Лунный нетопырь - Ларионова Ольга Николаевна (читаем книги .txt) 📗
Ну что же ты?..
Нельзя сказать, что она ничего не почувствовала, но ледяное оглаживание, с которым зеркально отполированные листья пропускали сквозь собственный строй ее тело, было почти эфемерным. Непонятно, каким образом они успевали расступиться, так что она ощущала лишь мертвенный холод пустоты между собственной кожей и той звенящей преградой, которая отодвигалась от нее на расстояние не больше толщины волоса, но режущего прикосновения она не испытала ни разу.
Не вздумай только шагнуть назад!
Она даже вздрогнула, представив себе, что в этом случае будет: сейчас она скользила как бы внутри гигантской еловой шишки, вывернутой наизнанку; одно движение в противоположную сторону, и смертоносные острия вопьются в ее тело, не позволяя ей даже шевельнуться, чтобы перелететь через заветное ничто на такой желанный в этот миг Джаспер. Она никогда не любила замкнутого пространства, но этот чешуйчатый плен был во сто крат страшнее любого подземного лаза.
Что-то теплое потерлось о ее ноги, и она, опустив голову, снова увидела круглую, точно мячик, мышь. Да какой там эльф — просто надувная игрушка, которую заставили двигаться самыми примитивными магическими приемами. И гремучей листвы со всех сторон уже нет, она позванивает где-то за спиной. А над головой покачивают цветущими ветвями медоносные деревья, и солнечный свет, проникая в глубину их смыкающихся крон и многократно отражаясь от глянцевой поверхности листьев, достигает земли уже мягким, не ослепляющим потоком мерцающих бликов. Да и не земля это вовсе, а аккуратная дорожка, выложенная пестрыми плитками, уходящая в даль этой прямой, как копье, оранжереи.
Горон, полуобернувшись, ждал ее, но свисавшие по его пренеприятнейшему обычаю волосы не позволяли принцессе заметить, насколько он раздосадован ее медлительностью. Она и сама была бы рада поторопиться, но несвойственная ей нерешительность заставляла переминаться с ноги на ногу. Она у маггиров. Путь окончен. Поиски — нет. Один неверный шаг, неосторожное слово, неуместная интонация, и не видать ей не то что заветного талисмана, а и благосклонности Горона, так рыцарственно терпевшего ее присутствие.
— Испугалась? Нет? Но что-то тебя смущает, Эссени, я вижу. — бросил он через плечо. — Хотя ты всего-навсего получила то, к чему стремилась.
До чего он порой догадлив, просто дрожь пробирает.
— Горон, мы достигли цели слишком быстро, а я так о многом хотела тебя расспросить… Это, конечно, смешно, но я не представляю себе, как мне держаться с этими маггирами.
— Как. Не как, а где. Тебе следует держаться за моей спиной. И все.
— Скажи хотя бы, как следует обращаться к ним?
— Зачем?
— Ну… Я, как и подобает дочери могущественного владыки, бываю не всегда достаточно почтительна…
— Успокойся. Ты будешь избавлена от подобных затруднений. Маггиры не разговаривают с женщинами. Они только отдают им распоряжения.
— Что-о-о?!
Ну, Горон, лучше бы ты этого не говорил! Она открыла было рот, чтобы высказать все, что она думает по поводу подобной дискриминации, но тут вдалеке показалась человеческая фигура, очертания которой были размыты трепещущими тенями. Маггир! Наконец-то.
Рано радуешься.
Накаркал, неслышимый мой. И откуда только тебе было знать, что из-под сводов этой крытой аллеи бесшумно упадут жгутики стремительно распускающегося плюща, словно серпантин на ежегодном балу в День Коронации…
Но не только это всплыло в памяти — чуткие вьюнки в бесчисленных переходах и галереях замка Асмура. Неподвластные законам тяготения, живущие собственной жизнью, как и колдовские волосы Горона…
Весенняя зелень, с изнанки блекло-жемчужная, точно ивовые листья над первоцветными сережками. Прохладный полупрозрачный занавес, мягко и неоскорбительно преградивший им путь. Черный эльф плюхнулся на свой жирный задок и задрал кверху мышиную мордочку.
— Терпение. Нас просят обождать, — почему-то шепотом проговорил Горон.
— Кто просит? — Она покосилась на застывшую черную тушку, в которой, в отличие от струящейся зелени, не чудилось ничего живого.
— Маггиры. Маггиры троевластные.
18. Война мышей и лягушек
Горон сошел с плитняковой дорожки и самым естественным образом уселся на травку, подтянув колени к груди и охватив их руками. Лица его, как всегда, было не видно из-за пелены волос, зато горб стал еще заметнее. Сэнни пришло на ум, что для нее столь же естественным движением было бы свернуться клубочком у его ног и положить голову ему на колени. Только ведь подумает тролль знает что. А действительно, что это на нее нашло? Словно девочкой залетела в чертоги эрла-лесничего Иссабаста, и сейчас он глуховатым голосом начнет один из своих немножечко жутковатых рассказов о безмозглых и злобных духах первобытных чащоб, которые и породили не менее тупых жавров. А натешившись седыми преданиями, она ринется в неистовую гонку охоты, или упорхнет на блистательный бал, или вопреки королевскому соизволению снова появится на рыцарском турнире, где непобедимый эрл Асмур опять же вопреки монаршей воле преломит копье, осененное лиловым шарфом, в честь юной принцессы.
И все еще будет впереди…
Встряхнись! Что за нелепые фантазии, когда перед тобой цель твоего пути?
А может, эти фантазии потому и одолевают, что цель совсем близко; а вот что потом?..
— Горон, а куда ты двинешься потом?
О, четыреста чертей, как теперь выражается вся дружина, она, похоже, его разбудила. Как неловко, тем более что на сей раз, он показался ей таким измученным, словно пребывал в трудах праведных до самого захода луны.
— Потом? Да, конечно, потом… — кажется, его встревожил этот вопрос. — Потом, Эссени, я должен буду вернуться и донести ответ маггиров до каждого подлесья.
— Значит, обратно? Но ты же говорил, что никогда не возвращаешься!
— Справедливо. Но мы снова пойдем вперед, потому что двинемся по другому пути. Ты и не заметила, что все это время мы шли как бы по кругу, и теперь до того подлесья, которое зовут Древнехранищем, всего один переход.
Мы. Он сказал: мы. Собственно, это и все, что она хотела услышать.
Да, Горон и мысли не допускает, что ты можешь ею покинуть. Но уверена ли ты в себе самой?
— Послушай, Горон, я уже сказала тебе, что никогда тебя не покину, если только… если только меня не задержат нездешние силы, о которых я пока говорить не могу. Но я рано или поздно вырвусь к тебе. Тогда ищи меня на том месте, где мы встретились впервые, недалеко от заброшенной купины. Договорились? Так что если я скажу тебе: дальше иди один — не спрашивай меня ни о чем и продолжай свой путь как прежде, в одиночестве. Я сама тебя найду возле столбовых ворот, так что не думай обо мне, занимайся своими делами.
Он еще ниже опустил голову. Неужели прячет усмешку?
— Повинуюсь. Что повелишь еще, о дочь могущественного владыки?
— Ну вот, я серьезно, а ты смеешься…
— Обиделась?
Ее брови надменно сошлись в одну линию, так что шевельнулся аметистовый обруч:
— Обида — это удел низших. Осторожно, осторожно!..
Но непослушные волосы колыхнулись, отлетая назад, и пугающая полночь его нечеловеческих глаз на миг обдала ее черным светом:
— Удел. Роковой фатум высших и мизерная доля низших. Насколько же мы с тобой одинаковы, Эссени…
А вот лирики не надо. Ей самой можно, ему — нет.
— Ой, а там кто-то шевелится!.. — детская уловка, конечно, примитивна, но действует безотказно, тем более что смутные тени, проплывающие за кружевной зеленой завесой, она заметила уже давно.
— Собираются. — В голосе Горона послышалось плохо скрытое раздражение: похоже, у кампьерров-то он привык к большей почтительности, исключающей подобные задержки.
Она вздохнула, мысленно отпуская себе еще пять последних минут на разговоры, и присела на траву рядом с ним, бессознательно приняв ту же позу: колени подтянуты к груди, подбородок на скрещенных руках. Шелковистость здешних трав, которым под таким солнцем впору бы на корню превращаться в ломкое сено, ее изумляла; воздух, влажный и терпкий, как обычно и бывает в теплицах, где разводят пряности, был по-утреннему прохладен, хотя мелькающая в прорезях неустанно трепещущей листвы небо уже выбелилось предполуденным зноем. Не хватало какой-то мелочи, чтобы этот райский сад, плетенной из ветвей трубой пролегший по ониксовой пустыне, походил бы на крошечный цветущий уголок, уместившийся на крыше дома Алэла… А, вот чего: басовитого гудения пчел, сухого потрескивания, с которым бронзовые жуки складывают свои крылья, тоненького зудения невидимой мошкары, такой бестелесной, что, казалось, ей дано пить медовый настой прямо из воздуха…
