Последняя планета - Грилей Андре (книги бесплатно .TXT) 📗
Во всяком случае, Потраджу и Настоятельнице было над чем поломать голову. Зилонгцы отследили присутствие «Ионы», и где-то в своей мифологии откопали рыжебородого гиганта.
Неплохо, ребята. Еще одна оплошность с вашей стороны, и вы можете распрощаться с О’Нейлом. Вслух он сказал:
— Я принимаю ваши извинения, доктор Самарита. Если уж подвергаться проверке, то приятно сознавать, что ее проводит такая компетентная и милосердная женщина.
Казалось, что от смущения она готова броситься вон из комнаты.
— Поэт О’Нейл, вы используете слова с поистине поэтическим искусством.
Похоже, что они мастаки раздавать титулы.
— Если вы биолог, то, во всяком случае, вы убедились, что я не бог, если не считать рыжей бороды.
— Ваше биологическое строение представляет интерес… Я хочу сказать, что во многом оно напоминает зилонгское. Мои коллеги считают, что у вас превосходные данные.
Казалось бы, она видела его в беспомощном состоянии, кроме того, снимала с него одежду (не говоря уже о том, какие картины рисовало его воображение). И все же, она старалась не смотреть на него, избегала его взгляда.
— А кроме этого, что вам удалось узнать обо мне? — поинтересовался О’Нейл. — У меня такое чувство, что ничто не скрылось от вашего внимания.
Красавица вспыхнула.
— Извините, поэт О’Нейл, что пробы были такими тщательными. Конечно, это унизительно, когда такое происходит без согласия человека. Прошу вас простить меня.
— Тысячу раз прощаю, — он вложил в эти слова все свое обаяние, — я прощаю вас, доктор, и на будущее.
Уверившись в его искренности, она легко рассмеялась и села на стул у его изголовья.
— Вы хорошо себя чувствуете? Иногда после проб бывают неприятные ощущения. Позвольте проверить пульс.
Когда женщина склонилась над ним, О’Нейл подумал: О, если кому-то потребуется раздевать меня и изучать мою биологию, пусть лучше этим займется она.
Он не был уверен, сохранилась ли после исследований защита.
— Итак, вы убедились, что я не божественного происхождения? И что у меня нет намерений разрушать ваш мир?
Она взглянула на свой жетон.
— Агрессивность по нашим стандартам низкая, — ее пальцы задержались на его шее чуть дольше, чем это было необходимо. — Но вполне свойственна вашей биологии… Мы нашли вас крайне миролюбивым, — она снова обратилась к записям в книжке. — Поэт Симус О’Нейл, изгнанный с Тары за нарушения, не имеющие для нас никакого значения. Космический менестрель, скитающийся по мирам в поисках удачи, топлива и пищи, несущий миру свое искусство. Мы приветствуем вас на Зилонге. Сожалеем о том, что первая встреча была негостеприимной. Обещаем сделать ваше пребывание у нас приятным.
Наконец, она взглянула на него и улыбнулась. О’Нейл почувствовал, что с его сердцем происходит что-то необычное.
Она снова заглянула в записи и покраснела.
— Вы позволите задать один, возможно, неуместный вопрос? Это… это не входит в круг вопросов, касающихся моей специальности. Но я чувствую, что наши студенты, изучающие поведение, не осмелятся задать вам его.
— Ради бога, не смущайтесь.
— Мы обратили внимание, мы не могли не обратить внимания на то, что вы поцеловали меня там, в джунглях, перед тем, как я сделала успокаивающий укол.
— Разве? — Симус О’Нейл, да ты круглый дурак. Первое, что ты сделал в этом языческом мире — грубо нарушил их запреты.
— Такое поведение свойственно вашей культуре? — ее кожа стала пурпурной.
Она ужасно привлекательная, когда смущается.
— Просто мы не находим в этом ничего предосудительного. Если у вас так не принято, я прошу прощения в свою очередь.
— Конечно, мы целуемся, но в уединенных помещениях, и только в кругу близких или друзей.
— Мы тоже так делаем, — он решил выиграть время.
— Но ведь мы не были формально представлены друг другу. Мы не близкие и не знакомые. Ваши нормы допускают такое?
— Ну, как вам сказать… — Говори, как есть. — Мне показалось, что вы боитесь меня. Я дал вам понять, что не причиню зла.
— Понятно. Вы очень добры. Я была испугана, и вы решили меня успокоить, — она походила на Еву, вкусившую яблоко; ее лицо и фигура клонились в немом протесте, выражая очарование, испуг и виновность. — Но еще больше поразили. Это было волнующее эротическое ощущение.
И сейчас?
— Запретный плод? — сказал он, думая о Еве.
Изучая с подчеркнутым вниманием свои записи, она проговорила:
— Меня потом все расспрашивали, что я чувствовала? На что это было похоже?
— И?..
— Смеясь, я говорила, — она расхохоталась и удивительно похорошела, — что больше всего это было похоже на то, когда тебя при всех целует рыжебородый бог.
А что говорил МакМорток на занятиях по этике?
«Нет ничего приятнее, чем в поисках истины нарушать принятые правила».
— Я виноват в том, что поставил вас в затруднительное положение, — думая совсем по-другому, сказал О’Нейл.
— Таким образом, ваша культура допускает такое проявление чувств между доктором и пациентом? — она делала пометки в блокноте.
Теперь его длинный ирландский язык мог очень повредить, очень. Даже самое незначительное вранье могло привести в дальнейшем к серьезным последствиям.
— Если не бояться высокого слога, это благоприятно влияет на процесс выздоровления, если хотите знать мое мнение.
Вполне безобидное преувеличение. Он не ожидал, что его примут всерьез.
— Неужели? — она оторвалась от записей. — Да, вижу, вы вполне могли быть…
— Но не больше двух—трех раз в день.
В конечном счете, это был очень целомудренный поцелуй.
— Что вы говорите?! — она делала пометки. — Как это интересно.
— Да, были проведены специальные исследования, показавшие, что это способствует процессу восстановления, ускоряет его ужасно…
Если они не делали этого раньше, теперь будут.
— Необычайно интересно! — она снова делала пометки в блокноте, глядя куда угодно, только не на него.
— Как долго я пробуду в госпитале?
— Мы называем это Центром по изучению тела, — она, наконец, посмотрела на него. — Два дня, сегодня утро третьего.
— И это означает, — он всего лишь пошутил, — что вы задолжали мне минимум четыре, а то и все пять поцелуев. Ловлю вас на слове.
— Это поразительно, — сказала она, что-то быстро записывая. — Очаровательно. Я должна немедленно поделиться со своими коллегами-антропологами.
Дальнейшими поступками Симуса Финбара О’Нейла руководил Дьявол.
Он приподнялся с койки, одной рукой обхватил ее руки, притянул к себе, другой обнял за талию и дважды быстро ее поцеловал.
— Теперь ваша очередь, — она носила что-то наподобие тонкого, но плотного корсета под накидкой. Он позволил своей руке опуститься немного пониже; ниже было восхитительно упруго.
Она не пыталась высвободиться.
— Это не в наших обычаях, однако, ничего неприятного в этом нет, — ее губы немного подрагивали. Сделав ударение на слове «должна», она спросила: — Я должна отблагодарить вас?..
— Это зависит от вашего желания.
— Конечно, я этого хочу, поэт О’Нейл. Хотя я и являюсь директором Исследовательского Центра, у меня нет иммунитета против человеческих инстинктов.
— Рад это слышать.
Будь осторожен, Симус, мой мальчик. Твой чувственный рот доставит тебе немало хлопот. Похоже, что эта женщина считает любовь страшным грехом.
Время все расставит по своим местам.
Она с бешеной скоростью писала в блокноте.
— А что ваши люди думают делать со мной дальше? Запрут меня в клетку и станут показывать зилонгскому люду, чтобы каждый мог поглазеть на рыжебородого небожественного происхождения?
— Конечно же нет, — ее темные глаза гневно вспыхнули. — Мы не дикари! Вы будете нашим гостем, пока вашу машину не починят. Поскольку ничего, похожего на вашу технику, у нас нет, это, наверняка, займет некоторое время.
