Братья - Диксон Гордон Руперт (книги бесплатно без .TXT) 📗

Звание и фамилия его брата прозвучали для меня почему-то столь же странно, как если бы кто-то говорил о себе в третьем лице.

– Но Пел? – спросил я.

– Мы не знали, что именно генерал Синьцзинь был в этом замешан, – ответил Ян. – Вы сами сейчас назвали его.

– Он из Голубого Фронта, – уточнил я.

– Да, – кивнул Ян.

– Я знал его всю свою жизнь, – осторожно начал я. – Мне кажется, он испытал некоего рода нервное расстройство из-за смерти вашего брата; он всегда восхищался им. Но тем не менее это человек, вместе с которым я вырос, и этого человека нелегко заставить сделать что-либо, чего он делать не хочет. Пел отказывается помочь нам найти убийц; и вряд ли мы сможем заставить его говорить в течение шести часов, оставшихся до того, как ваши солдаты войдут в Бловен.

Я закончил. Ян спокойно сидел, глядя на меня, и ждал.

– Разве вы не понимаете? – воскликнул я. – Пел может нам помочь, но я не знаю, каким образом заставить его это сделать.

Ян продолжал молчать.

– Что вам от меня нужно? – Я с трудом сдерживал себя.

– Все, – ответил Ян, – что вы в состоянии мне дать.

На какое-то мгновение мне показалось, что в гранитной горе, которую он напоминал, возникла трещина. Какое-то мгновение, клянусь, я мог заглянуть ему в душу. Но если это и было так, трещина немедленно закрылась. Он сидел – далекий и ледяной – за своим столом и ждал.

– Я ничего не могу вам сообщить, – сказал я, – если только вы не знаете какого-либо способа заставить Пела говорить.

– Я не знаю никакого способа, который был бы совместим с репутацией моего брата как дорсайского офицера, – словно издалека донеслись до меня слова Яна.

– Вас беспокоит репутация? – заорал я. – А люди в Бловене, которые могут погибнуть, если ваши солдаты придут сюда обыскивать все дома в поисках убийц. Что важнее, репутация мертвого человека или жизни живых?

– Люди – это ваше дело, комиссар, – холодно объяснил мне Ян, – профессиональная репутация Кейси Грима – мое.

– Что случится с этой репутацией, если войска войдут в Бловен меньше чем через шесть часов?

– Ничего хорошего, – ответил Ян. – Но это не снимает с меня ответственности. Я не могу сделать того, чего я не должен делать, и обязан делать то, что я должен делать:

Я встал.

– В таком случае из этой ситуации нет выхода, – подытожил я. Внезапно на меня снова навалилась страшная усталость. Я устал от фанатиков-квакеров, которые явились из другой солнечной системы, чтобы предъявить чисто теоретические претензии на наши доходы и жизненное пространство в качестве оправдания для нападения на Сент-Мари. Я устал от Голубого Фронта и людей, подобных Пелу. Я устал от всевозможных гостей с других планет, включая экзотов и дорсайцев. Я устал, устал... Потом мне пришла в голову мысль, что я могу выйти из игры. Откажись я от принятия решения, которое, по утверждению Падмы, должен был принять, и все это дело перестало бы меня касаться. Следовало, разумеется, встать и уйти, но мои ноги не двинулись с места. Выбрав меня в качестве точки опоры, судьба ошиблась. Как и Ян, я не мог сделать того, чего я не должен был делать, и вынужден был делать то, что я должен был делать.

– Ладно, – вздохнул я. – Может быть, Падма сумеет помочь.

– Экзоты, – возразил Ян, – никого не принуждают. – Но он встал.

– Я попытаюсь уговорить его, – устало сказал я.

Я снова не имел никакого понятия о том, где искать Падму. Но Ян нашел его в небольшой нише среди стеллажей в библиотеке Бловена, которая, как и многие библиотеки на всех шестнадцати обитаемых планетах, обеспечивалась экзотами. Падма безмятежно сидел перед нами в своих голубых одеждах, с застывшим выражением лица. Я поделился с ним своими соображениями, но он покачал головой.

– Том, – сказал он, – вы должны были бы знать, что мы, экзоты, никогда никого ни к чему не принуждаем. Это было бы изменой нашим морально-этическим принципам. Вот почему мы нанимаем солдат, чтобы они сражались за нас, и сетанских юристов, чтобы они занимались нашими внепланетными деловыми контрактами. Я – последний человек на этой планете, который заставит Пела говорить.

– Вы не чувствуете никакой ответственности за невинных людей в этом городе? – удивился я. – За жизни, которые будут потеряны, если он не заговорит?

– На эмоциональном уровне – да, – спокойно согласился Падма. – Но есть практические ограничения ответственности за личное невмешательство. Если бы я был озабочен любыми возможными последствиями моих действий, мне бы пришлось провести всю свою жизнь неподвижно, словно статуя. Я не был ответствен за смерть Кейси, и я не отвечаю за поиски его убийц.

– Вы знали Кейси, – сказал я. – Разве вы ничем ему не обязаны? И разве вы не обязаны ничем тому же народу Сент-Мари, на помощь которому послали войска?

– Мы сделали это, – ответил Падма, – лишь для того, чтобы избежать обязательств, которые могли бы заставить нас сделать то, чего мы не должны были делать. Нет, Том. У экзотов и у меня нет обязательств перед вашим народом и даже перед Кейси.

– А перед дорсайцами? – спросил позади меня Ян.

Я почти забыл о его присутствии – настолько был поглощен разговором с Падмой. Конечно, я не ожидал, что Ян заговорит. Звук его низкого голоса прозвучал словно удар тяжелого колокола в небольшом помещении; и впервые выражение лица Падмы изменилось.

– Дорсайцы... – повторил он. – Да, наступает время, когда не будет ни экзотов, ни дорсайцев, когда будет достигнута окончательная цель. Но мы, экзоты, всегда считали нашу работу шагом к этой цели; и дорсайцы помогли нам сделать этот шаг. Возможно, если бы дела пошли иначе, дорсайцев могло бы вообще никогда не быть, а мы все еще были бы там, где мы сейчас. Но дела пошли так, как они идут; и наша нить жизни сплелась с нитью Дорсая с тех пор, как ваш дальний родственник Клетус Грим впервые освободил все Молодые Миры от диктата Земли...

Он встал.

– Я никого не стану принуждать. Но я предложу Пелу свою помощь в примирении с самим собой, если он окажется на это способным; и тогда он, может быть, захочет добровольно рассказать вам то, что вы хотите знать.

Падма, Ян и я вернулись в полицейский участок, где я оставил запертых Моро и Пела. Мы выпустили Моро и остались вчетвером, включая Пела. Он сидел на стуле, глядя на нас, бледный, но спокойный и сосредоточенный.

– Значит, вы привели экзота, не так ли, Том? – обратился он ко, мне. – Что сейчас будет? Нечто вроде гипноза?

– Нет, Пел, – мягко сказал Падма, направляясь большими шагами к нему, в то время как мы с Яном сели, ожидая дальнейшего развития событий. – Я не буду прибегать к гипнозу, тем более без вашего согласия.

– Что ж, будьте уверены; что вы его не получите! – воскликнул Пел.

Падма уже стоял рядом с ним. Пел взглянул на его спокойное лицо.

– Но, если хотите, попробуйте. Я не слишком легко поддаюсь гипнозу.

– Нет, – отрицательно покачал головой Падма. – Я уже сказал, что никого гипнотизировать не буду; но в любом случае ни вы, ни кто-либо другой не может быть подвергнут гипнозу без его согласия. Заключенный соглашается на неволю, в принципе, так же как пациент соглашается на операцию – разница лишь в степени и форме. Большая слепая масса, которой является человечество, в сущности, напоминает амебу. Она живет по своим внутренним законам, которые согласуются с ее телом и ее действиями. Эти внутренние законы основаны на сознательном и бессознательном взаимном согласии ее атомов – нас самих – сотрудничать друг с другом. Мир и удовлетворение приходят к каждому из нас соответственно нашему успеху в этом сотрудничестве, в движении вперед человечества-существа как единого целого. Несогласие и отказ от сотрудничества работают против естества. Страдания и ненависть к самому себе являются следствием борьбы против нашего естественного желания сотрудничать...

Он продолжал говорить, мягко и убедительно, и я все понимал; но лишь эти первые несколько фраз четко отпечатались в моей памяти, а больше я не могу ничего вспомнить. Я до сих пор не знаю, что произошло. Возможно, я почти задремал, не отдавая себе в этом отчета. Так или иначе, время шло; и следующее, что я помню, – как он уходил.