Противостояние 2 - Югорская Любовь "lyugorskaya" (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
– Но ведь она же страдает, – пролепетала монашка, прикрывая рукой окалеченную голову.
Я резким движением сорвала с головы одной из заключенных платок и накинула на голову страдалице: На, накинь и не жалей этих уродов. Они сами стали на такой путь.
Монашка ловко, одной рукой, повязала на голове платок, и тут её понесло.
Голосочек оказался чистый и звонкий. Личико порозовело. Эта калека светилась, сияла и выглядела такой счастливой, что у меня вместо жалости появилась зависть. «А ведь ей легче живется на белом свете» – подумала я. Она любит одного ей ведомого Бога и Богородицу. Её любят в монастыре. А кому нужна я, здоровая, сильная и злая как откормленный бультерьер? И говорил этот полузасушенный цветок о земной и посмертной жизни. Смотрю, а мои зэчки все носы повесили.
– Так уж в ад попадем?
– Да, сестрички. Если не покаетесь и не станете жить по заповедям Божьим, то попадете в ад.
– Ты что пришла нас агитировать в монастырь?
– Нет, мои миленькие. В монастырь берут только искренне раскаявшихся и прошедших многолетние испытания трудностями.
– Мы здесь. Хи-хи. Трудняки.
– Здесь вы трудитесь со злостью, и всё что вы сделали, пропитано вашим духовным состоянием. А в монастыре
все несут послушание кротко. Со смирением, молитвой, обретая при этом от трудов своих радость.
– Ну да. Мы поняли – обретаете оргазм.
В зале поднялся хохот и улюлюканье. Я поднялась, врезала своей дубинкой нескольким наиболее шумным и покрыла их таким матом, что у бедной монашки слёзы полились градом.
– Господи! Прости, вразуми и помилуй творение Твоё.
– Во, во. Понаделал нас, а мы теперь здесь мучайся.
Я с интересом стала слушать и наблюдать за тем, как эта хлипкая хочет наставить на путь истинный всех разом: разъяренных убийц, проституток, наркоманок и просто моральных уродов. Одна из заключенных встала, чтобы задать вопрос. Все остальные хихикали и фыркали, видя её придуряющуюся и строящую из себя великую страдалицу. Она скорчила жалобное личико и приторно-тоненьким голоском пропищала:
– Сестра. Помолись о моём убитом ребёнке.
Монашечка внимательно посмотрела на кривляющуюся и спросила: Это о каком ребенке? Которого ты утопила в бане или о том, которого задушила пакетом, а потом пританцовывая и поя песню, вынесла в мусорный бак? О каком молиться?
Зал ахнул.
– Ах ты, сука. А мы тут жалеем её, бедную, что невинно осуждена. Да сопли ей вытираем. А ну говори, правда это или нет?
Монашка подняла свои глаза к небу, что-то прошептала, потом перекрестилась сама и перекрестила всех шумящих. Наступила тишина.
– Страшный грех совершила ты сестра, но ещё страшнее то, что ты не только не каешься, но ещё и винишь родителей, что они не дали тебе тех материальных благ, которые есть у других. И тебе, якобы из-за этого,
пришлось убивать новорожденных деток. Ты же не упрекала себя в том, что живешь во грехе, и вместо того, чтобы учиться или работать, ты кидалась на родителей, упрекая их даже в том, что они тебя родили.
– А что это не правда? Я что, просила их меня делать?
– понеслось в ответ. – Они себе по молодости состряпали меня, а я теперь всю жизнь мучайся. Лучше бы утопили в ванной.
– Легче всего во всех своих грехах обвинять близких, чем самой трудиться и вести себя достойно. Родители в потустороннем мире будут страдать за свои грехи. А тебя, несмышлёную, нечистые будут то топить, то душить в пакете, но при этом ещё и хохотать и петь. Тебе придется в аду претерпевать точно такие же муки, какие терпели твои невинные детки. Только ты не дала им вырасти упрекать тебя, как ты упрекаешь сейчас своих родителей. Будешь плакать и взывать о помощи, да только там тебе никто не поможет.
– Ну и что. Это будет где-то там, а я сейчас живу. Да и есть ли оно, «там», это никому не ведомо.
– Вот для этого и пришел Сын Божий Иисус Христос, чтобы указать нам путь в светлый мир, полный любви и радости. И если ты нахождение в заключении называешь жизнью, то что же для тебя по-настоящему жизнь?
– Я выйду и уже не буду такой дурой, а рожу от олигарха и буду сидеть у него на шее пиявкой. Будут няньки, слуги, крутая тачка. По курортам буду ездить.
– А на остальных твоих подруг где набрать олигархов? Да и откуда ты взяла, что олигархи дураки. У тебя ни образования, ни стыда, ни чести, ни совести. В старину о таких, как ты, говорили: дурной мыслями своими богатеет. Вот покуда будешь мечтать, так и жизнь пройдет. На тебя даже убогий не глянет. Родителей ты замучила. Им легче живется, пока ты в тюрьме.
– Это вы у себя в монастыре как роботы лазите, а я знаю, что буду делать дальше.
– Моя хорошая, мы свою душу и безгрешное тело посвящаем Богу, а ты поступаешь даже не по-зверски, а хуже. Ведь ни одно животное, родив потомство, не бросает его на произвол судьбы, а тем более, не убивает.
– Что ты ко мне прицепилась. Это ты никому не нужна, калека подзаборная. Небось, родители подкинули под монастырь. Теперь, вот, ходишь, корчишь из себя праведницу.
– Родители погибли у меня на глазах. Я благодарна Богу, что помню их лица. Мне было всего пять лет. Благодарна матери и отцу, что не утопили и не убили. Что дали увидеть свет Божий и я познала благодать Божию.
– Да ну. И как же ты сиротинушка в монастыре очутилась?
– Если вам интересно, я расскажу.
– Давай рассказывай. Все лучше, чем на работу идти.
– Было это двадцать лет назад. Мы всей семьей на городском автобусе поехали в лес за грибами. С нами было ещё человек восемь. Солнце клонилось к закату, когда мы с полными корзинами вышли на дорогу. Помню всё до мельчайших подробностей. Почти по середине дороги, на большой скорости неслась огромная грузовая машина. Дорога была пуста. И вдруг, откуда ни возьмись, вслед за большой машиной показался черный легковой автомобиль. Теперь всё понимаю, а тогда это было как в страшном кино. Легковой автомобиль на немыслимой скорости пошел на обгон фуры, а тут на встречу появился еще один автомобиль. Этот обгонщик не долго думая жмет на газ и старается обойти грузовик с правой стороны. Людей, стоящих на остановке, он конечно же не видел, а когда увидел, было уже поздно. Да и стоявшие, увидев летевшую на них машину, просто
онемели или даже остолбенели от сковывающего всё тело страха. Звук удара тел об машину до сих пор стоит у меня в ушах. Люди попадали, как яблоки с дерева. С каким-то стуком и гулом о землю. От сильного удара я отлетела к канаве, но тут же вскочила и покарабкалась к обочине. Моим, залитым кровью глазам, открылась ужасная картина, но я почему-то не испугалась. Путаясь в человеческих побитых телах, стала звать маму и папу. Папу нашла сразу. Он лежал на правом боку с широко открытыми глазами и не видел меня. Я постояла рядом, несколько раз позвала, но он не шелохнулся. Пошла дальше искать маму. Мы встретились глазами. Спотыкаясь, я побежала к ней. Мама шевелила губами, наверное, что-то мне говорила. Но у меня в голове всё шумело и я ничего не слышала. Немного приподняв голову, мама взглядом среди лежавших людей искала папу, а когда увидела, тихонько охнула и закрыла глаза. Я на четвереньках подползла и залезла ей под правую руку. Мама ещё раз открыла глаза, мягко улыбнулась и, прижав меня к себе, перестала дышать. Я видела, как останавливались машины, что-то говорили люди, потом услышала звук сирен. Ко мне наклонился молоденький милиционер, но, увидев мой взгляд, в ужасе отпрянул в сторону. Слышала, как он просил проезжавших мимо водителей взять к себе ещё живую девочку, т.к. до приезда скорой помощи она может умереть, но посмотрев на мою грязную, всю в крови одежду, все до единого отказывались. Потом этот же милиционер, да хранит его Господь, подошел и начал поливать меня водичкой и чем-то вытирать. Приехала скорая помощь. Сразу подбежали к маме и ко мне. Еле отодрали меня от матери, понесли в машину. А дальше пошли одни мучения. Во всем теле поднялась страшная боль. Мне делали уколы, обмыли, потом оказалось, что врачи сделали, что могли. Дай им, Бог, здоровья. Сначала спасали детей, а потом взрослых. Из всех стоявших на остановке погибли только мои родители, а остальных врачам удалось спасти. Сначала со мной обращались хорошо. Женщины, лежащие со своими детьми, подходили к моей кровати, гладили по голове, плакали, а потом снова уходили. Раза два приходила тётя, папина сестра, но только кривила лицо. Может ей хотелось плакать, но как я теперь понимаю, кому нужна была калека в доме. Приходил милиционер. Сколько буду жить, столько буду за него Богу молиться. Он радовался, что я выжила, и подолгу разговаривал со мной. Дальше больше. В больнице ко мне привыкли и потихоньку перестали обращать на меня внимание. Если плакала от боли, то начали ругать, что такая большая девочка плачет, что мама с папой не придет, они умерли, и я им всем уже надоела. И жить не живу и не умираю. Только вонь от меня по всей палате. Лежала на клеенке, в туалет ходила под себя. Каждая дежурная медсестра старалась спихнуть меня другой. Начало гнить тело. Сначала ягодицы, а потом левое плечо. Это я сейчас понимаю все, а тогда все звала маму и папу. И вот однажды они пришли. Красивые оба и очень родные. Папа поцеловал меня в зашитую голову. Мама целовала ручки и ножки. Идем с нами, – сказала мама, и взяв меня за руки, подняла с кровати. Сестрички, миленькие, есть рай. Тело моё осталось лежать на кровати, а я совсем другая без боли и ран, крепко держа за руки родителей взмыла в высь.
