Две ночи и тысячи дней (СИ) - ".Злобный Гений." (читать хорошую книгу TXT, FB2) 📗
Он несильно прихватил зубами шею наложника, перенес свой вес на одну руку, а второй расстегнул ремешки на члене мальчишки, и тот глухо застонал от облегчения. Несильно надавив на его спину, Халед заставил Дженсена улечься грудью на простыни. Угол изменился, как и темп. Принц был уже близок к оргазму, но и наложник тоже - избавленное от ремешков тело было готово, наконец, к разрядке.
И для Дженсена она случилась словно первый луч рассвета - яркий, красивый, такой, что уже никогда не повторяется второй раз.
Он громко вскрикнул в подушку и тихонько заныл, заглушая самого же себя этой подушкой и дрожа всем телом.
Халеда, смотревшего на все это, не хватило надолго и он точно так же постарался заглушить свой хрип, прижавшись к спине мальчишки и выдыхая на его и так влажную и разгоряченную кожу…
…Спустя какое-то время Дженсен поднялся, подошел к столику и налил в две чаши воды, слегка добавив туда, как ранее сам принц, по несколько капель лайма. После чего вернулся и, отставив свою чашу, взял только одну, протягивая Халеду.
- Выпей, господин.
Принимать что-то из рук наложников было верхом глупости. Случались уже истории, когда обозленные игрушки пытались уничтожить тех, кто их обижал. Но помятый, встрепанный как птичка, Дженсен смотрел с такой заботой в глазах, что Халед мысленно себя проклял, протягивая руку и выпивая все до последней капли.
И только отдав воду господину, Дженсен посмел подумать о себе и выпить свою воду.
- Господин…
- Да, Дженсен?
- Спасибо тебе. За все.
- Ты уже прощаешься? - изумился Халед.
Дженсен вскинул голову и с испугом посмотрел:
- Нет! Нет! Я просто… хочу, чтобы ты знал… Эти ночи… Я буду хранить их в памяти как великий дар.
- Разве это дар?
- Для того, у кого нет свободы, позволение побыть собой хотя бы несколько часов - бесценный дар. А я даже не знал, какой я, до встречи с тобой. Благодарю тебя, - Дженсен склонился и улыбнулся, закусывая губу; не пристало мужчине плакать, даже если его семь лет воспитывали как шлюху.
Принц мог бы сказать, что это глупость, что у Дженсена есть свобода, он не был закован в цепи и мог передвигаться по дворцу, по определенной его части во всяком случае. Мог, но не стал, потому что все прекрасно понимал. Он улыбнулся и погладил Дженсена по колену. Тот подтянул вторую ногу, согнул в колене и положил на колено подбородок, молча рассматривая принца и чуть улыбаясь. Халед же под этим взглядом думал о том, что если бы мог, он уехал бы прямо сейчас. Сбежал бы, как юнец, но его отъезд все равно теперь уже превратится в побег. И пусть никто об этом не узнает. Зато будет знать он сам. И этого достаточно.
Дженсен тем временем продолжал молча рассматривать принца. Темные густые волосы, темные глаза, острый нос и две родинки рядом, прямые тонкие волевые губы. Принц лишь улыбался и тоже молчал.
Эта тишина и давила, и приносила успокоение в их души, и оба боялись его нарушить.
- Господин, - позвал Дженсен. - Может ты хочешь принять ванную?
- Ванную? - слегка удивился Халед.
Тот, несмотря на все их занятия и утехи совсем недавно, очень мило покраснел, так что даже кончики ушей запылали, и пристыженно кивнул.
- Прости. Не стоило мне предлагать.
- Все нормально. Мне просто интересно, почему? - мягко сказал принц.
- Хочется? - робко предположил Дженсен и отвел глаза, боясь посмотреть на принца.
Мужчина на это мягко улыбнулся.
- Хочется? Принять ванну? Или искупать меня? Может, искупаться вместе со мной? - поинтересовался он. Дженсен не ответил. - В другой раз. Ночь не такая длинная, как может показаться. Я не хочу тратить ее на купания, - взяв наложника за руку, он потянул и уронил его на себя.
Дженсен распластался по большому сильному телу и улыбнулся:
- Как скажешь, господин.
И сам потянулся за поцелуем.
Принц не стал ему отказывать, да и не собирался. Ведь ему нравилось целовать эти пухлые, умелые губы. Как и чувствовать приятную тяжесть его тела на себе. И тепло. Впервые в жизни он был рад, что приехал во дворец. Он вдруг замер и даже отпрянул, отдернув голову, чем несколько напугал Дженсена.
- Господин? - услышал он тихое, но не ответил, задумавшись о том, что будет, если во дворец приедет настоящий Халед. Он посмотрел на ничего не понимающего Дженсена и ему показалось, что его собственный взгляд несильно отличался от того, что он видел в глазах напротив.
Он мотнул головой.
- Поговорим об этом перед твоим уходом. Но до него у нас достаточно времени, - он перевернул их обоих и теперь Дженсен лежал на спине, обняв его руками. Он провел рукой по его щеке, а потом запутался пальцами в светлых волосах. - Я рад, что приехал, хотя не люблю это место.
Эти слова… Дженсен закусил губу и предпочел ничего не отвечать. У него не может быть чувств, это слишком дорого может обойтись игрушке того, кто держит в кулаке его жизнь…
***
Когда пришел рассвет и дворец за окном заволокло туманом, Халед просто лежал на покрывалах и уже полусонно целовал припухшие губы Дженсена. Они оба молчали и каждый думал о своем.
Дженсен старался напомнить себе, что у него нет права к кому-то привязываться, что за дверями этой комнаты его ждут шейх, гарем и мелкие интриги, помогающие ему сохранить жизнь.
Как же было больно сейчас, когда теплые ладони ласкали тело, уже без похоти, а скорее… просто потому что хотелось.
Эту приятную тишину нарушил принц:
- Когда-нибудь может так случиться, что я приеду во дворец и даже не посмотрю в твою сторону, не позову тебя в свои покои. Если такое случится, ты не должен приходить ко мне.
Дженсен какое-то время молча на него смотрел, а потом кивнул, стараясь унять вспышку боли, парализовавшую сердце:
- Хорошо, господин.
- Пообещай мне.
- Я обещаю.
Услышав это, принц улыбнулся и поцеловал его - крепко, страстно, и их языки танцевали свой причудливый танец друг с другом. А потом принц отстранился.
- Тебе пора возвращаться к Махмеду.
- Господин…
- Иди.
Дженсен вздохнул и поднялся. Он собрал одежду, натянул шаровары, бросил взгляд на кровать под балдахином… Принц на него не смотрел. Дженсен зажмурился, чувствуя, как что-то умирает внутри него, и вышел за дверь.
Принц с раздражением швырнул подушку куда-то вон с постели. Он думал, что его сердце никогда уже не будет болеть так, как когда-то.
Он ошибся.
***
Дженсен даже не мог потом вспомнить, как пробрался в покои старца, минуя стражу и слуг, как прилег рядом и даже попытался уснуть.
В голове царил совершенный туман, сквозь который он лишь старался успокоить разболевшееся сердце и запомнить две прошедших ночи. Он уговаривал себя, что это - лишь приятные духу и телу воспоминания, и он должен лишь помнить, но не чувствовать.
- Ты вернулся? - послышался голос Махмеда.
Дженсен вынырнул из вязкой дремы и ответил:
- Да, господин.
Старец чуть улыбнулся:
- Ты - хороший мальчик. Не дерзишь, как иногда случается, и не пытаешься соблазнить так, что до тела не хочется касаться.
- Благодарю, господин.
- Отдохни немного. И я пока посплю.
- Да, господин.
Он чувствовал себя неживым и угасшим. Но ему ничего не оставалось сейчас, как выполнить указание Махмеда, чтобы позже вернуться в свою обычную жизнь.
***
Гарем встретил его тихими разговорами, как это всегда бывало по утрам. На него косились, даже перешептывались, глядя вслед, как всегда. До его слуха долетали обрывки их разговоров. Что-то о том, что господин выбрал не его, и это какой-никакой, но показатель. В другое время Дженсен бы насмешливо фыркнул в ответ на подобные замечания: то, что он - любимец шейха, не означает, что он владеет господином, и господин вполне может захотеть изменить своим привычкам и позвать в свою постель кого-то другого, что вчера и произошло. Наверняка, “подстрекателем” к таким разговорам был тот дерзкий мальчишка, который появился совсем недавно, и от него прямо жизненно необходимо избавиться. Но сейчас Дженсен был слишком занят собой и своими мыслями о принце, о ночи, точнее ночах с ним, о любовных утехах, в которых он впервые не чувствовал себя вещью. На краткий миг в его голове даже промелькнула мысль о том, чтобы попытаться сбежать из этой золотой клетки на волю, туда, к границе, разыскать там принца… промелькнула и исчезла. Он понимал, что это глупость. Понимал, что если его поймают, а его, скорее всего, поймают, его голова расстанется с плечами.
