Скрижаль Дурной Вести - Иванов Борис Федорович (прочитать книгу txt) 📗
Это было правдой. Две десятых секунды назад. Потому что, покуда Лысый Крокодил выдавливал из себя свою вполне справедливую саму по себе инвективу, Бонифаций Мелканян сделал то единственное, что мог еще сделать, — преодолев боль от ледяной иглы под левой лопаткой, он коротким движением послал сверкающий ключ над головами нападающих — в белый свет как в копеечку. Сначала ему показалось, что второй бандит разрядил свой пистолет в него. Но это было только сердце. Или что-то в этом роде.
Обладатель же «вальтера» — рыхловатый на вид, но, знать, шустрый, — вместо того чтобы давить на курок, попытался в чисто волейбольном прыжке перехватить летящий ключ, но получил на редкость своевременную подсечку от Клайда и вместе с ним с размаху полетел на полированный камень брусчатки Гранд-Театрал. Ствол, предназначенный для усмирения обладателя потертых мокасин и неплохих навыков карате, все еще продолжал удерживать архаичные — в роговой оправе — очки на носу Лысого Крокодила. Мелканян не упустил и эту возможность, предоставленную стремительно меняющейся ситуацией, и вложил все оставшиеся у него силы в удар пониже пояса — скажем так: сильно пониже пояса — слегка обалдевшему держателю «узи».
«Но это все, — подумал он почти вслух. — Сейчас Бог возьмет меня...»
Сил у Бонифация оставалось, видно, немало: Лысый Крокодил сложился вдвое и на десяток секунд вышел из игры.
Среди редковатой — в преддверии грядущего ливня — публики, фланирующей по Гранд-Театрал, наконец означился некий интерес к происходящему у витрин «Джевелри трэйдс». Черный антикварный «роллс-ройс» с самым настоящим живым шофером за рулем — прогулочное такси для состоятельных туристов, — точно не разобравшись в ситуации, притормозил у места действия, но тут же неспешно продолжил свой путь — сидевший за баранкой китаец или казах явно пожелал остаться вне игры.
За это время Клайд, которому повезло очутиться при падении почти поверх образованной двумя участниками поединка кучи малы, гвозданул противника затылком оземь, добавив сверху удар набитой звякающим металлом сумкой, затем перевалился через его отчаянно сопротивляющуюся тушу, пинком дослал валявшийся поблизости ключ дальше, в решетку ливневого стока, и, ухватив вывалившийся из рук полуоглушенного носителя шкиперской бородки «вальтер», стал веером посылать пули по окнам контор второго этажа. Расчет был верен. Как и положено современному оружию, пистолет не слишком шумел при работе и большого фурора стрельба сама по себе не произвела, хотя еще пара зевак теперь, кажется, уже заметила, что у входа в «Джевелри трэйдс» происходит нечто не совсем обычное. Зато пробившие окна запертых на ночь и поставленных под охранные системы офисов пули привели в действие все силы ада. Во всех патрульных машинах и в околотке Гранд-Театрал-3 все копы встали на рога. «Расмус билдинг» превратился в место действия оперативной бригады полиции.
Поверженный, казалось, намертво обладатель шкиперской бородки воспрял, с неожиданной быстротой и прямо из положения «лежа» рывком преодолел расстояние до припаркованного рядом «гепарда», тронул машину с места и, задержавшись на долю секунды, втащил в салон вконец озверевшего Лысого Крокодила, который, так и не будучи в состоянии окончательно разогнуться, успел тем не менее приложить Мелканяна физиономией о бронзовую решетку дверей его собственного заведения. «Гепард» снова рванул с места и без особых сценических эффектов влился в стремившийся по центру проезжей части поток скоростного движения.
Клайду повезло чуть меньше. Выпалив вслед уходящему противнику пару зарядов, он подхватил давешнюю сумку, ласточкой сиганул через декоративный газон и ввалился через борт в чей-то открытый флайер, дремавший в тени зеленого ограждения пешеходной аллеи. Отчаливая, он нос к носу уперся в на редкость быстро возникший на месте действия кар полицейского патруля, из которого выскочила пара смахивающих на черепашек-ниндзя из древних комиксов офицеров. Флайер жуком развернулся вокруг собственной оси и, провожаемый очередями обоих полицейских стволов, нырнул в боковой, к набережной ведущий бульвар.
Один из полицейских тут же начал бубнить в рацию ориентировку дежурным постам о необходимости задержать «найтфлайт», «спортивную модель оливкового цвета, следующую предположительно...», а второй принялся с профессиональной небрежностью обыскивать Мелканяна, бубня столь же невыразительно, как и первый, текст о том, что задержанный имеет право хранить молчание и что все сказанное им может быть использовано на суде против него. «Беретта» из заднего кармана держателя ювелирной торговли почти мгновенно оказалась в его руках. Находка здорово воодушевила служителя закона.
— Вы спятили, — скривившись, вразумлял его Бонифаций. — Это на меня напали. Я жертва, черт побери! И вы пускаете погоню не по тому следу, чудаки! Немедленно остановите этот цирк...
— Оскорбляешь офицера полиции при исполнении им служебных обязанностей, козел, — со все тем же равнодушием констатировал флегматичный патрульный. — Ваши документы, будьте добры. И будьте добры объяснить, что вам понадобилось здесь и в такое время.
— На него действительно напали!... А второй — тот, по которому вы стреляли, похоже, защищал его... Я не знаю, почему он... — К полицейскому, запыхавшись, подбегал плотно сложенный мужчина лет сорока.
— А ты не лезь не в свое дело, ослиная жопа, — все с той же невозмутимостью адресовался к нему полицейский. — Проходите, мистер.
— Я — пресса. Уолт Новиков. «Дейли эдвенчер». Это я вызвал полицию, когда... В общем, этот «найтфлайт» — моя машина... Я не знаю, почему этот тип пошел на угон...
Сержант, не спросив на то разрешения хозяина, взял из руки Уолта его довольно дорогой — в профессиональном исполнении — регистратор и выключил его. Хорошо, что оземь не грохнул. После чего определил:
— Тогда ты — свидетель. Не суетись. Пол, оформи с мистера протокол допроса. А по «найтфлайту» пиши пострадавшим, но отдельно... И не болтай лишнего сам — это писака.
— Вот мой идентификатор, — продолжая морщиться, заявил Мелканян. — Я — владелец этой торговли. — Он кивнул головой в сторону дверной решетки. — А те, что напали на нас... на меня... ушли на «гепарде». Темно-красном. В сторону Восточного парка...
— Пол, — распорядился офицер, — дополните ориентировку.
И Пол, вдумчиво фиксировавший показания свидетеля Новикова, отвлекся на то, чтобы пробубнить в эфир, что в дополнение к оливковому «найтфлайту», номер такой-то, в поиск и задержание объявляется светло-коричневый «ягуар»...
Мелканян заскрипел зубами и испустил глухой стон, а свидетель Новиков стал терпеливо исправлять абсолютно непробиваемого Пола, чем порядочно усугубил назревавшую путаницу. Тем временем старший патруля соблаговолил-таки отрекомендоваться сержантом Харрисом и вернул инициативу в свои руки.
— Таким образом, внутрь помещения напавшие на вас лица не проникли? — спросил он, выслушав рассказ Мелканяна и еще более утвердившись в неясных подозрениях относительно проклятого «козла».
Делу изрядно помогло поступившее по радио сообщение о том, что при попытке задержания спортивный «найтфлайт» спровоцировал автодорожное происшествие и ушел, «двигаясь по глади залива», куда последовать за ним патруль не смог, так как располагал только получившим повреждения бронеавтомобилем.
— Нет, я всего-навсего подвергся нападению на улице... — утомленно констатировал Мелканян.
Мысль о том, что Лысый Крокодил помянул Камень — а это мог быть только один-единственный Камень во Вселенной, — не выходила у него из головы. Явно произошла утечка информации. Но как? Где? Кто — сволочь? И к кому, дьявол побери?! Нет, пожалуй, не стоило натравливать полицию на столь осведомленного противника. Совсем не стоило. Как, впрочем, и оставаться с таким противником наедине в этом ужасном мире.
Все эти противоречивые соображения придавали речи ювелира исключительно фальшивый и двусмысленный оттенок. Как на грех, именно то обстоятельство, что как раз на оттенках и полутонах текстов, произносимых и правыми и виноватыми фигурантами разного рода уголовных эпизодов, съел — и давно уже съел — собаку сержант Харрис, не давало этому последнему вылететь из рядов столичной полиции как пробке из бутылки. «Именно как пробке», — говаривали те, кто знал его получше.
