Гиперион - Симмонс Дэн (мир книг txt) 📗

Сол закричал в темноту: «Она уже принадлежит тебе, мерзавец! Что я должен сделать, чтобы вернуть ее назад? Скажи! Скажи мне, будь ты проклят!» Он проснулся весь в поту, со слезами на глазах и сердцем, горящим от гнева. Из соседней комнаты до него доносилось дыхание дочери; она мирно спала, и в это время ее пожирал огромный червь.

После этого Сол, словно одержимый, стал собирать информацию о Гиперионе, Гробницах Времени и Шрайке. Исследователь с огромным опытом, он был поражен скудостью надежных данных об этом поразительном феномене. Разумеется, существовала Церковь Шрайка (на Барнарде ее святилищ не было, но в Сети их насчитывалось достаточно), однако очень быстро он убедился, что искать надежную информацию о Шрайке в священных книгах его церкви – все равно что изучать географию Сарнатха, [32] посещая буддийские монастыри. Время упоминалось в догмате Церкви Шрайка, но лишь в том смысле, что Шрайк считался «…Ангелом Возмездия, пребывающим вне времени» и что подлинное время кончилось для человечества с гибелью Старой Земли, а четыре столетия, прошедшие с тех пор, есть не что иное, как «ложное время». Сол понял, что все эти трактаты представляют собой обычную смесь лицемерной болтовни и ковыряния в собственном пупке, характерную для большинства религий. Тем не менее он собирался посетить одно из святилищ Шрайка, когда более серьезные пути исследования окажутся исчерпанными.

Мелио Арундес тем временем снарядил на Гиперион еще одну экспедицию (средства снова выделил Рейхсуниверситет). Ее целью было изучение временных приливов и выявление фактора, вызвавшего у Рахили болезнь Мерлина. Гиперион получил наконец статус протектората, и на этот раз экспедиция везла с собой мультипередатчик – его предполагалось установить в консульстве Гегемонии в Китсе. Однако в Сети пройдет еще три года, прежде чем экспедиция прибудет на Гиперион. Первым побуждением Сола было бросить все и лететь с Арундесом и его группой к месту событий. Но он быстро справился со своим порывом. Историку и философу там делать нечего: даже в лучшем случае его вклад в успех экспедиции будет невелик. Рахиль кое-какие навыки и познания в археологии еще сохраняла, но они убывали с каждым днем, а ее присутствие на месте происшествия вряд ли поможет ученым. Для самой же Рахили это обернется ежедневным кошмаром пробуждения в незнакомом мире, где от нее потребуется позабытая ею сноровка. Сара этого ни за что не допустит.

Сол отложил книгу, над которой работал – анализ кьеркегоровской теории этики как моральной диалектики применительно к правовому механизму Гегемонии, – и сосредоточился на изучении нетрадиционных взглядов на природу времени, на Гиперионе, а также на истории Авраама.

Однако месяцы, проведенные за обычными делами и сбором информации, только усилили его жажду действия. Время от времени он отводил душу на всевозможных медицинских светилах, которые потянулись к Вайнтраубам, словно паломники к святыне.

– Как, черт возьми, это может быть! – обрушился он на чопорного специалиста, на свою беду решившего проявить снисходительность к отцу пациентки. Врач был настолько безволосым, что его лицо казалось нарисованным на бильярдном шаре. – Она становится все меньше! – кричал Сол, чуть не за ворот хватая пятившегося специалиста. – Внешне это не очень заметно, но уменьшается костная масса. Понятно вам? Как это может быть, что она опять становится ребенком? Как это, черт возьми, согласуется с законами сохранения?

Тот шевелил губами, но не мог произнести ни слова. За него ответил бородатый коллега:

– Господин Вайнтрауб, сэр, – вам следует понять, что ваша дочь в настоящее время является носителем… э-э… ну, назовем это локализованным участком обращенной энтропии.

Сол резко повернулся к нему.

– Вы хотите сказать, что она просто-напросто застряла в каком-то пузыре обратного времени?

– Э-э… нет, – торопливо ответил ученый, потирая подбородок. – Возможно, более удачная аналогия… биологически, по крайней мере… скажем, метаболические процессы в ее организме пошли в обратном направлении… м-м…

– Чепуха, – отрезал Сол. – Она же ест, а не срыгивает пищу. Ну а нервная деятельность? Поверните электрохимические импульсы в обратном направлении, и что вы получите? Чепуху. Ее мозг работает, господа… Память, вот что исчезает. Почему это случилось? Почему?

К лысому коротышке наконец вернулся дар речи:

– Мы не знаем почему, господин Вайнтрауб. Математически организм вашей дочери напоминает уравнение, обращенное во времени… или, может быть, объект, прошедший через быстро вращающуюся черную дыру. Мы не знаем, как это случилось, и почему физически невозможное вдруг стало возможным, господин Вайнтрауб. Мы просто слишком мало знаем.

Сол пожал обоим руки.

– Прекрасно. Это мне и нужно было узнать. Желаю вам доброго пути.

Рахили исполнился двадцать один год. Вечером дня рождения, через час после того, как все легли, она постучалась в спальню Сола.

– Папа?

– Что случилось, детка? – Сол накинул халат и открыл дверь. – Не можешь уснуть?

– Я не спала двое суток, – прошептала она. – Я нарочно заставляла себя не спать, чтобы просмотреть все записи, которые включила в файл «Хочу знать».

Сол понимающе кивнул.

– Папа, давай спустимся вниз и чего-нибудь выпьем. Ладно? Мне надо с тобой поговорить.

Сол взял с ночного столика очки и спустился вслед за Рахилью.

В первый и последний раз в жизни Сол напился допьяна вместе с дочерью. Это не было вульгарной пьянкой. Сначала они просто сидели и болтали, затем принялись рассказывать анекдоты и каламбурить и так увлеклись, что вскоре уже не могли говорить от смеха. Рахиль попыталась рассказать какую-то историю, но в самом смешном месте фыркнула и чуть не захлебнулась виски. Им обоим казалось, что еще ни разу они так не веселились.

– Я возьму еще бутылку, – сказал Сол, утирая слезы. – Декан Мур подарил мне на прошлое Рождество шотландское виски… по-моему.

Когда он вернулся, Рахиль сидела на диване и приглаживала волосы. Он налил ей чуть-чуть, они выпили и немного помолчали.

– Папа?

– Да?

– Я просмотрела все. Видела себя, слышала себя, видела голографии Линны и всех остальных… пожилых…

– Ну, наверное, все-таки не пожилых, – возразил Сол. – Линне будет только тридцать пять через месяц…

– Нет, они старые, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Одним словом, я прочла все медицинские заключения, видела фото, сделанные на Гиперионе, и знаешь что?

– Что?

– Я ничему этому не верю, отец.

Сол поставил бокал и посмотрел на дочь. Ее лицо снова округлилось и стало не таким взрослым. И даже более красивым.

– Я хочу сказать, что верю этому, – продолжала она с нервным смешком. – Вряд ли ты и мама могли так жестоко подшутить надо мной. И к тому же ваш… возраст… всякие события и все вокруг. Я знаю, что все это на самом деле, но я не верю этому. Ты понимаешь меня, отец?

– Да, – ответил Сол.

– Я проснулась сегодня утром и подумала: «Ничего себе, завтра экзамен по палеонтологии, а я еще учебник не открывала». Мне очень хотелось проучить Роджера Шермана… он считает себя таким умником.

Сол отпил виски.

– Рождер три года тому назад погиб в авиакатастрофе южнее Буссарда, – сказал он. Он ни за что бы об этом не заговорил, если бы не виски, но рано или поздно он должен понять, существует ли Рахиль внутри Рахили.

– Я знаю, – отозвалась Рахиль и уткнулась подбородком в колени. – Я ведь перебрала всех, кого знала. Грэм умер. Профессор Эйкхард больше не читает лекций. Ники вышла замуж за какого-то… коммивояжера. За четыре года многое произошло.