Стрелы Времени (ЛП) - Иган Грег (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Рамиро вздрогнул.
– Не делай так, пожалуйста.
Тарквиния не обратила на его слова внимания и продолжила ощупывать его живот.
– У тебя в кишечнике точно есть какая-то масса. Возможно, нам стоит подумать о том, чтобы ее вырезать.
– Не драматизируй. Скоро она выйдет.
– Нет, если стенка кишечника парализована.
– Думаю, со мной такое уже бывало, – соврал Рамиро. – Когда я был ребенком. Это продлилось всего пару дней.
Тарквиния посмотрела на него сверху вниз взглядом недоумения и беспокойства.
– Я думала, мы уже давным-давно обменялись всеми веяниями, которые у нас были. Откуда берутся новые болезни – после шести-то лет в изоляции?
– Может быть, я подцепил ее от поселенцев, – пошутил Рамиро. – Может быть, вскоре после их прибытия здесь разовьется первое обратновременное веяние.
– Никакой еды, никакой работы, просто отдыхай. Все понятно?
– Да, Дядюшка.
Тарквиния смерила его строгим, переоценивающим взглядом.
– Если ты симулируешь, лишь бы не помогать с системой охлаждения –
– Симулирую комок в животе? – возразил он. – Правда, я не стану есть, обещаю. Последний раз, когда я попытался, боль была просто невыносимой.
– Хорошо. – Она сжала его плечо. – Я не буду снимать коммуникатор, так что если тебе что-нибудь понадобится, просто крикни.
– Спасибо.
Когда она ушла, Рамиро повернулся в своей песчаной постели, чтобы занять хотя бы наполовину комфортное положение. Капелька уплотнительной смолы, которой он пропитал свой каравай, не имела ни вкуса, ни запаха, однако последствия превзошли все его ожидания. Все прочие вещества, которые он пробовал в аналогичных дозах, либо не проявляли никакой активности, либо вызывали немедленную рвоту, опустошавшую его желудок. Полагаясь на то, что рано или поздно его кишечник восстановит перистальтику, Рамиро мог без зазрений совести поделиться этим «веянием» с Агатой: даже если день-другой она проведет в постели, его собственное выздоровлением послужит прецедентом, который избавит ее от чрезмерных душевных страданий.
Остальное – вопрос времени. Азелио захочет присмотреть за Агатой – точно так же, как она сама позаботилась о нем, когда он был ранен, а если его работа с подопытными культурами будет окончена, у него не останется причин возвращаться на место взрыва.
Сложнее всего будет не попасться на глаза Тарквинии. Рамиро не хотел вызывать ее подозрения, манипулируя ее передвижениями по кораблю и его окрестностям – не говоря уже об отравлении – а значит, ему пришлось бы найти невинную на вид причину, которая дала бы ему возможность покинуть Геодезист как минимум на две склянки. Либо так, либо обо всем ей рассказать.
Его живот свела судорога; он сменил положение, свернувшись калачиком вокруг больного места в попытке снизить давление на комок застрявшей пищи. Если бы он был автором послания, то ничто не помешало бы ему выгравировать его на камне до отбытия Геодезиста, но это еще не давало гарантии, что его обман останется нераскрытым. Он не мог полагаться на то, что Тарквиния одобрит его аферу, но даже если бы она согласилась, превращение его личного плана в сговор лишь уменьшило бы их шансы дать убедительные ответы во время допросов на Бесподобной. Агата бы яростно отстаивала собственный взгляд на происходящее, в то время как Азелио с Тарквинией отнеслись бы к ситуации с большим скепсисом, что, впрочем, не помешало бы им дать честные и убедительные показания. Зачем все портить, заставляя Тарквинию лгать?
Грета, понятное дело, будет считать, что за всем стоит он – еще до того, как сам Рамиро успеет сказать хоть слово. Но до тех пор, пока Совет не упразднил народное голосование, оставалась надежда, что слова участников экспедиции могут повлиять на решения достаточного числа избирателей. Гарантировать абсолютную подлинность текста было невозможно – даже если речь шла о световом послании, добиравшемся к ним с момента воссоединения – но если люди были готовы хоть как-то довериться словам, высеченным в камне, сообщение могло сместить баланс их опасений, подтолкнув к решению, которое должно было залечить пропасть, разверзшуюся по вине новой системы передачи.
Самым странным было то, что все жители горы уже должны были знать о принятом ими коллективном решении. А это значит, что в тот самый момент, когда связь между Геодезистом и Бесподобной будет восстановлена, – и намного раньше, чем всех членов экипажа опросят в личном порядке, а их показания проверят и сравнят друг с другом – он узнает, принесла ли его фальсификация реальные плоды.
– Разве они не прекрасны! – с восторгом произнес Азелио.
– Ну, они точно не мертвы, – признал Рамиро. Спустя три череды, растения, укоренившиеся в обломках взорвавшейся породы, являли им все тот же скромный ассортимент ярких цветков – что уже превосходило результаты всех предыдущих испытаний.
– Они растут, – заверил его Азелио. – Все до единого. – Он опустился на колени у начала грядки. – Этот саженец снова достиг половины своей высоты в момент посадки. – Он махнул рукой вдоль цепочки растений. – Собственно говоря, каждый из них приблизился к тому состоянию, в котором изначально находился его сосед. Я понимаю, что впечатлиться здесь особо нечем – первые одиннадцать саженцев почти не отличаются от групп со второй по двенадцатую. Это примерно то же самое, как слегка перевести взгляд. Однако цифры ясно дают понять – благодаря нам, почва стала плодородной.
– Ты прав. – Рамиро из всех сил старался выглядеть довольным, но если не считать демонстрации сельскохозяйственного изобилия, вызывающей инстинктивную реакцию, было сложно не придерживать исключительно расчетливого взгляда.
– Ты хотел, чтобы испытания провалились, – догадался Азелио. – Ты считал, что это может оказать на Совет большее давление?
– Хотел, – признался Рамиро. – Хотя это, наверное, было глупо. Такой расклад мог все усугубить.
– Каким же образом?
– Если бы мы в итоге сообщили, что Эсилио непригоден для заселения, они могли бы подумать, что все наши слова – ложь во имя личной выгоды. – Рамиро сделал паузу, дабы убедить себя в том, что он действительно сумел перефразировать мысль, которая изначально возникла в его голове – солгав и о ней – прежде, чем она проникла в его речь. – А теперь мы по-прежнему сможем дать им выбор – они могут согласиться с тем, что в системе нет необходимости, поскольку встреча с прародителями, как нам теперь известно, действительно состоится, либо и дальше развивать стратегию миграции, зная, что поселенцы не будут стоять перед неминуемой угрозой голодной смерти. Они не из тех людей, которым нравится, когда им говорят, что все факты подтверждают одну и ту же точку зрения.
– Забудь хотя бы на один курант о политике, – сказал Азелио. – Мы узнали, что растения могут жить на Эсилио, не зная горя – разве это ничего не значит? Мы впечатали в местную почву нашу стрелу времени и по эсилианским меркам заставили пшеницу расти из будущего в прошлое!
– Ты прав.
Азелио поднялся на ноги.
– По крайней мере, я смогу рассказать Луизе, что ее рисунок светящихся цветков эсилианской пшеницы воплотился в жизнь. – Он обошел грядку и, встав сбоку, достал из своего пояса с инструментами камеру, чтобы сделать фотопортрет. Рамиро видел рисунок его племянницы, и, по правде говоря, сходство было до жути правдоподобным.
– Я подумывал о том, чтобы оставить здесь половину саженцев, – добавил Азелио. – Шесть я заберу с собой, чтобы люди смогли их изучить, а остальные пусть растут и сбрасывают семена. Я знаю, что это отчасти выглядит как голосование в пользу миграции, но цель здесь в другом. Мне просто не по душе вырывать их все из земли. К тому же если сюда действительно прибудут переселенцы, злаки, которые уже будут расти на этой земле, станут для них своеобразным проявлением радушия – пусть даже и таким символическим.
– Хмм. – Рамиро не возражал против подобных сантиментов, при условии, что сборка урожая не ложилась на его плечи. И пусть он вел себя, как циник, но решение оставить на Эсилио действующую ферму лишь дало бы Совету большую свободу выбора. Он бы при всем желании не смог бы выставить ложную альтернативу в более правдоподобном свете – разве что оставшись здесь, чтобы присматривать за фермой лично.
