Дом Дверей: Второй визит - Ламли Брайан (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
В конце концов, на дворе стояли девяностые годы двадцатого века! Однако к своему удивлению Джилл обнаружил, что принадлежит к числу людей старомодных.
Несмотря на близость нового тысячелетия, он хотел вступить в брак. Им двигало что-то типа «а кто объяснит малышу?». Или, наверное, все подобные проблемы являлись лишь предлогами. И с обеих сторон.
Когда Джилл думал об этом — чем он занимался достаточно часто, — то понимал, что на самом-то деле ему не хотелось иметь детей. Такое нежелание проистекало из его машинной эмпатии (или так, во всяком случае, он пытался убедить себя). А вдруг она передается в генетическом коде? Джилл отнюдь не хотел обременять этим «даром» свое потомство. Он высказал свою точку зрения самым жестким образом, чем сильно обидел Анжелу.
— Обременять? Ты или твои дети можете стать следующим прыжком в эволюции Человечества, а ты называешь свою машинную эмпатию каким-то бременем?! Обузой?! Подобно какой-то неполноценности или уродству?! Ну, позволь мне тебе напомнить, Спенсер Джилл, что без твоей маленькой обузы мы бы все в свое время оказались в прескверном положении, если вообще в каком-то положении, а не в гробу!
И ему пришлось признать, что, и в самом деле, очень многое зависело от его взаимодействия с машиной. Домом Дверей. А именно судьба всего мира. Его аргумент был просто предлогом, маскирующим испытываемую им в душе неуверенность. Не в отношении Анжелы, а будущего вообще. Или даже конкретно предчувствуемого им будущего.
И теперь это конкретное будущее наступило...
— Тут когда-нибудь должна была заплескаться вода в моем бассейне, — сказал Джилл, когда вертолет опустился на землю и стихающий вой его двигателя перешел в гулкий стук. — Прямо здесь.
— Плюх! — молвил Тарнболл и, миг спустя, поинтересовался:
— А почему «должна была», а не плещется?
Джилл пожал плечами:
— Руки не дошли.
Когда они распахнули дверцу и спустились по лесенке, из дома выбежала Анжела, а за ней двое мужчин!
Джилл с Тарнболлом обозрели появившихся парней: хорошо сложенные, мрачноватые, решительного вида субъекты. А затем обменялись лишь одним быстрым взглядом, сказавшим очень и очень многое. И, спустившись по лесенке, они, пригибаясь под злобно рассекающими воздух лопастями, направились к дому. Тут и Джилл, и агент синхронно вспомнили одно и то же: холодную ночь в Киллине у подножья Грампианских гор, куда один человек, который на самом деле человеком не был, явился, чтобы отыскать Джилла и убить его. Тогда существовал только один Дом Дверей. А теперь — три. Так кем же или чем являлись эти гости?
Анжела уже приблизилась к мерцающей дуге винтов; она остановилась и низко пригнулась, когда та парочка догнала ее. Один из преследователей схватил ее за руку, заставив внезапно, резко остановиться; а другой обхватил ее и оттащил прочь от вращающейся опасности. Но к тому времени, почти не слыша из-за уп-уп-упанья винтов вертолета отчаянных криков Уэйта, Джилл с Тарнболлом в ярости набросились на них.
Противник Джилла рухнул, несколько обескураженный тем, что его ударили по носу. Со вторым схватился Тарнболл, ударил его по почкам, и тот тоже повалился было, но агент схватил его за завязанные на затылке в «конский хвост» волосы и рывком поднял в вертикальное положение, а затем отвел назад кулак и снова ударил.
— Бога ради! — заорал Уэйт. — Господи, они же только присматривали за ней!
— Да, — задыхаясь, произнесла Анжела, — присматривали, но на свой лад. А я отказываюсь быть заточенной в собственном доме, даже если это делается якобы для моего же блага! — Она бросилась в объятия Джилла.
Противник Джилла привстал на колено и, когда Спенсер шагнул к нему, поднял руку для защиты и выпалил:
— Господи! Да прекратите вы огонь или нет?! — Из носа у него сильно хлестала кровь. Что же до другого охранника из министерства обороны, то тот стонал, держась за бок, и хлопнулся наземь, когда Тарнболл выпустил его.
Джилл повернулся к Уэйту:
— Тебе следовало предупредить, — прокричал он, перекрывая быстро стихающий гул вертушки.
— Я сам не знал, пока не увидел их, — ответил Уэйт, первым выходя из опасной зоны. И велел двум пораженным молодчикам:
— Подождите меня в вертолете.
Подойдя к дому, Анжела не пригласила министра войти, на крыльце она повернулась и резко спросила:
— Так значит, вы об этом не знали?
— О них — нет, — покачал головой Уэйт. — Но, в то же время, меня это не сильно удивило. Министерство обороны хочет... ну, защитить любого, кто имел хоть какое-то отношение к первому контакту.
— Значит, это все правда? — надавила Анжела. — Они вернулись? — Она кинула на Джилла встревоженный взгляд. А потом перевела глаза на Тарнболла и узнала его... тогда окончательно постигла страшную истину.
Как и ожидал Джилл. Кивнув и плотно сжимая губы, она спросила:
— И тебя позвали принять участие.
— Вам нужно о многом поговорить, — остановил их, подняв руки, Уэйт. — А мне следует вернуться в Лондон. Спенсер, позвони мне сегодня, ближе к ночи. Дай знать, что именно вы решили и что вам может понадобиться. И, Джек, — посмотрев на агента, он снова бессознательно поправил лацканы пиджака. — Похоже, ты тоже склоняешься участвовать в этом деле. Поэтому на данный момент я на том с вами и расстанусь. Но, Спенсер, время очень дорого. От нас ожидают мобильности, и спланировать начало операции надо уже завтра, рано утром. Направляемся мы... — Он пожал плечами:
— Это уже вам решать куда. — Он кивнул, повернулся и побежал обратно к вертолету. — Я отзову сотрудников службы охраны, — оглянувшись, крикнул он и снова обратился к агенту:
— Теперь все ложится на тебя, Джек. Но если ты случайно наткнешься еще на каких-нибудь с виду подозрительных людей, то постарайся вспомнить, что они могут быть на нашей стороне.
— Скажи этим ребятам, что мы сожалеем об ошибке! — прокричал ему вслед Тарнболл.
— Говори за себя, — пробурчала себе под нос Анжела. — С моей точки зрения, они походили на пару неотесанных субъектов, если не на деревенских мужланов!
Мрачные, молчаливые мор...
— Морпехи! — не дал ей договорить нелестный отзыв Джилл, препровождая ее в дом. А Тарнболл последовал за ними.
Вскоре Джилл поинтересовался:
— Они действительно сильно досаждали тебе? Если так, то они заслужили все, что получили и даже больше!
— Да вообще-то нет. — Она обаятельно покачала головой. Анжела совладала с собой, больше не кипела от гнева и, похоже, примирилась со случившимся. Ну, возможно, лишь чуточку негодовала. — Как они все пытались втолковать мне, у них был приказ. И как я в ответ пыталась втолковать им, что к черту ваш приказ! Мне хотелось съездить в деревню и просто сходить в магазин, но они заявили мне, что я должна оставаться дома.
Потом, когда я увидела сегодня утром по телевизору те первые невнятные сообщения — из Египта и с того норвежского ледокола, — я связала все это с происходящим здесь. И, когда я поднажала на них, выпытывая сведения... они рассказали мне все, что знали, а знали они весьма немногое. Но они сказали, что когда ты вернешься домой, у тебя будет намного больше сведений. Это так?
Джилл покачал головой и сообщил:
— Нет, ненамного. Норвежский ледокол? Похоже, ты можешь знать больше моего. Когда это показывали, я трясся в поезде или беседовал с людьми в «Джорделл-Бэнк». Мы всегда можем поймать повторение по каналам новостей. А до той поры — я могу лишь поведать тебе то, что мне рассказал Уэйт.
Он сделал это, а затем показал Анжеле фотографии.
И пока она рассматривала их, Джилл любовался ею, как любовался столько раз прежде. Его по-прежнему волновало, на самом деле волновало, больше, чем когда-либо, что она принадлежала ему.
Маленькая, не больше пяти футов и четырех-пяти дюймов, длинноногая, стройная и ах-какая-хорошенькая.
С маленькими ушками, полускрытыми под мелкими черными колечками, не совсем идеальным ртом, вздернутым носиком и слегка раскосыми, дерзкими, темными глазами, она выглядела почти евразийкой, и ее часто принимали за таковую. Но, на самом деле, она была самой что ни на есть англичанкой. Или, во всяком случае, британкой, поскольку ее отец был шотландцем. Но она унаследовала лицо и стройную фигурку своей матери, а также изрядную долю ее независимости. Настолько изрядную, что Джилл иной раз оказывался озадаченным тем, что она вообще согласилась связать себя прочными узами, что они стали «ячейкой общества» и жили вместе. Он мог лишь приписать это тому факту, что она действительно его любит. И одному Богу известно, как он любил ее.
