Дороги. Часть первая. - Йэнна Кристиана (прочитать книгу txt) 📗
Ну и проблемы, подумала Ильгет. Вчера еще такая мысль даже не приходила в голову... Спайс кольнул в запястье. Ильгет поспешно нацепила на ухо приемник, вытащила из горловины маленький микрофон.
— Иль? — это был голос Дэцина, — ты как, в порядке?
— В полном, — сообщила она.
— Подползай вниз, в Белый Зал, ага? Мы тут пообедать собрались.
Пообедать? Ильгет бросила взгляд на часы. Ну да, уже далеко за полдень... После виталина и трех суток на ногах спится очень хорошо.
Есть хотелось зверски. Остальные, возможно, перекусили с утра. Ильгет увидела накрытый стол — прямо по-квирински накрытый, на лучших тарелках «Адоры», тонком фарфоре, здесь была и зелень какая-то, и жареная рыба, и мясо, и белый рассыпчатый рис, и даже крашеные яйца — говорят, терранский еще пасхальный обычай, кто-то умудрился яйца сварить, покрасив их заодно, правда, все в один — красноватый цвет. Но при этом все сидели отнюдь не за столом, а в сторонке, собравшись в круг. Арнис поднялся Ильгет навстречу.
— Доброе утро, — он ласково улыбнулся.
— Доброе утро... — она вдруг сообразила, что Арнис говорит совершенно нормально, не как глухой, — ты слышишь?!
— Ага, у меня все прошло.
— Господи, Арнис, я так рада! — она быстро обняла его за шею. Просто от радости. Потом сказала.
— Христос воскрес!
— Воистину! — ответили ей хором несколько голосов. Ребята окружили ее. Ильгет ошарашенно оглядывалась. Все они были здесь. Ойланг только сидел в сторонке с независимым видом, но и он теперь подошел. Мира, Гэсс, довольный Иост с нашивками ВКС на бикре, Арнис, Дэцин, и двое агентов, таких, как Бера — Лестрин и Санди. Высшая временная власть в городе.
— Садись, Иль, — Дэцин указал ей на пустой стул, — мы тут, понимаешь, хотим немного отпраздновать... у нас священника нет, но ничего, мы так.
— Вы у нас и будете за священника, — сказала Мира.
Все поднялись. Дэцин прочитал молитву, как мог, по памяти. Потом взял Евангелие — кто-то уже раздобыл на лонгинском языке, и прочел отрывок о Воскресении.
— Ну вот, давайте споем теперь...
И все запели эдолийский старинный гимн, на умершем терранском языке, вместе с которым на Эдоли и попала христианская вера.
Gloria in exсelsis Deo et in terra
pax hominibus bonae voluntatis...
И пели чудно, три женщины умудрялись петь на два голоса, и на два голоса — мужчины, и так четко, так слаженно звучал этот старинный гимн в высоком пустом зале ресторана, будто несколько дней перед этим бойцы занимались спевками, а не прорывались сквозь огонь. И только теперь Ильгет почувствовала хоть какую-то тень любви и умиротворения, настоящей, светлой Пасхальной радости — сквозь все, сквозь горе и ужас, сквозь ощущение раздавленности и смятости душевной и физической... Воскресение! Господи, благодарю! — сказала про себя Ильгет. И посмотрела на лица товарищей, такие же бледные, измученные, и с таким же только что родившимся светлым блеском в глазах.
— Все, пойдемте за стол, — тихо сказал Дэцин, когда гимн закончился.
— Ну наконец-то, — Ойланг подскочил, потирая руки, — религиозные фанатики закончили свои напевы. Можно пожрать!
— Смотри, гнусный язычник, — сказал Гэсс, садясь за стол, — Только и думаешь, как бы пожрать. Вот окажешься в геенне огненной...
— А там я уже был, — сообщил Ойланг.
— Ну у вас и шуточки, — проворчал Дэцин.
— Все принялись за еду.
Бои на этом закончились. 505й отряд остался в Иннельсе. Работы было столько, что и теперь иной раз приходилось двое или трое суток проводить без сна, на виталине.
Городская тюрьма и еще несколько зданий Системы были переполнены пленными. Их следовало отсортировать. Часть передать в руки местной — переформированной заново — полиции. Эммендаров — на лечение. Когда погибает сагон, эммендар испытывает голодание, подобное наркотическому. Вылечить это очень трудно, но в некоторых случаях возможно. Поэтому для эммендаров был оборудован лечебный центр. Тех пленных, кто не запятнал себя преступлениями против мирного населения, просто отпускали, по домам.
Сразу же с Квирина стали приходить корабли, груженные самым разным оборудованием, пищевыми синтезаторами, приборами. Все это следовало разгружать, сортировать, распределять по районам. Иннельс — столица, здесь самый центр снабжения.
Дэцин с помощью Арниса и Лестрина занимался подбором и формированием нового правительства Лонгина.
В городе необходимо было поддерживать порядок, кормить жителей, восстанавливать предприятия, давать людям работу. Занимались этим, конечно, лонгинцы, назначенные на соответствующие посты, но руководство и помощь им требовались.
И еще наступил следующий этап информационной войны. Собственно, пропаганда. По местному телевидению и радио, в газетах и в компьютерной сети (которая теперь стремительно развивалась) шли непрерывные потоки информации — аналитические статьи и передачи, история сагонских войн, разъяснение в новом свете событий последних лет, не жалея черных красок — рассказы о страшной участи тех, кто не подчинился Народной Системе, а также об ужасах войны, которую Лонгин вел против всего мира, и о последствиях этой войны для захваченных народов. Разъяснение роли Квирина во всей этой истории. Рассказы о тех, кто пожертвовал жизнью за освобождение Ярны... и так далее, и тому подобное. Ильгет особенно активно занималась именно этой частью работы. Ведь она — лонгинка, понимает местные реалии и ментальность. Но чем дальше, тем больше ее тошнило от всего этого. Во всем, что говорила и делала она, что передавали СМИ, которые она контролировала — не было ни слова лжи. Все это было правдой. Но мерзким было то, что правду приходилось вдалбливать и внушать людям так, словно это была ложь.
Правду не надо никому доказывать. Истина должна сиять в небе, чистая и незапятнанная, для всех совершенно очевидная.
Но это было почему-то не так, и эту истину, что сагоны — зло, приходилось доказывать.
Ильгет было особенно мерзко, когда журналисты сделали передачу о ней самой. Собственно, передача была о полиции Народной Системы вообще. Передача острая, бьющая по нервам, по совести — как можно было допустить такое? Участь Ильгет не была чем-то исключительным, всех, кто заподозрен в сочувствии «террористам», в борьбе против Народной Системы, пропускали через эту отработанную систему «дознания». В передаче показывали, как крепятся на кожу проводки болеизлучателя... Как в силовых тисках можно ломать мелкие косточки, например, пальцев. Ильгет трясло от всего этого, но умирая от жути и отвращения к себе, она рассказала о своих ощущениях от пережитого. После передачи Ильгет вернулась в гостиницу, Арнис, молча обняв ее за плечи, повел в столовую и налил большой граненый стакан рома.
А еще то и дело передавали сигналы о найденных где-то бесхозных дэггерах. Сигналы нужно было проверять. Иногда дэггеры действительно обнаруживались. Их уничтожали.
На улицах постреливали. Где-то в городе, как и по всей стране, прятались банды не смирившихся и не сдавшихся бывших сингов. Их ловили, и на это тоже уходили силы и время квиринцев.
Ильгет в первые же дни выяснила местопребывание матери. Мать была жива, здорова и, по-видимому, процветала — но звонить ей сразу Ильгет не решилась. Дни были забиты под завязку. Позвонишь — и как объяснить, что не можешь сию же минуту все бросить и прийти. И завтра не можешь...
Да и мама могла бы сама с ней связаться — ведь наверняка видела ее по тв, читала о ней статьи. Но почему-то не стала связываться.
В конце концов Ильгет решила просто прийти — без всякого предварительного звонка. Затолкав легкий страх куда-то в пятки, постучала в дверь.
Может, еще никого и дома нет...
