Когда нет выбора (СИ) - Гусейнова Ольга Вадимовна (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Глава 3
Я заваривала чай, когда услышала шум, а вскоре на кухню ввалился сильно взволнованный отец. Рубашка спереди помята так, словно он сильно тер грудину, пытаясь успокоиться, как обычно делал в минуты беспокойства. Да еще и штаны в грязных пятнах, словно по земле ползал, и вообще, весь его вид просто кричал о грядущих неприятностях.
– Быстро собираемся, Еся. Большую часть вещей оставим здесь – это уже не важно. Меня сегодня прямо в кабинете посетили представители 'Анкона' и осторожно выспрашивали, где я два месяца пропадал? Куда летал? А потом в лоб спросили, как поживает мой друг Визар?.. Уверен, они уже выяснили, куда я летал, где и с кем пропадал, просто почву прощупывали. У них такой эмоциональный фон... Подозревают. Так что нет времени на ожидание транспортника. Берем билеты на самый ближайший рейс куда подальше...
В дверь позвонили, и мы с отцом замерли. Я решила полностью опустить ментальные щиты: врага лучше встречать с открытым забралом. И тут же меня накрыло злобой, презрением, усталостью. Видимо, с той стороны кто-то утомился от своей работы, однако, судя по эмоциональному фону, смирился и готов дальше ее выполнять.
Отец схватил меня за руку и быстро потащил за собой в гостиную. Нажал пару точек в стене за полкой, на которой совсем недавно красовались его археологические находки, и небольшая потайная дверца отъехала в сторону. Мы оба ощутили решительный настрой тех, кто стоял снаружи. Они явно теряли терпение. Отец быстро затараторил, обхватив мое лицо обеими руками:
– Запомни, девочка, ты – все, что у меня есть. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты жила долго и счастливо. Что бы здесь ни происходило – неважно, только не выходи отсюда – поняла? Они не должны найти тебя, иначе я сломаюсь и расскажу обо всем. А я не могу этого допустить: погибнут миллионы, если не больше, невинных. Пока никто не знает, что мы нашли у крингов, но если за нас обоих возьмутся всерьез, правда вылезет наружу. Мы с Визаром сами виноваты – сами и ответим, он-то уж точно уже. Теперь моя очередь. Если меня уведут, потом, когда почувствуешь, что все обо всем забыли, оставишь мне сообщение в том месте, где мы с мамой твоей познакомились. Помнишь, родная?
Находясь в оцепенении, кивнула. Мы оба услышали, как выламывают дверь и воет сигналка охраны, но понимали, что вряд ли нас кинется спасать служба безопасности. Папа активировал закрытие двери и прошептал с мольбой в голосе:
– Что бы ни случилось, не выходи отсюда, пока не останешься одна. От этого зависят не только наши жизни, но и многие другие.
Я осталась наедине с темнотой, застыв на небольшой площадке перед лестницей, ведущей в тайное убежище отца, где он хранил свои реликвии и ценные находки, и задрожала от накатившего страха. Замерла, приникнув к двери, стоило услышать громкие голоса, но разобрать, о чем речь, не представлялось возможным. По голосам и различным эмоциям я выделила четырех чужаков, которые сейчас находились с отцом в гостиной.
Чувство собственной беспомощности и безнадежности сложившейся ситуации накрыло с головой. Никто не придет на помощь, никто не услышит, даже если они дружно начнут кричать. Отец еще лет сто назад купил большой участок и среди фруктового сада построил себе дом. Другие дома далеко от нас. Та же самая корпорация 'Анкон' пыталась выкупить у нас этот участок земли для расширения территории нового города, но отец отказал. Зато теперь им вряд ли кто-то сможет помешать его заграбастать.
И хоть я не присутствовала в той комнате, где происходили основные события, но могла ощущать и догадываться, что там творится. Отца не увели из нашего дома, смысла, наверное, не было тратить столько времени, гораздо проще было вести допрос на месте, вдали от любопытных соседей и правоохранительных органов. Отец хотел уединения и защиты от чужих эмоций, он их получил – правда, теперь мы наедине с опасностью и помочь нам некому.
Положив ладони на дверь, приникла к ней ухом, чтобы попытаться услышать, что происходит. Но в ушах стоял лишь далекий гул чужих голосов, отдельные слова, которые толком не разобрать, а вот эмоции четырех мужчин ощущались четко, отец впервые в жизни пытался экранироваться от меня и это пугало еще больше. Я полностью опустила свои щиты и меня затопили чужие злость и презрение.
Грудь прошила боль – это отец сейчас, наверное, от неожиданного удара забылся и снял блок. Допрос с пристрастием начался. Вскоре я потеряла счет времени, сидя на полу, словно прилипнув к двери руками и лицом. Отец не смог защитить меня полностью от происходящего там... с его участием. Мне достались его муки и ощущения чужаков. Кто-то из них наслаждался, причиняя боль, другой испытывал отвращение и стыд, смирение и страх. Третий из тех, кто пытал по сути нас с отцом, наблюдал и оценивал – так чередой мелькали его эмоциональные впечатления, словно в театре... Четвертый был в ярости и испытывал страх, наверное от того, что пока не добился от отца смирения и покорности. Я их тоже не ощущала, папа держался изо всех сил, хотя, мне кажется, всем своим телом чувствовала, как ему больно.
Я беззвучно рыдала от боли – нашей обоюдной, потому что отец уже не мог держать эмпатический блок, защищая меня. В какой-то момент отлепилась от двери и сползла на пол, а потом, скрючившись, лежала, не в силах пошевелиться. Злоба и ярость чужаков нарастали и оглушали, обездвиживая меня, а отец все сильнее терял связь со своим телом и даже сознанием.
Неожиданно вздрогнула дверь, а меня в этот момент прошила новая вспышка боли, значит отца приложили о полку, висевшую на стене, в которой скрыта потайная дверь. Снова удары... удары... Вспышка смертельного холода, смешанного с облегчением, затем пустота... Пустота там, где раньше я всегда ощущала теплое местечко для себя, где раньше билось большое и доброе сердце моего отца, которое всегда излучало искреннюю, безмерную и бескорыстную любовь ко мне. Эти пустота и холод знакомы мне, я ощущала похожие, замораживающие душу эмоции и чувства, когда умерла моя собака Ладочка. С тех пор мы больше никогда не заводили домашних питомцев. А сейчас новая пустота, и осталось только осознание, что моего отца больше нет. Теперь я одна в этом мире. И уже второй раз испытываю чужую смерть, это невыносимое чувство – умереть дважды...
И тут же накрыло чувство чужой досады и скрытой жалости, страх от того, что, похоже, работу до конца не выполнили, а мне стало все равно, что испытывают убийцы моего отца. Приложила руку к двери, просто желая прикоснуться к нему и не в силах этого сделать. Я все еще помню: ОН сказал не выходить, а то умрут другие, и тогда я снова буду умирать – вновь и вновь. Мне достались слишком сильные способности – испытывать не только эмоции живых существ, но и ощущать их чувства.
Тем временем за дверью эмоции накалялись, убийцы решали, что делать дальше. А потом меня затопило их общее облегчение – пришли к консенсусу... Шум за дверью – это чужаки громят наш дом, тщательно обыскивая... Облегчение сменилось разочарованием и лютой ненавистью... Вспышка ярости...
Голоса и эмоции немного отдалились – судя по интенсивности, все вышли из дома. Но бродили вокруг... Потом сновали туда-сюда, то приближаясь, то удаляясь. А вскоре я ощутила хлопок, от которого вздрогнул весь дом, сотрясаясь до основания, и даже сквозь плотно закрытую потайную дверь начал просачиваться запах дыма. От взрыва я не упала, потому что продолжала лежать на полу. Вслед за апатией и болью потери пришел животный, выворачивающий наизнанку страх перед огненной стихией. Стены из мангуя, из которого был построен наш дом, завибрировали мелкими волнами, словно тоже испытывая боль.
Я встала, ощущая невероятную слабость, и попыталась открыть дверь, однако ее заклинило: стены деформировались и автоматика нарушилась. Дергала все сильнее, чувствуя, как паника захлестывает сознание. Все прежние чувства и страхи отошли на второй план перед ужасом сгореть заживо. Стены из мангуя начали сжиматься там, где их снаружи касалось пламя, если я останусь здесь – либо задохнусь, либо меня сплющит мангуй. Держась за стены, изо всех сил устремилась вниз, в подвал. Захлопнула вторую дверь за собой, слыша, как трещат ступени, по которым я всего мгновение назад спускалась. Прижав руки к груди, в ужасе отходила все дальше от стены, слушая, как за второй дверью и надо мной все оседает и сплющивается. Странно, что же они использовали, вызывая такой сильный пожар?! Ведь мангуй сам по себе не горит, что является его дополнительным преимуществом при строительстве. Но вот о таком эффекте сжатия я не знала и даже не слышала.
