Письма на воде (СИ) - Гринина Наталья "NataBusinka" (читать лучшие читаемые книги .TXT, .FB2) 📗
Принц в сердцах смахнул со стола стопку рисовой бумаги и опрокинул чернильницу, которая, глухо стукнувшись об пол, испачкала плетёные циновки и, оставляя за собой яркий след, закатилась в угол, под стеллаж с картами.
– Да что же это такое! – со стоном отчаяния воскликнул Ван Со.
Где носило неуловимого астронома, он не знал, и никто не мог ему этого сказать, хотя он обошёл едва ли не весь дворцовый комплекс и спрашивал всех, от первого министра до служанок в прачечной.
Как так получается? Почему, когда он нужнее всего, Чжи Мон всякий раз таинственно исчезает? И куда, спрашивается, если его место – во дворце, подле короля?
Ван Со сел прямо на ступеньки, ведущие на крышу башни, и уронил гудящую голову на руки. Его разум разрывали бесчисленные вопросы, главным из которых было имя неизвестного, заставляющего Ван Му отречься от престола.
«Он пообещал мне, что если я отрекусь в его пользу, то он обеспечит мне достойную жизнь до конца моих дней…»
Кто посмел давить на Хеджона? Кто мог обеспечить ему достойную жизнь? Только один из братьев, в чью пользу мог отречься правящий король. Но который из них?
Ван Ё, рвавшийся к трону с подачи королевы Ю, погиб.
Ван Чжон после смерти мятежного старшего брата покинул дворец и все эти годы в чине генерала командовал одним из гарнизонов на восточном побережье, лишь изредка появляясь в Сонгаке. Власть никогда не интересовала его, равно как и тринадцатого принца, который после воцарения Ван Му стал каким-то странным: в нём будто задули горевший некогда фитиль, и Бэк А погас, оживая время от времени, как в день рождения Хэ Су. Он стремился забыться в путешествиях, но и оттуда возвращался всё в том же угнетённом состоянии, будто тосковал по какой-то безвозвратной потере. Что с ним происходило, он не говорил, а Ван Со лезть к нему в душу не намеревался.
Ван Ын заперся с Сун Док в своём поместье и во дворце появлялся только по большим праздникам, и то по приказу короля: трон в его глазах был игрушкой для взрослых, а десятый принц, как и прежде, предпочитал нечто попроще, типа рогаток и хитроумных силков для птиц…
Оставались Ван Ук и Ван Вон.
Оба они жили рядом с королевским дворцом, и оба проводили там времени больше, чем в собственных поместьях. Ван Ук – тот вообще едва ли не превратился в первого советника короля. А девятый принц постоянно крутился в Дамивоне, зачем-то проверяя купальни…
Всё это было более чем подозрительно, но чтобы обвинить их в чём-то, а тем более в посягательстве на трон, нужны были доказательства, а их у Ван Со как раз и не было. Голословные же обвинения равносильны измене, да он и не привык обвинять кого бы то ни было без веских на то оснований.
Вот если бы сейчас здесь был Чжи Мон, с которым можно было хотя бы посоветоваться и всё взвесить, как тогда, после церемонии изгнания злых духов из наследного принца… По-видимому, ритуал не удался или его благотворное действие закончилось, поскольку Ван Му явно находился во власти тёмных сил, которые всецело владели его телом и разумом.
Ван Со обвёл ищущим взглядом верхний этаж башни, словно астроном мог внезапно обнаружиться за каким-нибудь стеллажом с книгами, и, удручённо вздохнув, поднялся со ступенек.
Ему было тревожно. Более того – ему было страшно. Он чувствовал, что надвигается то самое нечто, что беспокоило его ещё в приграничной крепости, на службе у генерала Пака.
Только что это и что ему предпринять, чтобы отвести угрозу от короля, от дворца, от Хэ Су, Ван Со не имел ни малейшего понятия, и это приводило его в смятение.
***
Я стоял на берегу нашего озера, в тени старого платана, где когда-то прощался с тобой перед своей посольской миссией, и не знал, что мне делать, Су.
Ещё утром я был охвачен волнующим предвкушением нашей встречи. Я верил, что ты придёшь и примешь моё предложение. Я собирался в этот же день просить у короля позволения на брак с тобой, не сомневаясь в его благоволении. Этот день обещал стать одним из самых счастливых в моей жизни!
И что же?
Я ждал тебя и… боялся, что ты придёшь. Потому что мне больше нечего было тебе предложить: то, что случилось утром, перечеркнуло все мои надежды.
Явившись во дворец, я окончательно убедился в том, что король повредился рассудком. Как иначе можно было объяснить то, что он решил отправить свою старшую дочь, маленькую принцессу Кен Хва Гён, к враждебно настроенным киданям ради политического брака, обещавшего мнимую военную поддержку и защиту государства? Разве что эту идею ему подал тот, кто жаждал его отречения в свою пользу. Теперь, по прошествии стольких лет, я знаю его имя, но что это может изменить, Су?
Короля трясло в очередном припадке, и он не замечал рыдания и мольбы собственной дочери, не слышал увещевания Чжи Мона. Его одолевали видения, он кричал, что слышит топот лошадей и звуки колокола, возвещавшего о нападении на дворец, хотя вокруг стояла мирная тишина.
А принцесса в алом свадебном одеянии заливалась слезами. Она была так мала и так несчастна, Су! И горестно взывала к отцу, который был глух к её страданиям, погрузившись в пучину безумия…
Я смотрел на неё, и меня душили ожившие воспоминания. Это было так давно, что я уже не помнил, то ли это случилось наяву, то ли привиделось мне в кошмарном сне. Меня точно так же изгоняли из дома во враждебный клан. Рана на моём лице ещё кровоточила, а во дворец уже прибыл за мной наместник Кан. И, чтобы навсегда перечеркнуть мою память о доме и вытравить из моего сердца желание вернуться сюда, королева Ю устроила мне на прощание изощрённую пытку. Меня привязали к столбу на крепостной стене, и мать приказала стрелять в своего маленького сына огненными стрелами.
Ни одна стрела не попала в цель: опытные лучники пустили их мимо. Но разве это имело значение? Я не понимал своей вины и в страхе заходился криком и слезами, умоляя пощадить меня. Я видел, что даже наместник Кан был в ужасе от подобного истязания, но королева Ю, моя родная матушка, невозмутимо сидела в роскошном паланкине, рассчитывая на то, что её уродливого сына прикончит случайная стрела либо он лишится рассудка, чтобы навсегда забыть о ней и её преступлении, о Сонгаке и о родных.
Но я выжил, Су. Я, на свою беду, не сошёл с ума и не утратил память! И эти мучительные воспоминания прожигали меня пылающими стрелами при взгляде на несчастного ребёнка, которому предстояло, как и мне когда-то, стать заложником в чужой семье. Я смотрел на принцессу и видел себя, ощущая каждую её слезинку и жалобный стон, как свой собственный, понимая, что испытывает эта маленькая невинная девочка, которую швыряет в волчье логово родной человек!
И я бросился на её защиту. Я не мог поступить иначе, Су, пойми! Не мог! Слышишь ли ты меня, веришь ли?
Однако Хеджон сквозь пелену безумия увидел во мне не просто человека, заступившегося за его дочь, он увидел её мужа, преемника трона и опору королевской семьи и всего государства.
Я не сумею описать тебе, что почувствовал в тот момент, потому что я просто не помню. Осознав, что я сделал с собственной жизнью, защитив чужую маленькую жизнь такой непомерной ценой, я словно провалился во тьму.
Из этой чёрной бездны я смотрел, как ты идёшь по дорожке вдоль озера, как нетерпеливо оглядываешься в ожидании меня, и не мог решиться подойти к тебе.
Ведь мне больше нечего было тебе сказать…
Вечерний ветер перебирал волосы Хэ Су, уложенные в замысловатую причёску с длинными прядями, укрывающими плечи. Чудесное бело-голубое одеяние делало её похожей на невесомое облако, спустившееся на землю и нечаянно зацепившееся за длинные стебли травы и цветочные головки.
Ван Со уже очень давно смотрел на неё, борясь с желанием подойти и заключить это облако в объятия, чтобы оно больше не ускользнуло от него, чтобы принадлежало только ему одному. Навсегда.
Но… теперь он не имел на это никакого права.
Он видел, как замерла в ожидании Хэ Су, как радостное предвкушение на её лице постепенно сменилось растерянностью, затем разочарованием. А когда она прикусила губу и в её глазах блеснули слёзы, Ван Со больше не выдержал этой пытки. Покинув своё укрытие, он направился к ней, так и не решив, как себя вести и что говорить. Выйдя из-за старого платана, он словно шагнул в пропасть с обрыва, полагаясь на судьбу и милость ветра, который мог удержать его от падения на своих призрачных крыльях. А мог и ринуть вниз, ускорив гибель.
