Добряк - Булычев Кир (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗

Кир Булычев

Добряк (Обозримое будущее)

«Суть установки заключается в возможности прослеживать возрастные изменения как в прошлое, так и в будущее. Допустим, перед нами фотография старика, снятая где-то в Сибири в восьмидесятых годах прошлого века. Есть предположение, что это фотография известного писателя, поздних портретов которого не сохранилось. Так вот, есть ли возможность убедиться в том, что перед нами именно этот писатель?

Наша установка, проанализировав фотографию, синтезирует затем образ этого человека, каким он был двадцать лет назад. Затем нам достаточно сравнить его с известными портретами писателя, чтобы убедиться, не ошиблись ли мы в своих предположениях… Сложнее заглянуть в будущее. Казалось бы, принцип здесь тот же самый, однако если прошлое человека существует объективно, то будущее проблематично. Над решением этой задачи и работает сейчас наша лаборатория…»

— Нет, — сказала Лера и отложила перо. — Керам из меня не выйдет.

— Кто не выйдет? — спросил Саня Добряк, который, пользуясь затишьем, расчесывал свои буйные, до плеч, кудри, видно, стараясь достичь сходства с неизвестной Лере эстрадной звездой.

— Ке-рам.

— Естественно, — согласился Саня. — Керам — мужик, а вы, Калерия Петровна, прекрасная и еще сравнительно нестарая женщина.

— Спасибо. Ты хоть знаешь, кто такой Керам?

— Физик, — ни на секунду не усомнился Саня.

— Правильно. Популяризатор археологии. Тебе не попадалась книга «Боги, гробницы, ученые»? А жаль.

— Обязательно прочту, — сказал Саня и открыл свою большую записную книжку, в которую заносил телефоны знакомых девушек и мудрые мысли, которые ему довелось услышать. Какая-то часть этих мыслей была высказана Лерой. Саня Добряк полагал, что Лере лестно, когда ее слова фиксируют подчиненные.

— Ниночка, — попросила Лера лаборантку, — прочти галиматью, которую я написала. Меня просили сделать статью о нашей работе для журнала, а у меня буквально перо валится из рук от литературной бездарности.

— Кстати, Эйнштейн — слышали о таком? — сказал Саня Добряк, — не написал в жизни ни одного романа. И ничего. Прожил. А ведь даже Эйнштейн не смог бы вычислить из того лупоглазого младенца Льва Толстого, как мы с вами вчера сделали.

Ниночка читала недописанную статью, подчеркивая карандашом слабые места. Ниночка была отличницей во всем, этакая профессиональная отличница, и фамилия у нее была невероятная: Успевающая. Ниночка Успевающая.

— Если ты сегодня куда-нибудь спешишь, можешь идти, — сказала Лера Сане.

— Вас мучает совесть, что вы держали меня вчера до восьми вечера? Но я же не обижаюсь. Я согласен на жертвы. Ведь они ради Науки с большой буквы. Я правильно вас цитирую?

— Ты цитируешь не меня, а директора института и отлично знаешь об этом.

— Вообще-то правильно написано, — сказала Ниночка. — Но совершенно нет тайны. И нужны примеры.

— А что ты предлагаешь?

— Тут обязательно должна быть завязка. Допустим, к нам приносят миниатюру, и никто не знает, кто это такой. Только один старик коллекционер говорит, что это — Лев Толстой в детстве. Ну и так далее…

— Ясно, — сказала Лера. — Придется тебе, Ниночка, все это и написать, потому что я бездарна, а они уже взяли с меня клятву, что статья будет сдана в четверг. Ты чего не уходишь, Саня? Обычно тебя не удержишь.

— Думаю, — сказал Добряк.

Ниночка фыркнула.

— Могу же я иногда думать?

— Нет, Калерия Петровна, мне не справиться, — сказала Ниночка. — Это ответственная работа. Одно дело — читать, а другое — рассказать, как мы это делаем.

— Ты мне в среду принесешь, что у тебя получится, мы вместе сядем и подумаем. Может, тебя шокирует, что ты, настоящий ученый, будешь печататься в популярном журнале?

— Если вы считаете нужным…

— Тогда иди.

Лера принялась за отчет и так увлеклась, что не заметила, как прошло полчаса. Саня все торчал в лаборатории.

— Никакого сравнения, — сказала Лера, закончив абзац. — Отчет писать легче.

— Практика, — ответил Саня.

— Так над чем ты изволишь мыслить?

— Калерия Петровна, поймите меня правильно, — сказал Саня. — Я не о себе пекусь, а о науке.

— Ты всегда печешься о науке. Даже когда уносишь пол-литра спирта на день рождения к двоюродному брату.

— Но это же было полгода назад! Нельзя быть такой злопамятной.

— Можно и нужно. Продолжай.

— Наверное, мы сами еще не знаем всех возможностей установки.

— Конечно, не знаем.

— Вот вы обратили внимание, что наши девчата меня держат за первого человека в институте?

— Я думала, что из-за твоих бесценных мужских качеств.

— Не только. Они догадались, чего вы не догадались.

— Открывай тайну.

— Они мне свои фотографии подсовывают. С тех пор, как установка пошла, и вы доклад на ученом совете сделали, они только и подсовывают свои фотографии.

— Так почему же?

Лера уже догадалась, в чем дело, но лучше пускай Добряк расскажет об этом своими словами.

— Они хотят знать… — Добряк сделал драматическую паузу, и тут Лера не выдержала и разрушила все одним ударом:

— Какими они будут через десять лет.

— Нет, — сказал Добряк, — через пять. На десять у них смелости не хватает. Вдруг растолстеют?

— Ну и ты сдался?

— Ни в коем случае. Вернее, пока еще не сдался.

— Ясно, недостаточно соблазнили.

— Еще проще, Калерия Петровна. Ведь установку включишь, она столько энергии забирает, что весь институт об этом знает — заработала, голубушка. Без вас дежурный электрик примчится, а при вас — тем более нельзя.

— Так ты предлагаешь теперь, чтобы мы с тобой открыли совместное ателье по прогнозированию прелестей наших девушек?

— Нужны они мне! Я просто хотел проиллюстрировать, как моя идея развивалась.

— Тогда продолжай. Только кратко. Я еще отчет не дописала, а у меня дома мужчины некормленые сидят.

— Ничего, им не впервой. Я подумал: а вдруг наша машина и другое сможет?

— Так не томи же!

— Человек жил-жил и умер. Допустим, от старости или от болезни. А мы не знаем, в каком году это случилось. А знать нужно. Допускаете такой вариант?

— Допускаю.

— Ну ладно, с Пушкиным может и не получиться, он нечаянно умер. А если кто своей смертью? Вдруг наша установка может это указать?

— Как ты себе это представляешь?

— Ведь не до бесконечности человек стареет. Покажем его столетним, а потом она должна вам сказать: шабаш — дальше ничего не было. Не дура же она.

Есть у Сани Добряка хорошая черта — относиться к приборам и установкам, как к живым существам.

— А зачем? Показать, каким был бы Пушкин в восемьдесят лет? К науке это не имеет никакого отношения.

— А вдруг машина покажет Толстого в восемьдесят и ни шагу дальше, так как после восьмидесяти ему быть не положено?

— Слушай, Саня, отстань ты от меня. И поменьше читай фантастики.

Богом тебя молю. Иди домой и дай мне дописать отчет. Этого за меня Ниночка не сделает.

— А может, попробуем разок?

— И не проси. Электричество денег стоит. Кроме того, я все материалы сегодня сдала в отдел к Любимову.

— И даже плохонького портретика нету?

— Нету.

— А если бы был?

— Нету же.

— А если я собой пожертвую? Это же пять минут машинного времени.

Добряк вытащил из бумажника свою фотографию. Уже сделана в размере 6х4 и отглянцована. Все как полагается. Только загоняй в машину.

— Когда успел, негодяй? — изумилась Лера.

— Я сегодня еще днем нашего фотографа упросил. Сказал, что надо для опытов.

— Ты всерьез собираешься свою смерть предсказать?

— А что? Не исключено, что я проживу сто лет, и даже интересно поглядеть, каков я буду в старости, окруженный внуками и правнуками.

— Истинный сумасшедший дом! — воскликнула Лера. — Мистика в моей лаборатории. Таких людей в нормальном научном учреждении держать нельзя.

— А кто знает? Вы здесь. Я здесь. Больше никого. Пять минут машинного времени. Вчера же я работал до восьми и хоть бы что!