К проблеме среднего - Снегов Сергей Александрович (первая книга .TXT) 📗

— Не поеду, — сказал Генрих. — Что я потерял на Леонии? И что там найду? Такие командировки не для меня. Я физик, а не социолог.

— Я тоже физик, — сдержанно заметил Рой. — И добавлю к этому, если разрешишь…

Генрих вспылил. Когда он выходил из себя, спорить было напрасно.

— Не разрешаю! Поезжай сам. С твоего благосклонного согласия нас превращают в оракулов, важно объявляющих разгадки любых тайн. Роль пифии, даже вооруженной инструментарием двадцать пятого века, меня не устраивает. До нескорого свидания!

Рой удалился к себе. Генриху и вправду нужно было некоторое время провести в одиночестве. Исследование «пропасти без дна» отняло у брата слишком много нервных сил. И если раньше он быстро преодолевал усталость, то теперь предписанный медиками отдых смахивал на обыкновенное лечение. Рой понимал, что непрестанно возникающие задания перенапрягают душевные ресурсы брата. И Рой предложил поездку на Леонию лишь потому, что рассматривал командировку как своеобразную форму отдыха. Генрих сердился от одного упоминания о Леонии. Убеждать его было легко, переубедить — невозможно.

Перед выездом в космопорт Рой все же зашел к брату. Электронный секретарь сообщил, что Генрих взял туристскую путевку на Меркурий. Рой покачал головой. Экскурсии по сожженному яростным светилом Меркурию много трудней прогулок по сумрачной Леонии. Вряд ли кому другому подошли бы те методы восстановления сил, которые применил к себе Генрих. С предписаниями медиков он считался еще меньше, чем с уговорами брата.

В космолете Рой завершал незаконченные земные дела — радировал распоряжения по лаборатории, распределял задания между сотрудниками. Лишь перейдя на Марсе с космолета на звездолет, Рой передвинулся из сферы земных интересов в сферу космических загадок. Пассажиров в звездолете было немного. Рой любовался в салоне сверканием светил на звездных экранах и размышлял о Леонии. Для физика Леония была малоинтересна — мир погасающей звезды, деградирующая цивилизация слабосильных существ, похожих на тысячекратно увеличенных земных кузнечиков. Генрих имел основания отказаться от поездки — Леония нуждалась, по общему мнению, в социологах, а не в физиках. Рой испытывал удовлетворение, что согласился. Просил о помощи социолог Крон Квама. Никому на Земле не пришло бы в голову усомниться в способностях Квамы. Если такой человек признавался в бессилии, значит, задача выпала трудности необычайной.

Иногда Рой включал информационный отчет Управления дальних маршрутов. В салоне звучал приглушенный голос: Квама, докладывая Большому совету о порядках на Леонии, неторопливо разматывал путаную историю междоусобных распрей и кровопролитных войн. Общество на Леонии погибало, скудное существование становилось все скудней. В преданиях леонцев сохранились воспоминания о золотом веке относительного материального благополучия, но о хотя бы кратковременном периоде общественного спокойствия не было даже и легенд. Группа сильных в этом обществе была группой хищных. Слой знатных был слоем жадных. Захватывающие власть становились захватчиками благ! Облеченные высокими правами запасались бездонными карманами. Общество распадалось на враждебные полюсы. Это постепенно приводило к деградации и обнищанию. Четырехкрылые обитатели Леонии, в преданиях своих — лихие летуны, переставали летать, лишь ползали — одни от бессилия, другие от прожорливой сытости.

Примерно сто местных лет назад власть захватил некий Карр. Диктатор отменил все права и привилегии, упразднил все общественные различия, а крылатых объединил одной священной обязанностью — поклоняться ему. После короткого, свирепо подавленного сопротивления леонцы покорились. Карр с приближенными неистовствовали в пиршествах вокруг фонтанов симбы, измывались над покорной массой. Со смертью Карра власть тихо выскользнула из пьяных лап его друзей и ее столь же тихо подобрали средние леонцы — так стали называть себя новые правители планеты.

Правители Леонии — в точном значении средние, докладывал Земле Крон Квама, они подбираются из средних слоев общества, проходят проверку на среднесть роста, веса, интеллекта, образа мыслей, привычек и пристрастий. Идеальными считаются особи, лишенные своеобразия. Кабинет министров — и такой имеется на Леонии — составляется из леонцев, выдержавших испытание на взаимную схожесть. Официальное наименование правителей — «неразличимые». Жизнь протекает под лозунгом: «Никаких происшествий!» Леонцы утверждают, что история Леонии, полная ярких событий, себя исчерпала. Отныне не должно быть истории, а лишь одно непрерывно повторяющее себя существование. Только то, что уже было. Та же пища, те же жилища, те же позы, одежда, слова, краски, мысли. Полное запрещение нового. Новое равнозначно преступному. Леонец, передавший соседу новость, подлежит суду. Он будет оправдан, если докажет, что новости не было, сурово оштрафован, если в сообщении обнаружится забытая «прежнесть», и арестован, если суд установит, что инкриминируемое сообщение — «из небывалых». Четыре раза в сутки с вершин городских скал дикторы поют мелодичным среднегласием: «Радуйтесь — новостей нет!»

И извещение встречается воплем восторга точно размеченной звучности, громкости, продолжительности и душевной удовлетворенности.

Леония — рай для уставших, делился печальными наблюдениями земной социолог. Это царство нищих духом чем-то напоминает секту «безмолвия мысли», возникшую на заре человеческой цивилизации в эпоху распада Рима. Леония уродливо пытается осуществить консервацию обретенного благополучия, претворить в жизнь старинное изречение: «Остановись, мгновенье, — ты прекрасно!» Но мгновение — мгновенно. Абсолютизируя «сегодня», леонцы уничтожают свое «завтра». Внутреннее тление сжигает ячейки леонского общества. Редкие попытки уйти от страшного конца лишь приближают его. Философия, выражаемая формулой «только известное», возникла как глубокий, по-своему искренний протест против надвигающейся гибели. И парадоксом, недоступным разуму леонцев, является то, что такой философией они лишь ускоряют бег к гибели.