Когда ты перестанешь ждать (СИ) - Ахметшин Дмитрий (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Он видел точёные призмы в измождённых варикозом ногах торговки цветами на углу. Видел величественную пирамиду родом будто прямиком из пустыни, которую несла на тонкой шее дворняга.
Старик бродил по улицам и бесконечно оглядывался, готовый к новым чудесам - и новые чудеса, будто миражи в пустыне, не оставляли его ни посреди заполненной народом улице, ни в собственном подъезде.
Скоро Виктор Иванович поставил на служение новым целям и собственную берлогу. Он вынес оттуда всю лишнюю мебель, окончательно захламив лестничную площадку, а то, что можно было выбросить в окно, выбрасывал, не стесняясь. Открылись обои, жухлые, как осенние листья, - они-то и были нужны старику. Сначала кисточкой и красками, а потом и баллончиком, который пожертвовали ему уличные художники, он рисовал на любой ровной поверхности геометрические фигуры из книжки. Его увезли на скорой с отравлением парами краски, но через сутки старик оттуда пропал, чтобы найтись в безымянным переулке за трамвайным депо.
- Ого! - сказал Мачо, увидев, как Виктор Иванович выписывает на свободной стене совершенные параллелепипеды с правильным наложением теней, - Тебе что, папаша, мало такого на улицах? Все эти дома, и вышки, и углы... будто топором рубили. Люди помешаны на точности. Я думал, у тебя другие интересы.
Он посмотрел, как точно, одним движением, старик рисует круг, и покачал головой.
- Однако, ты далеко пойдёшь.
- Я уже иду, - сказал Виктор Иванович, подписав снизу: "Папаша".
Когда пришло время перевернуть страницу и увидеть заглавие "Часть четвёртая. Соединяя фигуры" (куда Виктор Иванович, облизываясь, неоднократно заглядывал, но не позволял себе заступать), старик почувствовал себя той каплей, которая вот-вот вольётся в уличную жизнь. Он вернулся к изрисованным обоям, чтобы, используя трафареты, помочь из яиц и куколок вылупиться настоящим, живым, пищащим малышам, которые позже станут произведениями искусства. Округлые жирафы у него шагали через звёзды, кубические драконы погружали свои острые морды в океан, заглатывая галлонами воду вместе с геометрически правильными рыбками и отпуская к поверхности сонм пузырьков (на них Виктору Ивановичу особенно удались блики).
От Нади, Гайкиной подруги, старик получил в подарок маску. Он научился, наклоняя баллончик, изменять резкость линии, смешивать цвета и ровно прокрашивать фон - всё это он постигал не из книг, а наблюдая за соратниками по улице, главным образом за девочками и Мачо. Все пальцы были в подживающих порезах от канцелярского ножа, зато трафареты с каждым разом получались всё лучше. Попробовал новомодный аэрограф, успел влюбиться в него и разочароваться: агрегат давал ровную струю краски и позволял регулировать напор, но был отвергнут из-за времени, которое терялось во время сборки и настройки аппарата. Для художественной студии аэрограф подошёл бы идеально, и старик с улыбкой пообещал себе, что если он когда-нибудь повзрослеет, остепенится и осядет в студии, то обязательно приобретёт себе такую машинку.
Со временем Виктор Иванович достиг настоящего мастерства в обращении с трафаретами. Он обзавёлся большой сумкой, вроде тех, в которых архитекторы таскают свои проекты, и носил в них картон, из которого прямо на месте острыми ножницами и специальным ножом готовил нужные формы.
Наступила осень, он ходил теперь в шляпе и пальто, но работал всё равно на улице, делая дома только наброски в блокноте. Ему показали, где в ночные часы спят поезда и где, перебравшись под сцепкой, можно вдоволь порисовать на вагонах, а потом, щуря усталые глаза, смотреть, как твоя картина уезжает в рассвет. Кто знает, какие места она увидит, где побывает до того, как вагон отправится в утиль или на перекраску?
Следующая на очереди была анатомия. Чтобы рисовать человеческие фигуры и лица, нужно было хорошо их изучить, не только снаружи, но и внутри. Виктор Иванович сходил в библиотеку и набрал книг. Неся потяжелевший рюкзак домой, он думал: "А мне ведь всегда было интересно электричество, что пронизывает человеческое тело. Как оно работает? Что заставляет его двигаться? Так почему же все эти годы я не пошевелил и пальцем, чтобы влить в себя эти знания? "
Листая эти книги, Мачо с сомнением качал головой, спрашивая: "А оно тебе надо?" Гайка и её подруга хихикали, разглядывая картинки, и только Север взглянул на старика, как тому показалось, с чуточку большим уважением, чем раньше.
Впрочем, этому зародышу хороших отношений скоро суждено было зачахнуть.
Поутру, выйдя из дома и утопив руки в колодцах карманов, старик отправлялся на прогулку. Нужно было выбрать место для нового рисунка. Новые друзья наперебой советовали заброшки, заборы вокруг строек да автомобили, которые никуда уже не поедут, но у Виктора Ивановича был другой взгляд на рамки, в которые он хотел поместить свои картины. С того момента как он обзавёлся блокнотом, работы его приобрели более законченный вид. Они уже не были набросками: наброски оставались на бумаге. На улицы выходили чудовища.
- Послушай, - спросил он один раз Гайку, - ты думаешь, эти развалюхи становятся лучше оттого, что ты их раскрасила? Думаешь, кому-то они принесут радость? Тут бывают разве что бомжи, которым подавай корку хлеба - отнюдь не эту растительность.
- Какая разница? - беспечно ответила девушка. - Я просто порчу стены. Позволяю моим цветам расти на руинах цивилизации. Там, где им хочется.
Её "пунктиком" были разноцветные цветы со множеством лепестков, в глубине которых внимательный зритель разглядит глаза, губы и ладони, будто где-то там, в сиреневых и синих лепестках, прячется племя диких людей, неизвестных доселе науке.
Затем она сказала:
- Меня удивляет, что ты уделяешь этому столько внимания.
Прогуливаясь московскими переулками и бросая семечки воробьям, Виктор Иванович находил настоящие бриллианты в невзрачной кирпичной оправе. Места, рядом с которыми хотелось оставаться, места, которые хотелось ощущать, нюхать и слушать... у каждого из них был голос. У каждого был характер. Старик же напоминал сам себе драного, старого уличного кота, который, найдя теплотрассу или вентиляцию, откуда слышались запахи с кухни находящегося в этом доме ресторанчика, ложился и клал голову на лапы, зевая и сонно, уютно моргая.
И старик топтался возле такой стены или угла несколько минут, прислушиваясь к ощущениям и запоминая местность.
