Полдень 23 век. Возвращение Тойво (СИ) - Горячев Игорь Вениаминович (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
Вертолет начальницы мягко опустился на плоскую вершину холма, приспособленную под взлетно-посадочную площадку. Никто не вышел навстречу. В разгар рабочего дня на «точке», кроме дежурного диспетчера, не оставалось ни единой души. Работы у егерей-охотоведов было по горло. Марыся Ясенская занималась подсчетом поголовья икроносных мисигов в верховьях реки Великой. Артур Тер-Акопян присматривал за киберами, занятыми заготовкой зимних кормов для полороговой фермы. А Коля Сапрыкин с утра повел очередную группу туристов к Меловой балке.
Год назад в карстовых пещерах Меловой балки местные Следопыты-любители обнаружили самую настоящую наскальную живопись. Это открытие на некоторое время стало мировой сенсацией. Ведь до сих пор общепризнанным считалось мнение, что на Горгоне нет и никогда не было разумных существ, не считая землян-колонистов. Несколько месяцев длилось нашествие астроархеологов и представителей Большого Комкона, но раскопки и просвечивание окрестных недр интравизором ничего не дали: ни косточки, ни рубила, ни наконечника. Да и изображение, отбивающегося от стаи сваргов полорога, выполненное со свойственным первобытным художникам безыскусным изяществом, оставалось пока единственным. Исследования вскоре перенесли в другие края, и «Теплый ручей» вновь превратился в самый заурядный егерский пункт, коих в умеренном поясе Горгоны десятки.
Нильсон выпрыгнул из вертолета первым и успел галантно подать даме руку. Рина смутилась. Не привыкла она к такому обращению. Егеря на ее «точке», за исключением Марыси, были сущими мальчишками и оказывали дамам внимание раз в году, да и то — в праздник. Рука у новоявленного галанта оказалась на удивление нежной, с шелковистыми подушечками. Похоже, она не знала элементарного физического труда и уж тем более не имела дела с карабином.
«Кто еще здесь младенец…» — неприязненно подумала Рина, вынимая свою твердую мозолистую ладошку из неприятно мягких пальцев найденыша.
В неловком молчании они спустились с холма, пересекли обширный двор, поднялись по скрипучим ступенькам в столовую. Горгона считалась планетой с умеренно-агрессивной биосферой, и в отличие от Пандоры или Яйлы здесь не использовали спектролитовых куполов, энергетических барьеров и автоматических распылителей снотворного. Егерский пункт номер семнадцать окружал деревянный частокол, а некоторые строения внутри напоминали блокгауз, памятный каждому, кто в детстве зачитывался «Островом сокровищ». На фоне этой суровой архитектурной экзотики здание столовой выглядело легкомысленно-сказочным: крылечко с балясинами, крытая тесом крыша, веселенькие изразцы декоративной печи.
Рина показала гостю, где расположена умывальня, а сама принялась хлопотать. Она достала из холодильника фирменное блюдо — заливное из телятины, поколдовала с установкой субмолекулярного синтеза, сооружая крабовый салат и украинский борщ. Вспомнила, что говорилось о кофе, и решила уточнить: какой предпочитает гость? Дверь умывальни была распахнута настежь, Нильсона внутри не было. Не оказалось его и в обеденном зале. Недоумевая, Рина выглянула во двор. Увиденное поразило ее сильнее, чем все странности нежданного гостя вместе взятые.
Томас Нильсон вприпрыжку мчался к взлетно-посадочному холму. На вершине он воровато оглянулся — ни дать, ни взять нашкодивший кот — и нырнул в кабину вертолета.
— А как же кофе? — пробормотала Рина.
«Стерх» поднимался к ослепительно-синему небу Горгоны, но старший егерь-охотовед не смотрела ему вслед. Она не могла отвести глаз от большого портрета, с незапамятных времен висевшего в простенке у входа в красный уголок. Бледное лицо с выступающими скулами, немного раскосые темные глаза, резко очерченный подбородок, прямой с едва заметной горбинкой нос… и надпись на потускневшей от времени бронзовой табличке: «Томас Нильсон. Главный смотритель заповедника. Погиб при невыясненных обстоятельствах 21 июля 2165 года».
12 мая 228 года
Тополь-11, Квартира Максима Каммерера
Всю ночь с 11 на 12 я не мог заснуть. Ворочался с боку на бок, вставал, делал себе прохладный сок, подходил к окну. Потягивая мелкими глотками сок, смотрел в темно-синюю бездну на огни ночного Свердловска, простирающегося до самого горизонта, на темные вертикали тысячеэтажников, усыпанные россыпями огней и словно парящие в воздухе, на снующие между ними сияющие точки глайдеров, на мерцающие треугольники стратопланов, проплывающих по небу… Калям, имеющий обыкновение дрыхнуть у меня в ногах, тоже просыпался. Неслышно спрыгивал с постели, подходил ко мне, терся о мои ноги, а потом садился, обвив лапы пушистым хвостом, и созерцал вместе со мной ночной город.
Конечно, визит Бернара и Мари глубоко потряс меня и я волновался перед визитом в Институт Чудаков, несмотря на все свое «прогрессорское хладнокровие». Решалась моя не столько человеческая, сколько «постчеловеческая» судьба. Я чувствовал, что мне будет очень трудно жить дальше, если результат окажется отрицательным. Все эти годы я боролся с собой и с Синдромом Большого Откровения, практически заставляя себя жить, и мои душевные ресурсы были на исходе. Я не сказал об этом Бернару и Мари. Да и не нужно им было об этом знать. Только человек, страдающий СБО, может понять в полной мере другого такого же страдальца. И все же они принесли с собой надежду, и какую Надежду!.. При одной мысли о том, что у меня может быть «т-зубец» в ментограмме, все мое существо наполнялось неудержимым ликованием, которое тут же сменялось глубоким отчаянием, когда я вспоминал о противоположной альтернативе. Но откуда у Нехожина такая уверенность, что у меня может быть «т-зубец»? Это оставалось для меня загадкой.
Мне очень хотелось позвонить Комову. Но что-то удерживало меня. Может быть то, что я помнил его категоричное требование к люденам «немедленно покинуть землю» на той исторической встрече в доме Горбовского на берегу Даугавы тридцать лет назад. И то, что все эти тридцать лет он в своих книгах и статьях резко выступал против люденов. Было такое ощущение, словно он обиделся на них за их «равнодушно-циничное» (его выражение) отношение к человечеству. А теперь я сам мог стать потенциальным люденом. Я совершенно не мог себе представить реакцию этого уже почтенного 125-летнего старца, и не был уверен, что найду в нем союзника. Кроме того, он был членом Мирового Совета, а я твердо решил не спешить, пока не разберусь во всем сам и не соберу достаточное количество информации.
Утром 12 мая, у себя в домашнем кабинете я просмотрел список сотрудников группы «Людены», в ментограмме которых обнаружена «третья импульсная», с краткими характеристиками каждого из них. Этот список, по просьбе Нехожина, прислали мне Бернар и Мари, видимо, для «заочного знакомства», как я полагаю:
Ростислав Нехожин, бывший физик, основатель псионики, он же Дайши Тайсэй (яп. Великий Учитель, Мудрец, Мастер), — псионик невероятной мощи, полностью посвятивший себя развитию возможностей своего сознания, в течение уже многих лет бессменный лидер группы «Людены» и руководитель харьковского филиала ИМИ. В свое время он почти на пальцах показал ограниченность и тупики традиционной физики (см. Экскурс), ибо, как он заявил, она не при каких условиях не способна включить в себя и описать математическими методами сознание. «Какими методами вы собираетесь измерять сознание?», — заявил он на одной из конференций. — Само сознание, используя ум, изобретает все эти методы. Сознание порождает даже среду, в которой происходит само измерение, включая время, пространство и материю. Сознание — это фундаментальная реальность, сознание — это последний предел». О нем ходили легенды, он на практике демонстрировал невероятные способности: левитировал, мог телепортировать себя в пространстве без всякой Нуль-Т (правда на расстояние всего несколько метров, ибо, по его словам, «это требовало огромных затрат энергии»), материализовывал и дематериализовывал предметы, видел сквозь стены. Кроме того, он был психократом, но продемонстрировал эту способность лишь однажды после многочисленных просьб экспериментаторов (правда, проявив при этом изрядное чувство юмора) которые, подчиняясь его воле, битые полчаса изображали зайчиков, скачущих вокруг елки, и распевали детские песенки, чем немало позабавили всех присутствующих… И все его многочисленные пси-способности не раз подтверждались экспериментами. Физики (и не только физики) только руками разводили. Всей своей жизнью он нарушал все известные физические законы и экспериментально доказывал истинность основанной им науки. Впрочем, сам он только посмеивался и относился ко всему этому как к «детским игрушкам», заявляя, что все это в пределах возможностей нормального человека, при определенном упорстве и некоторой практике, стоит только глубоко, так сказать каждой клеткой своего тела принять простую парадигму: «Для сознания нет ничего невозможного, для него не существует законов, ибо оно само создает их».
