Клан быка - Тропов Иван (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
– Пошел отсюда.
– Что?
– Пошел. Отсюда. Вон.
– Ну ты это! Полегче на поворотах, рогато-йе-йе-йе-э-э… – вдруг зашелся в блеянии сатир.
Глазки расширились и глядели уже не на Леху, а куда-то за плечо…
– Halt! – рявкнуло за спиной. Осыпались камни, затопали сапоги…
Леха крутанулся, но предательская щебенка разлетелась из-под копыт, и передняя нога подвернулась.
Сатир рванулся в сторону, к валуну. Но тут сзади зачпокало – пм! пм! пм! – словно выстреливали пробки из бутылок с шампанским, и сатир рухнул на щебенку.
– Liege!
Сатир и не пытался встать. Лишь тихо скулил, схватившись за колено. Шерсть на ноге всклокочилась двумя вулканчиками, и оттуда с каждым ударом пульса выплескивалась темная кровь.
– Льежьять, звьерьи, – предложили уже спокойнее. От расщелины расходились полукругом четверо.
В одинаковой серой форме, напомнившей фильмы о Второй мировой. В одинаковых серых касках. С одинаковыми карабинами, на концах которых большие дутые глушители… Даже лица будто одинаковые – четкие подбородки, сине-серые глаза. Из-под касок выглядывают льняные волосы…
Движения четкие, выверенные, согласованные. Не четыре разных человека, а части одной машины. На плече у каждого нашивка серебристой нитью. Крест, но не простой, а с узорами на краях и с отростками по диагонали, что-то средневековое…
«Тевтоны»… Так назвала команду профессионалов та чертова ведьма в Гнусмасе… Немецкие игроки, профи по объявлению. Зарабатывают на жизнь тем, что делают в этой игре. Им спешить некуда, и от них не убежать, как от Пупса с Крысом и лысым.
Не убежать. Разве что…
Леха осторожно пошоркал задними ногами, разгребая щебенку, нащупывая камни крупнее. Надежнее.
Уж лучше быстрая и легкая смерть, а потом очутиться на камнях у другого выхода!
Леха рванул на них – и сразу четыре глушителя уставились на него. Но Леха несся вперед, оскальзываясь на щебенке, но вперед, вперед! Давайте, сволочи, давайте! Бейте очередями! Уж кто-нибудь попадет так, чтобы насмерть и быстро…
Пум! Всего один выстрел.
Правая передняя нога перестала держать вес. Леха ухнул вниз, проехался грудью и мордой по щебенке. Камни скрипели по броневым наростам, выдирали куски шкуры…
Только от этого не умирают. Ни от царапин, ни от одной раны в ногу. А больше выстрелов не было.
Немец с голубыми глазами снял с карабина левую руку и, улыбаясь, погрозил Лехе пальцем: не шали.
– Это быть надолго, звьерья, – сказал он, безбожно коверкая слова. – Долго, много-много раз. Умирать, родиться, умирать, родиться… Много-много. Gut.
Он улыбнулся, но глаза остались такими же холодными, как серебристая нашивка на рукаве.
Леха попытался подняться, но правая нога отказывалась держать вес. Будто и нету ее… Тело завалилось набок, и Леха рухнул мордой в щебенку.
Только ползти получится. Но ползти – куда?… Немцы окружили и сходились. С тихим звоном выглянули из ножен ножи. И у всех четверых движения размеренные, точные. Экономные…
Они не упустят ни цента из назначенной награды. Премия у них будет по максимуму. Потому что пытать они будут так же – вдумчиво, размеренно, педантично. Не дадут умереть быстро. Но даже смерть не принесет облегчения. Они обязательно перекроют второй проход и снова поймают. И снова будут пытать. Раз за разом. Педантично, размеренно, вдумчиво… Если бывает ад, то угодил в него.
– Легкой смерти, – пробормотал Леха сатиру. Но с бычьих губ сорвалось только тоскливое мычание.
Часть четвертая
КРЫСЫ КИБЕРНОМИКИ
Спокойные улыбки, блеск ножей. Глаза – кусочки льда с берега Северного моря…
Леха уже не смотрел на них. Смотрел на небо за их касками – такое прекрасное синее небо, обещающее все радости на свете…
Последние мгновения. А потом больше не сможешь видеть небо таким же чистым и светлым – никогда больше не сможешь. Мир станет совсем другим. Лишь вечное напоминание о том, что ты изо всех сил стараешься забыть.
Последние мгновения…
Леха упрямо смотрел в небо. Если бы зацепиться за это небо, безучастно взирающее на все… Слиться с ним, отстраниться от бычьего тела, от самого себя – отстраниться от всего и убежать от боли, от всего, что вокруг… Если бы только оторваться от всего, что вокруг, и слиться с этим безразличным небом…
На какой-то миг показалось, что стал этим небом, этой безучастной голубизной…
В которой что-то блеснуло. Глаза невольно скосились – на что-то мелкое, кувыркающееся в воздухе и сверкающее в лучах солнца. Блестящая штучка взлетела вверх, на миг замерла на вершине траектории – и понеслась вниз, за спину немца.
Не то маленький фонарик, не то… Сбоку мелькнула еще одна такая же штучка, и где-то слева – третья.
Леха еще не понял, что это такое, а старые рефлексы уже заставили уткнуться мордой в камни, вжаться в щебенку всем телом. Кто-то из немцев принял это за попытку побега. Дернулся ствол с глушителем – и быстро-быстро зачпокало, словно разом открыли целый ящик шампанского. Пули ударили в щебень в метре перед мордой – туда, где оказалась бы передняя нога, если бы в самом деле рванул на немцев. Брызнули искры, пули с визгом отлетали в небо и в стороны… И тут по барабанным перепонкам врезало по-настоящему. Землю, тело – весь мир встряхнуло, а через миг в броневые наросты застучали камни, нахлынула пыль, едкая гарь взрывчатки… Сверху осыпалась вторая волна камней, поднятых взрывом.
Каменная крошка еще сеялась с неба, а в клубах пыли уже мелькал желто-песочный камуфляж. Четыре раза коротко – и так знакомо! – простучали «калаши»… Леха приподнялся – ногу в простреленном суставе дернуло болью, чуть не взвыл, пришлось до боли закусить губу, но хотя бы удалось встать! Уж лучше так. Пусть боль, зато нога зарастает. Забыть про боль! Терпеть и уходить, пока неразбериха!
Только шибздика прихватить. На трех ногах еще можно бежать, а вот как ему на одной… Где он? Сунуть ему под нос рог, чтобы зацепился своими ручонками, и уходить с ним за валуны.
Стараясь на наступать всем весом на больную ногу, Леха шагнул в сторону, развернулся… Где тут был этот шибздик?! Ага, вон его глумливая морда виднеется сквозь клубы пыли… Леха шагнул туда – и встал как вкопанный. Сатир стоял, выпрямившись во весь рост, и никуда не спешил убегать. Привалившись спиной к валуну, чтобы легче держать равновесие на одной ноге, он неспешно отряхивался, грустно глядя на простреленную ногу. И только на нее. Совершенно не интересуясь тем, что творится вокруг. А вокруг, в медленно оседающих клубах пыли, суетились люди в камуфляже, связывая немцев.
Все четверо тевтонов остались живы – взрывы их не убили. Это были не гранаты, просто взрывчатка. Тряхнуло немцев сильно: швырнуло на землю, выбило из рук оружие, сорвало с пояса ножи и гранаты – но и только. Стальных осколков-то не было. Это уже потом от «калашей» тевтонам досталось. Живы, но могут только ползать: у всех четверых прострелены ноги.
А напавших, в желтоватом камуфляже… раз, два, три. На одного меньше, чем немцев.
Оставшийся без присмотра немец ящерицей полз к аптечке, слетевшей с его пояса. Упрямо хватаясь руками за камни, волоча безвольные ноги… Все же добрался до аптечки. Выхватил из нее шприц с чем-то ядовито-зеленым, зубами сорвал колпачок с иглы. Коротко замахнулся, целя себе в бедро… и шприц отлетел прочь.
– Дань, ну че за бардак! – возмутился мужик в песочном камуфляже, пнувший немца по руке. – Совсем мышей не ловишь!
– Ну что «Даня»? – невозмутимо отозвался белобрысый парень, возившийся с соседним тевтоном. Коленом в спину прижал его к земле, сдернул ремень и стягивал немцу руки за спиной. – Я уже шестнадцать лет Даня… Что лучше: чтобы он успел к своей аптечке или этот – к винторезу? И вообще! Кто у нас капитан, я или ты, господин адмирал? Почему это я вечно должен за двоих отдуваться?
– Р-разговорчики, салабон малолетний! А ну на корму гальюн драить, бегом!
