Возвращение (СИ) - Бабернов Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗

Annotation

Я слишком долго возвращался. Я слишком долго ощущал себя живым. Я слишком долго не мог вспомнить. Я слишком долго не слышал чужих слов. Цеплялся за иллюзию. Теперь всё позади. Синюшное тело Игоря. Изуродованный труп Барыбина. Альберт ещё корчится в ванной заполненной битым стеклом. Бутылки пригодились. Жизнь покидает его неохотно. По капельке. Скоро он присоединится к своим друзьям…

Сергей Бабернов

ВСТУПЛЕНИЕ

1

2

3

4

5

6

7

8

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

Сергей Бабернов

Возвращение

ВСТУПЛЕНИЕ

Чернильное октябрьское небо не уставало плеваться в оконное стекло промозглым дождём. Жёлтое пятно готового вот-вот погаснуть фонаря запуталось в костлявых пальцах деревьев. Оно не столько разгоняло мглу, сколько доказывало её силу и вязкость. Холодные батареи, тусклый свет ночника и наводящее тоску мерцание телевизионного экрана в соседней комнате делали квартиру похожей на древний склеп. По крайней мере, на то, как я представлял себе подобное архитектурное сооружение изнутри.

— Рассказал бы что-нибудь, — Алла сидела на кровати, поджав ноги, и красила губы. — Скука с тобой смертная! Вот когда в меня наш учитель химии влюбился…

— Что за учитель? — я оторвался от тёмного окна.

— А то ты не знаешь. В одной школе учились.

— Этот урод двухметровый? Он у нас не вёл.

— Урод? — уголок только что накрашенных губ изогнулся. — Завидуешь видному мужчине, вот и всё.

— Хватит языком молоть, непутёвая! — голос из соседней комнаты заглушил бормотание телевизора. — Дуришь парню голову! А ты не верь ей, внучек. Нужна она тому учителю.

— Я не особо и поверил, Алла Александровна.

— Хватит, — Алла закончила макияж и теперь застыла перед открытым шкафом. — Нечего подслушивать! Смотришь свою Изауру? Вот и смотри! А ты что уставился?! — набросилась она на меня. — Может, разрешишь переодеться?

Я ретировался в соседнюю комнату. Алла Александровна, дальняя родственница — моя и девушки, всецело погрузилась в развязку бразильских страстей, что, впрочем, не мешало ей контролировать разговор в соседней комнате.

— Ты не обращай на неё внимания, — пожилая женщина не отрывалась от экрана, где главная героиня проливала очередное ведро слёз и, вопреки проискам негодяев, обретала счастье. — Она выдумывать мастер. Родителей опять же два года дома не было… Распустилась. Ты бы ей не позволял собой вертеть. Обоим на пользу пойдёт.

Я тактично хмыкнул. В отличие от Аллы, я не ощущал особых родственных связей со старушкой, потому вёл себя нейтрально. Даже отчуждённо.

— Ты чем там занимаешься? — послышалось из комнаты девушки. — Против собственной внучки настраиваешь? Это тебя в сериалах научили?

— Жизнь меня научила. Тебе без хорошей узды нельзя. Вы мне оба внуки. Обоим добра желаю.

Это заявление (не про добро, а про внуков) вызвало у меня улыбку. Городишко Калиновск возник лет сорок назад, сменив деревню, население которой составляли две семьи разместившиеся в десяти домишках. Они, хотя и растворившиеся среди сотен и тысяч приехавших со всей страны строителей, а позже работников режимного предприятия, всё равно считались отцами основателями.

Больше половины города теперь родня. Здесь можно встретить десятиюродного дядюшку одновременно и по материнской, и по отцовской линии. Такой вот «близкий» родственник, истекая радостью, полезет обниматься посреди улицы, выложит кучу новостей о дальней родне, потребует отчёта о жизни известных мне представителей клана и в заключение, на правах старшего, даст несколько наставлений. Меня подобные изъявления родственных чувств поначалу смешили, потом начали раздражать, потом я начал вести себя при встречах подчёркнуто холодно. Я стал изгоем. Родство со мной вспоминала только Алла Александровна. Да и то, благодаря оставленной на её попечение трижды внучатой племяннице Аллы.

Алла… Вот уж к кому я не испытывал братской любви. Мной двигали совершенно другие чувства. Страсть семнадцатилетних — цунами не признающее преград и сметающее всё на своём пути. Этот порыв стихии, правда, скоротечен и не оставляет ничего, кроме руин… Но какова мощь!

— Ну, прогуляемся? — предмет моих мечтаний появился в дверях комнаты.

— Что в такую непогодь по улицам шляться? — заворчала Алла Александровна.

— Бабуль, — девушка оказалась у стула старушки и чмокнула её в щёку. — Ты словно сама молодой не была.

— Вот потому-то и опасаюсь. Не будет добра с вашей дружбы.

— Мы же оба непутёвые, — Алла подмигнула мне. — Так род герцогов Калиновских постановил? А ты, вдовствующая королева, приставлена блюсти нашу непорочность. Так?

— Хватит, балаболка! Идите — мокните.

* * *

— Достало это болото! — мы выбирали свободные от озёроподобных луж клочки асфальта. Мне то и дело приходилось брать Аллу за руку. Чёрт возьми, при таком раскладе я готов был всю ночь скакать по нашей среднерусской Венеции.

— Ну что это за дыра! — Алла застыла на побережье очередной лужи. — Даже пойти некуда! Или дома сиди, или броди в темноте с мокрыми ногами.

— Может в кино, — предложил я.

— Ага, поломанные кресла, пьяный гогот и кино урывками. Надоело!

Она была права, потому я молча помог перебраться ей через лужу. Действительно, выбор развлечений невелик. Кроме вышеупомянутых киносеансов — дискотека по субботам, с пьяным мордобоем в туалете (дуэли на фоне кафеля) и посиделки в вонючих подвалах, где тысячный раз обсуждается, кто кого уделал и кто кому рога поотшибал…

— Ненавижу эту дыру. Только бы отсюда выбраться. Хоть когда-нибудь! Пойдём на наше место?

Я вздрогнул. Наше место! Сильно сказано! Это было её место, но ни как не моё. Я боялся и ненавидел минуты, когда мы через чердак единственной четырнадцатиэтажки вылезали на плоскую крышу. Я не сомневался, что когда-нибудь порыв ветра сбросит нас оттуда. На залитый лужами асфальт. Если бы не Алла, никогда бы туда не пошёл.

Она обожала гулять по краю крыши. В эти минуты душивший, давивший однообразием город ложился у её ног. Щёки её горели, ветер трепал волосы. Мне казалось, ещё секунда и с её пальцев сорвутся молнии, сжигая и руша город, укравший и переваривший в своём болотном чреве восемнадцать лет её жизни. Самое страшное, собирающийся утопить в трясине будней всю жизнь — её, мою и прочих «родственников».

* * *

— Ты собираешься отсюда смыться? — она прогуливалась по самому краю крыши. При каждом шаге моё сердце подскакивало к горлу. Мокрый гудрон и высокие каблуки не самое лучшее сочетание для балансирования на краю пропасти.

— Куда? — выдавил я, застыв у чердачного лаза.

— Куда угодно! Где живут по-человечески!

— Мне ещё в армию…

— А после?

— Не знаю.

— И он стихи пишет! Мне бы твои способности! — Алла дошла до угла, развернулась с угрожающей стремительностью. Я поклялся на следующую такую прогулку выкрасть из родительской аптечки валидол. — Я тогда бы точно здесь не сидела. В литературный поступи. В Москве. Там общага. И в армию идти не надо.

— А ты?

— Что я?

— Ты… здесь…

— О, Господи! А если я здесь до пенсии проторчу? Мне, кстати, родители в прошлый приезд жениха присмотрели.

— Что?!

— Что слышал.

Я на мгновение забыл и о порывах ветра, и о дожде.

— Вот видишь, как плохо в отщепенцы записываться, — продолжала девушка. — Знаешь кто он? Братец твой чевероюродный. Игорёк.