Кистепёрые - Никитин Юрий Александрович (читать хорошую книгу полностью TXT, FB2) 📗

Юрий Никитин

Кистепёрые

Часть I

Глава 1

В любой компашке, даже самой случайной, сразу находятся лидер, смешила и один-два любителя готовить шашлыки. Остальные покорно садятся, куда укажут, ждут, а участвуют в бурной деятельности ввиду интеллигентной зажатости по принципу «подай-поднеси».

Я тоже из таких, сразу устроился в шезлонге, приехали отдыхать, зато Грандэ и Лысенко развили кипучую деятельность, почти бегом принесли из дома в бумажном мешке древесный уголь, а Блондинка и Горпина уже весело и с шуточками режут на большой разделочной доске мясо на ломтики, насаживают на металлические шампуры, перемежая дольками лука.

Мангал по старинке в виде неглубокого рва в земле, хотя в продаже давно уже простые и недорогие из металла, удобные и эргономичные, но то ли руки не доходят, то ли нет смысла, если собираемся раз в году, да и то с каждым годом нас всё меньше и мы всё ближе к вопросу: «А он ещё жив?»

Лукулл говорил, что отдых – это смена блюд, вот Грандэ и даже Лысенко сменили зал машинных расчётов на это вот шашлыкотворчество. Лица выглядят куда вдохновеннее, чем на работе, здесь настоящая жизнь, выкованная в горниле тысячелетий, начиная с докаменного века, а мы всё те же кроманьонцы и даже питекантропусы.

С Невдалым, именинником, знакомы лет двадцать, но последние десять встречались только на его днях рождения. Есть люди милые и приятные, но нет необходимости общаться часто, а вот так, раз в год, поговорить и обменяться новостями, посмотреть, кто потолстел, кто сбросил вес, спросить, почему на этот раз без жены, самое то.

Сам он математик от бога, в его черепе головоломные конструкции, мог бы взойти на вершины научного Олимпа, но начисто лишён страсти продвинуться в карьерном росте. В норке просто здорово, слоны не затопчут, жалованье при скромных запросах вполне, работа и вообще всё в мире в порядке.

Но я уже знаю, что бо́льшая часть его жизни не в этом мире, а в «Конане‐2», где у него развитое хозяйство, а то и замок с кучей слуг, а по дому хлопочет сама Аня Межелайтис.

Места для шезлонгов самое то, прекрасный вид на уютный домик и на площадку с мангалом и длинным столом с вином и закусками. Над шашлыками колдуют Дима Лысенко, самый молодой в нашей команде, и Грандэ, самый старый, он даже старше меня на полгода, хотя выглядит вообще столетним, но наверняка переживёт, мелкий и худой, а я крупный и тяжёлый, таких среди долгожителей не бывает.

Всех нас, таких разных, объединяет общая работа, даже Грандэ, хотя он редко бывает в офисе, всё на удалёнке, на удалёнке, но ввиду возраста прощаются многие чудачества.

А ещё из шезлонга хорошо смотреть на деловито хлопочущих Горпину и Блондинку. Горпина моложе даже Лысенкова, вся в расцвете, румянец на всю щёку, красиво обрисованные под полупрозрачной маечкой вторичные половые, крупные пунцовые губы, вся так налита здоровьем, что вот-вот брызнет сладким зовущим соком, от которого мужчины сходят с ума, и начинается этот самый человеческий фактор, хотя я бы назвал его иначе.

Духами вроде бы не пользуется, но её аура женственности пробуждает все древние инстинкты, а вот Блондинка вся за естественность, ни духов, ни украшений, а сама подчёркнуто деловая и только о деле, только о деле, хотя, возможно, это только в нашем мужском коллективе.

Я вздрогнул, когда на запястье мелко задёргался фитнес-браслет, мигнул красный огонёк. Я бросил опасливый взгляд по сторонам, сказал едва слышно:

– Добрый день, Андрей Петрович. Случилось что?

На крохотном экранчике появилось улыбающееся лицо моего участкового врача, я вообще не помню его неулыбающимся, приятный такой человек, даже приятный во всех отношениях, как говаривал ехидный Гоголь.

– У меня о’кей, – ответил он бодро, – а вот у вас траблы. Как сердце?

– Пока норм, – сообщил я осторожно.

– Не норм давно, – возразил он, – а сейчас и вовсе. Хотя пара лет у вас в запасе, если не волноваться, соблюдать режим, спать по семь-восемь часов, питаться растительной пищей и принимать лекарства по списку, что сейчас добавлю вам в файл.

Я взглянул с подозрением на экран, там вместо его лица величественно и с шуршанием страниц развернулся лист с устрашающей шапкой от Минздрава.

– Что-то многовато…

– У Курцвейла больше, – сказал он утешающе. – Привыкнете. Возраст, батенька, приходит ко всем. Даже к миллиардерам, а у них возможности побольше ваших! Но мрут и они. У ваших ровесников тесно от лекарств на прикроватной тумбочке. А вы орёл, если только ривароксабан и ещё там по мелочи… Но дозу пора, пора… Два с половиной уже маловато, начинайте по пять. Сосуды скажут спасибо.

– А печень?

Вместо списка с лекарствами снова появилось улыбающееся лицо.

– У печени, – пояснил он оптимистически, – пока запас, вытерпит. Живите, ещё нет нужды в срочной операции. Счастливо!

Улыбнулся ещё шире, экран погас, только улыбка, как у чеширского кота, ещё некоторое время висела, как тридэшная реклама здорового образа жизни.

Я слабо дёрнулся. Что значит «нет нужды в срочной»?.. А несрочные уже на пороге?.. Датчики на руках и шее что-то совсем охамели, правду выдают, нет бы тоже успокоительные фейки, как везде в этом сумасшедшем мире.

Сердце, как подслушивает, внезапно сжалось, остро кольнуло под лопаткой. Я задержал дыхание и, стараясь делать это незаметно, помассировал левую сторону груди.

Не стихло, но прилив крови сработал, из острой перешло в тупую ноющую. Я сделал пробный вдох, мелкий и неглубокий, прошло, задышал чаще, стараясь не перейти черту, за которой ударит с новой силой.

В нашей компании большинство молодёжь, хотя и не совсем, но когда разница в десяток и больше лет, то да, ещё пороха не нюхали.

Впрочем, даже Дима Лысенко, несмотря на крайнюю молодость, активный участник борьбы за вечную жизнь и пренебрежительное старение, всё свободное время в агитации за то, чтобы правительства всех стран обратили наконец-то внимание, что все умрём, если не предпримем срочных мер.

Остальным тоже хотелось бы жить вечно, но никто пальцем не шелохнёт, чтобы устраивать митинги, шествия, выдвигать требования к правительству выделить больше денег центрам, занимающимся проблемами продления жизни.

Века, даже тысячелетия культивировались презрение к смерти и достойная гибель в бою, сейчас всё ещё постыдно говорить, что не хочешь и даже боишься умирать, мы все конформисты.

Боль в груди постепенно рассасывается, словно расползается по всему телу. Я наконец-то вдохнул всей грудью, не кольнуло, всё в порядке, и ощутил, что панические мысли начали испаряться, дескать, посмотри, как красиво смотрятся нанизанные на шампур ломтики жареного мяса, будто крупные рубины в короне султана, а Лысенко уже разливает шампанское в тонкостенные фужеры. Золотистое вино играет, искрится, сотни серебряных пузырьков ринулись к поверхности, стараясь обогнать друг друга.

Подошёл и тяжело опустился в соседний шезлонг Невдалый, грузный и волосатый, борода, как у Карла Маркса, я сначала всякий раз вспоминал Герберта Уэллса, что с нескрываемым раздражением говорил о холёной чаще волос создателя «Капитала», потом вспомнил, некоторые запускают бороды либо как Грей, что укрывает горло от частых ангин, либо скрывают изуродованные челюсти, а все остальные просто ленивые дураки, бриться им лень, тяжело и дорого.

Невдалый не ленив, просто импозантен, часто чудится, что вытащит из верхнего кармана жилета толстые часы с выпуклой крышкой, щёлкнет ею, а там с галактической неспешностью двигаются две механические стрелки, и скажет важно, что пора велеть прислуге подать откушать окрошку, а ещё графин с домашней настойкой для услаждения телесности.

В остальном полностью соответствует фамилии. Наши фирмы в одном здании, все друг о друге знаем, даже то, что у него всё валится из рук, работу делает через афедрон. Спасает лишь нестандартное мышление, в любом брейнсторминге сумеет вбросить пару перспективных идей, а баги замечает сразу, едва взглянет на огромное поле с сеткой сложнейших формул.