял смитовского «ублюдка» в свой адрес и согласился, что это манифик, полный восторг и упоение, и тоже заорал ненормативно, мол, Ай, живой, сволочь, топь твою гать, выкарабкался, засранец! Что там было, Ай?! О-о, там такое было, о-о! Погода была ужасная, принцесса была прекрасная! Погода была прекрасная, принцесса была ужасная! Главное — не суть, а накал эмоций. Это было ужасно! Это было прекрасно! Сейчас не до того, Ванья! Сейчас главное — здесь и сейчас! Рос-си-я! Рос-си-я! Росси-я! Скандировали толпы. Красный — желтый — зеленый, красный — желтый — зеленый. А вот, понимаешь, солдатик, которому все мы обязаны… и вот я прямо здесь и сейчас подписываю указ! Седой захлопал себя по груди в поисках ручки. А Жилин лишился почвы под ногами — его схватили, подбросили, поймали, подбросили. Седого тоже качали. Качали еще с полдюжины неуточненных фигур. Потом Жилин вместе с Седым очутился на постаменте, где до недавнего исторического момента скучал Рыцарь. Седой зачитывал какие-то, понимаешь, бумажки, а Жилин в полуприседе страховал глашатая от падения с пьедестала. Рос-си-я! Рос-си-я! Долой! Ура! А Рыцаря куда?! В реку! Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Рос-си-я! Ура! От имени инициативного комитета предлагаем переименовать площадь в Лобную, ура! Друзья, веселился Жилин, лобное — значит, место казни, и уже есть одно лобное место, у Спасских ворот! Вы не филолог, как вас зовут, Иван, хорошее русское имя, но вы не филолог, Иван, и не историк! Вы символ свободы России, ура! Рос-си-я! красный — желтый — зеленый… но не филолог и не историк! Подвысь у Спасских никогда не была местом казни, а царским и патриаршим при беседе с народом, слушайте, Иван, оттуда же, с возвышенности, читались указы, собственно, Лобное — и означает: высокое, приподнятое. Отстань от него, интель! Я — интель?! А по сопатке?! Ваня! Выпьем! Давай с нами выпьем! Урр-ра-сси-я-а! Рыцарь — из золота, Усатый весь золотой запас ухнул на отливку Рыцаря и сверху покрасил, а теперь статую своровал вертолет, тот самый вертолет, который Белый дом разбомбил! А иди ты! Красный — желтый — зеленый… Мы победили, Ваня, победили! Да, вы победили! Какие-такие «вы»?! Мы! Вы, вы!.. Такие просветленные, такие замечательные, такие героические — посреди голодной, пасмурной, взвинченной столицы. Красный — желтый, красный — желтый — зеленый. Мария, брызгая, изумруд ной в светофорных отсветах слюной, орал на Жилина, и Жилин только благодушно ухмылялся, пока Марию не прихватили под микитки с намерением разобраться с этим коротышкой накоротке, — наезжает, понимаешь, на символ! И Жилин смог отстоять Марию только потому, что ему, символу, то бишь Ване, сегодня можно все…
