Толстолоб (ЛП) - Ли Эдвард (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Гуп Гудер, казалось, весь затрясся от упрека, его голос стал визгливым, как у расстроенного ребенка.
- Ох, японский городовой, мисс Джеррика! Мне ужасно жаль! Я... Я... Ох! Я не хотел...
Господи, - подумала она, успокоившись. Похоже, он сейчас расплачется.
- Не бери в голову, Гуп. Ты же не нарочно.
- Я не хотел, - бормотал он дрожащим голосом. - Я понятия не имел, что вы здесь. Мне ужасно жаль, что я вас напугал.
Джеррика закатила глаза.
- Забудь уже, Гуп. Успокойся.
Но в следующий момент, когда молодой работник сделал еще один шаг, Джеррика посмотрела на него внимательнее, в частности, на его тело. На нем были только джинсы, длинные темные волосы растрепаны, будто он только что вылез из кровати. Лунный свет падал на его тело под таким углом, что Джеррика было отлично видно его мускулатуру, узловатые грудные мышцы и широкий, сужающийся к низу торс. Скульптура жаркой страсти, плотская игра света и тени.
Ей пришлось взять себя в руки, чтобы сказать:
- Что ты делаешь здесь так поздно, Гуп? У тебя же в этот час нет никакой работы.
- О, нет, нет, мисс Джеррика. - Парень, наконец, успокоился. Джеррика поняла, что напугала его больше, чем он ее. - Я... понимаете, я забыл поставить "таммеры", - пробормотал он.
Джеррика приподняла бровь. "Таммеры"? Что за "таммеры"?
- Для оросительной системы. Мисс Энни использует оросители для своего цветочного сада.
- О, ты хотел сказать таймеры, - догадалась Джеррика.
- Все верно, таммеры. Она попросила меня поставить их на более раннее время, из-за жары. А я забыл, поэтому пришлось вставать с кровати и делать. Не знал, что кто-то может не спать в этот час.
- Мы с Чэрити вернулись поздно, - сказала ему Джеррика. Но ей было уже трудно сосредоточиться. Так всегда бывает. Искушение усиливалось, как медленно растущий зверь. - Мы... ну... мы ездили в "Перекресток".
- Да ну?! - Гуп Гудер, казалось, был изумлен. - Это хорошее место, не так ли? Хорошее место, где полно хороших людей. Я всегда туда хожу.
- Что ж, если б мы знали, мы пригласили бы тебя присоединиться к нам.
Стоящий в серебристой тени Гуп сглотнул.
- Вы... вы пригласили бы? Меня?
- Ну, конечно, Гуп. Мы обязательно снова туда съездим. И мы хотели бы, чтобы ты поехал с нами.
- Ох, блин, мисс Джеррика. - У Гупа был вид, будто он проглотил камбалу. - Это было бы здорово, и я с радостью поехал бы куда угодно с вами, мисс Чэрити...
Но слова уже ускользали от Джеррики, поскольку ее охватывала уже знакомая лихорадка. Теплая ночь ласкала кожу под тонкой ночнушкой. Ее разум пребывал в смятении. Она могла лишь безмолвно смотреть на Гупа, а ее воображение рисовало наиболее похотливые и даже непристойные образы. Она представляла, как член Гупа проникает в ее рот на всю длину, а ее пальцы поддерживают его яички, как спелый фрукт на лозе. Представляла солоноватый привкус его спермы и ее густую консистенцию. Потом другие, новые образы сплошным, горячим потоком. Она села б ему на лицо, а его язык стал бы обрабатывать ее жадно раскрытое лоно. Ее большой палец проник бы в его прямую кишку, она снова стала б сосать его член, и он стал бы твердым, как полированное дерево. Да, именно это она себе представляла. А затем она насадила б себя на него, позволила бы себя пронзить. И это было бы только начало.
Именно так это и происходило всякий раз, столько, сколько она себя помнила. Желания бушевали у нее в голове, так что она готова была взорваться. И каждый насыщенный образ заострялся до размера булавки. Вернись на землю, вернись в эту дикую, жаркую ночь на заднем крыльце пансиона Энни, к неприкрытой плотской реальности, оторопело стоящей перед ней. Джеррика догадывалась, к чему были прикованы глаза Гупа. А к чему же еще, если она стояла перед ним в полупрозрачной ночнушке, заканчивающейся почти на середине бедра, и под которой ничего не было. Ночь была в разгаре. Лунный свет белил известью мускулистую плоть и струйки пота на ней.
Сверкнуло еще несколько беззвучных молний.
Джеррика с трудом удержалась на ногах.
- Это... это удивительно, не так ли?
- Ч-ч-что? О, вы имеете в виду молнию. Это зарница. Летом такое часто бывает. Только всегда без дождя и без грома.
Она пыталась вытеснить из головы эти острые, как кончик булавки чувства, и перевела взгляд на небо.
- Красиво.
- Вы... вы... вы тоже, мисс Джеррика, - заикаясь, произнес Гуп, - если вы не против того, чтоб я так говорил.
Ее сопротивление рухнуло, краеугольный камень ее арки не выдержал. Соски, трущиеся об ткань сорочки, по ощущению напоминали раскаленную гальку. Между ног взмокло.
Она взяла Гупа Гудера за руку и каким-то чужим голосом произнесла:
- Ночь такая красивая, Гуп. Давай погуляем.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ 1
Странная молния все сверкала и сверкала, пока Толстолоб пытался уснуть. Он сидел в углублении у подножья холма, а в голове у него метались разные мысли. В прошлом он много раз видел беззвучные молнии, но никогда так отчетливо, как сейчас, поскольку когда он жил с Дедулей в Нижнем Лесу, высокие деревья почти полностью заслоняли небо. Но теперь он видел ее отлично. И как же странно она выглядела! И... И...
И она напоминала ему что-то, не так ли?
Она напоминала ему сон.
Это был сон, который ему снился дольше, чем он себя помнил. Не каждую ночь, а очень часто. И всегда был одним и тем же.
Толстолобу снился замок, и в этом замке были ангелицы. Три или четыре прекрасных ангелицы, и они метались, словно были напуганы, и они кричали. А еще там повсюду лежали старики, их лица были обращены вверх, и походили на большие высохшие мухоморы, вроде тех, которые он видел под деревьями в темном лесу.
Ангелицы были очень красивыми, а еще красивее было то, как они бегали и кричали. Затем око сна показало ему еще двух ангелиц, только они были абсолютно голыми и принимали ванны в одной из комнат замка. Толстолоб же, прошу заметить, во сне, не терял зря времени и как следует оттрахал их обоих. Отымел и утопил прямо в их приятно пахнущих ваннах. Затем раскроил им головы и съел их мозги. После этого он отправился на прогулку по замку и выследил первых четырех в их ангельских одеждах. А они по-прежнему кричали и пытались убежать. Но Толстолоб не потерпел бы этого, нет. И он тоже трахнул их, потом отымел в зад, просто так, оставил истекать кровью и умирать, потому что, как сказал Дедуля, ты должен иметь людишек, пока они не поимели тебя. В этом сне Толстолоб был довольно похотливым, у него хватало "молофьи" для всех, и он не скупился раздавать ее. Огромная твердая елда Толстолоба разрывала всех ангелиц, и из некоторых буквально хлестала кровь, когда он кончал в них. А те, кого он имел в зад, истекали кровью еще сильнее. И когда Толстолоб закончил свое дело, все они лежали и умирали, а на их красивых лицах застыло выражение страха, глаза были широко раскрыты, рты разинуты, а "дырки" и задницы сочились кровью, дерьмом и мочой.
Вот вам и ангелицы.
Затем сон увлек его в глубь замка, туда, где он видел лежащих стариков. Толстолоб предположил, что старики тоже были ангелами, поскольку зачем еще тогда они находились в ангельском замке? Было очень весело откручивать им мошонки и отрывать старые сморщенные "петушки". Парочку тех старых ангелов он заставил съесть их собственные "петушки", заставил проглотить их собственное "хозяйство". Толстолоб вырывал глазные яблоки из их кричащих лиц, выдергивал руки из суставов, распарывал животы и вытаскивал кишки. Когда он был близок к финалу, то обнаружил, что его причиндал снова встал, а в его мошне накопилось много хорошей "молофьи". Поэтому он трахнул в зад парочку последних ангелов и оба раза отлично кончил. Едрен батон, Толстолоб спустил столько "молофьи", что можно было бы наполнить ведро для молока! Но затем он оглянулся и обнаружил, что все эти старые ангелы мертвы, и ангелицы, похоже, тоже. И что в замке не осталось ни одной живой души.
