Затерянные на Венере - Берроуз Эдгар Райс (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Когда дикарь, которого я повалил, поднялся на ноги, он с яростным ревом бросился на меня. Это могло бы кончиться для меня плачевно, если бы не вмешался другой дикарь. Это был крепкий, плотный тип, и когда он встал между мной и моим противником, тот остановился.
— Стой! — скомандовал мой неожиданный заступник.
Если бы я услышал, как разговаривает горилла, я бы удивился не сильнее. Это было для меня введением в важный этнологический факт: все человеческие расы на Венере (по крайней мере все, с которыми мне довелось встретиться) говорят на одном языке. Быть может, вы сумеете объяснить это; я не могу. Когда я расспрашивал амторианских ученых, они были просто ошарашены вопросом. Они не могли себе представить никакого другого положения дел. Поэтому я никогда не сталкивался с возможным объяснением.
Разумеется, язык немного изменяется в зависимости от культуры нации. Те, у кого меньше потребностей и меньше опыта, используют меньше слов. Язык нобарганов, наверное, самый ограниченный. Им хватает словаря в сотню слов. Но основные корни везде одинаковы.
Нобарган, который защитил меня, как оказалось, был королем — джонгом этого племени. Я позднее убедился, что его действия были вызваны не гуманными соображениями, а всего лишь желанием сохранить меня для иной участи.
Мои действия, однако, были не совсем бесполезны, поскольку на оставшемся пути Дуари не волокли за волосы. Она поблагодарила меня за выручку, и это само по себе стоило приложенных усилий. Но она предупредила меня, чтобы я больше их не раздражал.
Обнаружив, что по крайней мере одна из этих тварей способна произнести по крайней мере одно слово на амторианском языке, с которым я был знаком, я решил задать несколько вопросов в надежде выяснить цель, ради которой нас взяли в плен.
— Зачем вы схватили нас? — спросил я дикаря, который произнес это единственное слово.
Он посмотрел на меня в удивлении, а те, кто был рядом и слышали мой вопрос, принялись смеяться и повторять его. Их смех нельзя назвать легким, приятным или успокаивающим. Они скалят зубы в гримасе и издают звук, который больше всего напоминает отрыжку пьяного матроса. При этом в их глазах нет улыбки. Мне понадобилось сильно напрячь воображение, чтобы признать это смехом.
— Албарган не знает? — спросил джонг. Албарган значит дословно нет-волосы-человек, или без-волосы-человек, то есть безволосый человек.
— Я не знаю, — ответил я. — Мы не делали вам вреда. Мы искали морской берег, где находятся наши люди.
— Албарган скоро узнает, — и он снова засмеялся.
Я старался придумать какой-нибудь способ подкупить его, чтобы он позволили нам уйти. Но поскольку единственную ценную вещь, которой мы обладали, он выбросил прочь как бесполезную, это казалось безнадежным.
— Скажи мне, чего вы хотите больше всего, — предложил я, — и может быть, я смогу достать это для вас, если вы отведете нас на берег.
— У нас уже есть то, что мы хотим, — ответил он, и все племя засмеялось над его ответом.
Я теперь шел рядом с Дуари, и она посмотрела на меня с выражением полной безнадежности.
— Я боюсь, что с нами все кончено, — сказала она.
— Это все моя вина. Если бы у меня было достаточно мозгов, чтобы найти океан, этого бы никогда не случилось.
— Не обвиняй себя. Никто бы не мог сделать большего, чтобы защитить и спасти меня, чем сделал ты. Пожалуйста, не думай, что я этого не ценю.
Для Дуари сказать такое было нелегко, и я почувствовал себя так, как будто солнечный луч осветил мрак моей подавленности. Это абсолютно земное сравнение, поскольку на Венере нет солнечного света. Сравнительно близкое солнце ярко освещает внутренний облачный слой, но он рассеивает свет, и тот не отбрасывает четких контрастных теней. Есть лишь всепроникающее свечение сверху, которое смешивается с сиянием, идущим с почвы, и в результате пейзаж окрашивается в мягкие и красивые пастельные тона.
Наши пленители завели нас вглубь леса на значительное расстояние. Мы шли почти весь день. Они редко разговаривали, а когда разговаривали, то обходились односложными словами. Они больше не смеялись, чему я был весьма признателен. Едва ли можно представить себе более неприятный звук.
У нас была возможность изучить их на протяжении этого длинного похода, и каждый из нас так и не смог прийти к определенному выводу, кто они — зверолюди или человекозвери. Их тела были полностью покрыты волосами, ступни большие и плоские, а пальцы на ногах вооружены, как и пальцы на руках, толстыми, прочными и острыми ногтями, напоминавшими когти. Сами дикари были большими, тяжеловесными, с огромными плечами и шеями.
Глаза были очень близко посажены на бабуиноподобных лицах, так что в некоторых отношениях их головы были похожи скорее на собачьи, чем на человеческие. Между мужчинами и женщинами не было сильных различий. Женщин в отряде было несколько, они вели себя точно так же, как мужчины, и казались равными им. Они несли луки, стрелы и пращи, а также камни для пращей, небольшой запас которых у них был с собой в кожаных мешках, перекинутых через плечо.
Наконец мы достигли открытого места рядом с небольшой речкой, где стояли два десятка самых грубых и примитивных шалашей. Они были сделаны из веток всех размеров, сложенных без малейшего признака симметрии и покрытых листьями и травой. У земли в стенах шалашей была проделана узкая дыра, сквозь которую надо было протискиваться на четвереньках. Эти постройки напомнили мне гнезда крыс, только в сильно увеличенном масштабе.
Здесь наших пленителей ожидали другие члены племени, и при виде нас они бросились вперед с восторженными криками. С большим трудом джонг и другие члены вернувшегося отряда удержали их от того, чтобы разорвать нас на куски.
Нас втолкнули в одно из дурно пахнущих гнезд и поставили у входа стражу. Скорее для того, чтобы предохранить нас от соплеменников, я подозреваю, чем для предотвращения нашего побега.
Хижина, в которой мы оказались, была неописуемо грязной, однако в слабом свете, проникающем внутрь, я нашел коротенькую палочку, при помощи которой сгреб в сторону вонючую подстилку, пока не очистил достаточно места, чтобы мы могли лечь на сравнительно сухую землю.
Мы лежали головами к выходу, чтобы воспользоваться хотя бы тем незначительным количеством свежего воздуха, который проникал внутрь. В отверстие выхода мы видели нескольких дикарей, которые рыли две параллельных траншеи в мягком грунте — каждая примерно семь футов длиной и два шириной.
— Зачем они это делают, как ты думаешь? — спросила Дуари.
— Не знаю, — ответил я, хотя у меня и были определенные подозрения. Траншеи были подозрительно похожи на могилы.
— Может быть, нам удастся убежать, когда они заснут, — предположила Дуари.
— Мы непременно воспользуемся первой же возможностью бежать, — ответил я, не чувствуя надежды. У меня было ощущение, что когда нобарганы лягут спать, нас уже не будет в живых.
— Посмотри, что они делают, — сказала Дуари спустя некоторое время. — Они заполняют траншеи дровами и сухими листьями. Не думаешь ли ты… — воскликнула она, и дыхание ее перехватило.
Я положил ладонь на ее руку и мягко сжал ее.
— Мы не должны придумывать всякие ужасы без необходимости.
Но я чувствовал, что она думает о том же, что и я — эти траншеи не что иное, как ямы для костров, на которых готовится пища.
В молчании мы наблюдали за тем, как дикари возятся около траншей. Они построили стенки из камней и земли около фута высотой вдоль каждой из длинных стенок ямы, затем они положили шесты на расстоянии нескольких дюймов друг от друга поверх каждой пары стен. Медленно перед нашими взорами обретали форму два гриля.
— Это ужасно, — прошептала Дуари.
Ночь наступила прежде, чем приготовления были завершены. Затем джонг дикарей пришел в нашу тюрьму и скомандовал нам выходить. Когда мы вышли, то были схвачены несколькими самцами и самками, другие принесли длинные плети прочных лесных лиан.
