Билл — герой Галактики. Т. 1 - Иорданский Алексей Дмитриевич (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
— Пожалуйста, не делайте так больше, — проговорило существо, поскрежетав шестеренками.
— Как так?
— Не плачьте в питательный раствор. Вы изменяете уровень кислотности. Это может повредить вашей коже.
— А что случилось с моей кожей? — спросил Билл. — Я что, обгорел?
— Ни в коем случае, что вы! Мы просто хотим, чтобы ваша кожа была здоровой и мягкой.
— А зачем?
— Об этом мы поговорим позднее. Между прочим, если вам интересно, а я уверена, что интересно, меня зовут Иллирия. Я ваша медсестра.
В ванне Билла продержали несколько часов. Когда он наконец выбрался из нее, его кожа стала здоровой и чистой. Цурихиане вернули ему одежду, которую выстирали и высушили каким-то своим, инопланетным, но эффективным способом. Биллу позволили прогуляться по коридору или по крайней мере по тому, что выглядело как коридор. Однако среди вещей оружия не оказалось, а ничего подходящего поблизости не обнаружилось. Впрочем, даже если бы у него и было оружие, разве можно в одиночку справиться с населением целой планеты?
Когда за ним пришла Иллирия, Билл принялся забрасывать ее вопросами. Он спрашивал, она отвечала. Герой Галактики выяснил, что Иллирия — типичная цурихиан-ка двадцати лет от роду, довольно образованная для девушки, которая еще всего лишь год назад жила и работала на родительской ферме. Она окончила колледж с отличными оценками, что позволило ей устроиться в клинику инопланетных форм жизни в Грейптнутце, столице Цуриса.
Каждый день Билла навешали цурихиане мужского пола. Они были значительно старше Иллирии, о чем свидетельствовала седоватая щетина на средних сферах, которые, как установил Билл, служили вместилищем батарей, обеспечивающих жизнедеятельность цурихиан.
Ему быстро стало ясно, что цурихиане не находят ничего жестокого или неестественного в том, как они планировали с ним поступить.
— Мы, цурихиане, всегда возрождаемся в чужих телах, — сообщил Биллу врач. — Или не возрождаемся вообще.
— Замечательно, но как быть со мной? — проскулил потрясенный Билл. — Со мной-то что будет?
— Сгоришь как лампочка. — Цурихианин состроил гримасу; впрочем, выражение нарисованного лица если и изменилось, то совсем чуть-чуть. — Неужели в тебе нет ни крупицы духовности? Неужели ты, в глубине своей душонки, не хочешь послужить на благо всех разумных существ?
— Пожалуй, нет, — ответил Билл.
— Жаль, — сказал врач. — Тебе было бы гораздо легче, если бы ты научился воспринимать все правильно.
— Слушай, приятель, — проговорил Билл, — если от меня останется один мозг, значит, я исчезну, то бишь помру. Чему тут радоваться?
— Считай себя избранным.
— Чего?! — Билл сорвался на визг.
— Каждого из нас для чего-то избирают.
— Да ну? Тогда пускай тот тип переселится в тебя, а не в меня, и избранным станешь ты.
— О, — воскликнул врач, — я об этом как-то не подумал.
Даже Иллирия приходила теперь гораздо реже.
— Кажется, меня в чем-то подозревают, — сказала она, забежав на пять минут. — Поглядывают искоса, по-нашему. Ты понимаешь, о чем я?
— Нет. — В голосе Билла прозвучало отчаяние, которое пронизывало все его естество.
— Я все забываю, что ты родился на другой планете. Смотреть по-нашему значит то же самое, как если бы ты сказал: «Я знаю, что тут не все чисто, но буду молчать, потому что сам по уши в грязи».
— Там, откуда я родом, так не говорят.
— Да? Очень интересно. В общем, мне какое-то время придется держаться от тебя в стороне. Но не волнуйся, я помогу тебе.
— Поторопись, пока меня не выкинули из моей головы.
С тех пор как Иллирия навестила его последний раз, прошло несколько дней. Сколько точно, Билл не знал. Цурис двигался вокруг своего солнца по диковинной волнообразной орбите, в результате чего длина суток оказывалась все время разной. Одни дни назывались Тигровыми (или Частокольными? — перевести точно не представлялось возможным). В эти дни солнце вставало и заходило каждый час, раскрашивая планету то в желтый, то в черный цвет. Билл решил отмечать каждый световой период царапиной на стене. Правда, понятия не имел, каким образом, но разве не так поступали те парни, которых сажали в тюрьму и про которых рассказывалось в книжках, прочитанных в детстве на Фигеринадоне, на скирде, что стояла за кучей навоза во дворе родительской фермы? Короче, он попытался, но обнаружил, что его царапина — рядом с другой, которая была на стене раньше. Или же он сам — просто не отложилось в памяти — отметил два световых периода. Или один, но дважды. Чем глубже Билл размышлял, тем сильнее убеждался, что царапанию на тюремных стенах следует обучать в школе, а уж потом проверять навыки в полевых условиях. Поэтому большую часть времени он сидел сиднем. В палате не было ни книг, ни газет ни телевизора. По счастью, на корпусе транслятора имелся рычажок, позволявший переключать прибор с «Перевода» на «Разговор». Берясь за рычажок, Билл почувствовал себя глупцом, но больше поговорить было не с кем.
— Привет, — сказал он.
— Здорово, — ответил транслятор. — Чаво тута творисся?
— Что за идиотский акцент? — удивился Билл.
— Я же транслятор, приятель, — раздраженно пробурчал прибор. — Если в моей речи не будет жаргона, позаимствованного из многих известных мне языков, я упаду в собственных глазах. Усек?
— Не слишком важная причина.
— Кому как, ты, вшивый органический недоносок! — горячо возразил транслятор.
— Зачем же оскорблять-то? — пробормотал Билл. Ответом ему было механическое фырканье. Наступила пауза. После долгого молчания Билл поинтересовался: — В киношку давно ходил?
— Куда?
— В киношку.
— Ты что, сдурел? Я же крохотный приборчик на транзисторах, помещаюсь у тебя под правой мышкой или в ухе. Повис, и все. Как я могу ходить в кино?
— Я пошутил.
— Тоже мне, шутник нашелся, — огрызнулся транслятор. — Хватит с тебя?
— Чего?
— Разговора.
— Конечно, нет! Мы же только начали.
— К твоему сведению, я почти израсходовал разговорную емкость. Как транслятор буду, разумеется, работать по-прежнему, а разговоры, к моему глубокому сожалению, пора заканчивать. Отбой. Конец связи.
— Транслятор, — позвал Билл какое-то время спустя.
Тишина.
— У тебя вообще никаких слов не осталось?
— Эти два, — ответил транслятор и замолк окончательно.
Вскоре Билл услышал новый голос — вечером, после того как поужинал осоложенной мякотью малины и съел тарелку чего-то, напоминавшего по вкусу жареную куриную печень, а по виду смахивавшего на апельсиновые леденцы. Поев, он принялся читать этикетки на рубашке при свете лампы, которую называли «Слепой обыватель» — из-за того, что она одинаково освещала все подносимые к ней предметы. Билл потянулся и собирался было зевнуть, когда голос за спиной произнес:
— Слушай.
Билл вздрогнул и ошалело завертел головой. В комнате, кроме него, никого не было.
— Нет, — продолжал голос, словно подтверждая сей факт, — я не в комнате.
— А где?
— Боюсь, объяснить будет трудновато.
— Попытайся.
— Не сегодня.
— Что тебе нужно?
— Я хочу помочь тебе, Билл.
Подобное Билл уже слыхал. Впрочем, всегда приятно, когда тебе хотят помочь. Герой Галактики сел на краешек ванны и вновь оглядел комнату. Никого.
— Помощь мне не помешает. Сможешь вытащить меня отсюда?
— Смогу, — ответил голос. — Если ты в точности исполнишь мои указания.
— Смотря что ты мне прикажешь.
— Возможно, ты решишь, что я спятил. Но для успеха крайне необходимо, чтобы ты верил мне и исполнил все в точности.
— Что же мне делать?
— Тебе, наверное, не понравится...
— Говори или заткнись! — взвизгнул Билл. — Пожалей мои нервы! Плевать, понравится или нет, главное — выбраться отсюда! Давай выкладывай!
— Ты можешь одновременно похлопать рукой себя по голове, а другой — потереть живот?
— Не думаю, — отозвался Билл. Он попробовал, но не преуспел. — Видишь? Я же говорил.