Т. 05 Достаточно времени для любви - Хайнлайн Роберт Энсон (читать бесплатно полные книги .txt) 📗

Потом он положил в карман мой четвертак и показал, что я сделал не так. На сей раз, прежде чем он закончил, я сумел сам сообразить, что нужно делать с ружьем, и теперь уже сам предложил ему пари. Он расхохотался и велел радоваться, что урок обошелся мне так дешево. Передай, пожалуйста, соль.

Везерел исполнил просьбу.

— Лазарус, если бы мне удалось сосредоточить вас на воспоминаниях — о вашем деде или ком угодно, я не сомневаюсь, что нам удалось бы узнать бездну всяких интересных вещей, не важно, считаете вы их мудростью или нет. За эти десять минут вы сформулировали с полдюжины основных житейских истин… правил — назовите их, как хотите, — причем явно непреднамеренно.

— Например?

— Скажем, что большинство людей учится на опыте…

— Даю поправку. Айра, большинство людей не способны использовать чей-либо опыт, не забывай о силе человеческой тупости.

— Вот вам еще один пример. Кроме того, вы сделали парочку замечаний относительно тонкого искусства лжи… нет, скорее даже три — помните, вы сказали, что ложь не должна быть изощренной. Вы сказали также, что вера преграждает путь познанию, и еще что-то о том, что, только разобравшись в ситуации, можно справиться с ней.

— Я не говорил этого… впрочем, не исключаю.

— Я обобщил ваши слова. Вы сказали, что не плевали против ветра… Что в обобщенном виде означает: не предавайся мечтаниям, обратись лицом к фактам и поступай соответствующим образом. Впрочем, я предпочитаю вашу формулировку — она сочнее. А также: всегда плутуй, играя в карты. Я уже много лет не играл в них, но смог предположить, что это значит: не пренебрегай доступными тебе способами увеличения шансов на успех в ситуации, определяемой случайными событиями.

— Хм-м. Дедуся сказал бы: не пустословь, сынок.

— Добавим к прочему: плутуй, играя в карты, улыбайся, когда проигрываешь, и не пустословь. Если только на самом деле это не ваша собственная фраза.

— Нет, тоже его. По-моему. Черт побери, Айра, через столько лет трудно отличить истинное воспоминание от воспоминания о воспоминании об истинном воспоминании. Так всегда бывает, когда ты вспоминаешь прошлое. Редактируешь его и перекраиваешь — чтобы сделать благопристойным…

— Вот и еще одна…

— Умолкни. Сынок, я не хочу вспоминать о былом — это признак старости. Младенцы и дети живут в настоящем времени — в «сейчас». Достигнув зрелости, человек предпочитает жить в будущем. В прошлом обитают лишь старцы… этот признак и заставил меня уразуметь, что я прожил уже слишком много. Я обнаружил, что все больше и больше размышляю о прошлом — и меньше о настоящем, не говоря уже о будущем. — Старик вздохнул. — Так я понял, что стар. Чтобы прожить долго — тысячу лет, скажем, — нужно ощущать себя сразу и ребенком, и взрослым. Думай о будущем, чтобы быть к нему готовым, — но без тревоги. И живи так, словно завтра должен умереть, и встречай каждый новый рассвет, словно день творения, и с радостью живи в нем. И не думай о прошлом. А тем более не сожалей о нем. — На лице Лазаруса Лонга проступила печаль. Потом он вдруг улыбнулся и повторил: — Не жалей. Выпьем, Айра?

— Полбокала. Благодарю вас, Лазарус. Если вы все же решились умереть в ближайшее время — никто не смеет оспаривать вашего права — почему бы тогда не вспомнить сейчас о прошлом? Почему бы не облагодетельствовать своими воспоминаниями потомков? Это ваше наследие куда более ценно, чем состояние.

Лазарус поднял брови.

— Сынок, ты начинаешь докучать мне.

— Прошу прощения, сэр. Разрешите откланяться?

— Заткнись и сядь на место. Мы же обедаем. Ты напомнил мне одного… Знаешь, в Новой Бразилии жил один тип, который все скорбел по поводу тамошнего обычая серийного двоеженства, но старательно следил за тем, чтобы одна из его жен была домохозяйкой, а другая красавицей, так что… Айра, с помощью этой штуковины, которая нас слушает, можно собрать воедино отдельные заявления и составить из них некий меморандум?

— Безусловно, сэр.

— Хорошо. Не важно, как этот хозяин поместья — Силва, да, по-моему, его так и звали, дон Педро Силва — не важно, как он выкрутился из положения. Хочу только заметить, что, когда ошибается компьютер, он с еще большим упрямством, чем человек, цепляется за собственные ошибки. Если я подумаю подольше, то, может быть, и сумею подыскать для тебя какие-нибудь жемчужины мудрости. Точнее, стекляшки. И тогда не придется загружать машину скучными историями о доне Педро и его женах. Значит, ключевое слово…

— Мудрость?

— Иди и вымой рот с мылом.

— И не подумаю. Быть может, подойдет «здравый смысл», старейший?

— Это, сынок, понятие противоречивое. Смысл не может быть здравым. Пусть будут «Заметки» — записная книжка, куда я могу занести все, что запомнилось, все, что достойно упоминания.

— Отлично! Можно немедленно внести изменения в программу?

— Ты можешь сделать это отсюда? Я не хочу прерывать наш обед.

— Это очень гибкая машина, Лазарус. Она является частью той, с помощью которой я правлю планетой… по мере моих слабых сил.

— В этом случае, я полагаю, что ты можешь завести в ее память дополнительный контур, отзывающийся на ключевое слово. Возможно, я захочу заново перебрать искрящиеся шедевры собственной мудрости — дело в том, что универсальные положения лучше всего воспринимаются в форме, обращенной к конкретному времени… Иначе зачем политикам писатели-невидимки?

— Писатели-невидимки? Признаюсь, мой классический английский небезупречен: это выражение мне не знакомо.

— Айра, не надо рассказывать мне, что ты сам пишешь собственные речи.

— Лазарус, я не произношу речей. Никогда. Только отдаю приказы и очень редко пишу отчеты, предназначенные для попечителей.

— Поздравляю. Но могу поспорить — на Счастливой писатели-невидимки есть или вот-вот появятся.

— Сэр, я немедленно заведу этот контур. Дать латинский алфавит и произношение двадцатого столетия? Вы будете диктовать на этом самом языке?

— Если только бедная невинная машина не переутомится. В противном случае могу прочитать по фонетической записи.

— Сэр, это очень гибкая машина, она и научила меня говорить на этом языке, а еще раньше — читать на нем. — Хорошо, пусть будет так. Только распорядись, чтобы она не правила мою грамматику. Хватит с меня и редакторов-людей. От машины я подобной наглости не потерплю.

— Да, сэр. Минуточку… прошу прощения. — И, перейдя на новоримский диалект галактического, исполняющий обязанности подозвал высокого техника. Вспомогательное печатное устройство установили раньше, чем беседующие успели допить кофе.

Устройство включили, и оно тут же зажужжало.

— В чем дело? — поинтересовался Лазарус. — Проверка?

— Нет, сэр, оно печатает. Я попробовал поэкспериментировать. В рамках собственных программ машина обладает известной свободой суждений. Я распорядился, чтобы она просмотрела сделанную запись и попыталась выбрать все утверждения, схожие с афоризмами. Я не уверен, что она способна на это, поскольку любое объяснение понятия «афоризм» — не знаю, какое в нее заложено — волей-неволей окажется абстрактным. Но я надеюсь. Во всяком случае ей твердо приказано: никаких исправлений.

— Хорошо. «Когда медведь вальсирует, удивительно то, что он танцует вообще, а не насколько изящно он это делает». Это не я, не помню кто. Цитата. Посмотрим, что получилось.

Везерел сделал знак рукой маленькому технику, тот торопливо подскочил к машине и вручил каждому по листку.

Лазарус просмотрел свой.

— М-мм… да. Второе неверно — это пародия. Третье придется чуточку переформулировать. Эй! А здесь она воткнула знак вопроса. Наглая железка — я проверил справедливость этого утверждения за многие столетия до того, как добыли руду, из которой ее изготовили. Хорошо хоть, что не влезла с поправками. Не помню, чтобы я так говорил, но это тем не менее верно. Меня чуть не убили, прежде чем я усвоил эту мысль. — Лазарус поднял глаза. — Хорошо, сынок. Если тебе все это нужно — пользуйся. Раз я могу проверить и внести поправки… Не стоит принимать мои слова за Евангелие, прежде чем я выброшу оттуда всю чушь. А я способен это сделать не хуже всякого.