Гражданин Галактики - Хайнлайн Роберт Энсон (читать книги полные .TXT) 📗
– Готово. Теперь посмотрим, получились ли фотографии.
Бэзлим вставил крошечную катушку в аппарат, просмотрел ее, невесело улыбнулся и сказал:
– Собирайся. Готовь завтрак. Можешь взять с собой кусок хлеба.
– Зачем?
– Поторопись. Нельзя терять время.
Торби загримировался, нацепил лохмотья, вымазал лицо. Бэзлим ждал с фотографией и плоским цилиндриком в руке. Он протянул фотографию Торби:
– Посмотри. И запомни.
– Зачем?
Бэзлим убрал фотографию.
– Сможешь узнать этого человека?
– Ну… дай посмотреть еще раз.
– Тебе нужно его запомнить. На этот раз посмотри хорошенько.
Торби взглянул, потом сказал:
– Хорошо, я его узнаю.
– Он будет в одном из баров возле порта. Сначала загляни к матушке Шаум, потом в «Супернову» и в «Деву под вуалью». Если его там нет, поищи на Веселой улице, пока не найдешь. Его нужно найти до трех часов.
– Я найду его, папа.
– Когда найдешь, положи это в миску с монетами. Потом подойди, скажи ему что-нибудь, но обязательно упомяни, что ты сын Бэзлима Калеки.
– Понял, папа.
– Ступай.
Торби тотчас же поспешил в порт. Было утро после праздника Девятой Луны, и народу на улицах было мало, по пути он не попрошайничал, а пошел самым прямым путем, через задние дворы, через заборы, по боковым улочкам, опасаясь наткнуться на сонный ночной патруль. Но, хотя он быстро добрался куда надо, найти того человека ему не удавалось; его не было ни в одном из тех мест, которые указал Бэзлим, ни на Веселой улице. Назначенный срок истекал, и Торби уже начал беспокоиться, когда вдруг увидел, как этот человек выходит из заведения, где Торби уже был. Торби перебежал через улицу, догнал его. Человек был не один – это затруднило дело. Но Торби затянул свое:
– Подайте, благородные лорды! Подайте ради спасения души!
Второй человек бросил ему монетку. Торби поймал ее зубами:
– Бог благословит вас, милорды! – он повернулся к другому: – Подайте, благородный сэр! Подайте несчастному. Я сын Бэзлима Калеки и…
Первый мужчина хотел отпихнуть его ногой:
– Убирайся!
Торби увернулся от пинка:
– …сын Бэзлима Калеки, бедняка, а Бэзлиму нужны пища и лекарства. Я совсем один…
Человек с фотографии полез за кошельком.
– Не надо, – посоветовал другой. – Все они лгуны, а я ему заплатил, чтобы он оставил нас в покое.
– На счастье, – ответил человек с фотографии. – Сейчас найду монету. – Он порылся в кошельке, взглянул в миску и увидел там нечто.
– Благодарю, милорды. Пусть у вас рождаются сыновья. – Торби двинулся дальше, потом посмотрел в миску и увидел, что цилиндрик исчез.
Он неплохо поработал на Веселой улице и свернул на Площадь, прежде чем направиться домой. К его удивлению, Бэзлим оказался на своем излюбленном месте возле помоста аукциона. Он смотрел в сторону порта. Торби тихо подошел к нему:
– Сделано. Старик улыбнулся
– Почему ты не идешь домой, папа? Ты, наверно, устал. Я уже собрал кое-что для нас.
– Заткнись. Подайте, миледи! Подайте бедному калеке.
В три часа поднялся корабль, с грохотом перешел звуковой барьер, и тогда старик, кажется, расслабился.
– Что это за корабль? – спросил Торби. – По-моему, не синдонийский.
– Свободное Маркетерское Судно «Цыганка», полетело на Периферию… и твой друг на борту. Теперь отправляйся домой и поешь. Да нет, лучше пойди куда-нибудь и развлекись.
Больше Бэзлим не скрывал от Торби свою отнюдь не попрошайническую деятельность, хотя и не объяснял, что к чему. Иногда милостыню просил только один из них, и в таких случаях местом для этого неизменно была Площадь Свободы, потому что оказалось, что Бэзлим крайне интересуется прибытием и отправлением кораблей. А особенно движением кораблей работорговцев и аукционами, которые всегда следовали за их прибытием.
Торби стал полезнее для него, когда приобрел некоторое образование. Старик считал, что каждый обладает совершенной памятью, и упорно стоял на своем, доказывая это мальчику, несмотря на его недовольство.
– Да ну, папа, как я могу все запомнить? Я не успел даже посмотреть хорошенько.
– Я держал перед тобой страницу по крайней мере три секунды. Почему ты ее не прочел?
– Ну, ты даешь! Когда же?
– Я ведь прочел. И ты тоже можешь. Торби, ты видел на Площади жонглеров. Ты видел, как старый Микки стоит на голове и подкидывает в воздухе девять кинжалов, одновременно крутя ногами?
– Ага, конечно.
– Ты можешь такое проделать?
– Нет.
– Мог бы научиться?
– Ну… не знаю.
– Любой может научиться жонглировать… если будет много заниматься или если в него это вколотят кулаками. – Старик взял ложку, авторучку и нож и ловкими движениями начал подкидывать их в воздухе. Потом уронил ложку и остановился. – Я ведь только попробовал, для забавы. Умом тоже можно жонглировать… Этому тоже любой может научиться.
– Покажи, как ты это делаешь, пап!
– В другой раз, если будешь хорошо себя вести. А сейчас ты тренируешь глаза. Торби, умственное жонглирование изобрел и развил давным-давно один умный человек, доктор Реншоу с планеты Земля. Ты слыхал о Земле?
– Ага… конечно, я слыхал о ней.
– Мм-м… ты хочешь сказать, что не веришь в нее?
– Ну, я не знаю_. но весь этот вздор о замороженной воде, которая падает с неба, о людоедах ростом в десять футов, о башнях выше Президиума, да о человечках ростом с куклу, которые живут на деревьях, – не дурак же я, папа.
Бэзлим вздохнул – сколько раз он уже так вздыхал с тех пор, как обременил себя сыном.
– Тут сказки перемешиваются с действительностью. Когда-нибудь, когда ты научишься читать, я покажу тебе книги, которым можно верить.
– Но я уже умею читать.
– Тебе только так кажется. Торби, есть такая планета Земля, и она поистине странная и удивительная – ни на одну другую планету не похожа. Там жило много мудрецов, – при том, что дураки и негодяи были там в обычной пропорции, – и кое-какая их мудрость дошла до нас. Сэмюэль Реншоу был одним из таких мудрецов. Он доказал, что большинство людей проводит всю жизнь как бы в полусне; более того, он показал, как человек может проснуться и жить – видеть глазами, слышать ушами, пробовать все языком, думать головой, запоминать все, что он видел, слышал, пробовал и думал. – Старик выставил свой протез. – Это не делает меня калекой. Одним своим глазом я вижу больше, чем ты двумя. Я начинаю глохнуть… но я не так глух, как ты, потому что я запоминаю все, что слышу. Так кто из нас калека? Но ты, сынок, не останешься калекой, ведь я намерен переучить тебя по Реншоу, я вобью все это в твою глупую голову!
Когда Торби научился использовать свой ум, ему это понравилось; он с жадностью поглощал книги, и каждый вечер Бэзлим заставлял его гасить экран и ложиться спать. Сначала Торби видел мало пользы в том, чему заставлял его учиться старик, – например, языкам, которых Торби никогда не слыхал. Но это было нетрудно: ведь его мозг стал теперь подвижным и восприимчивым, и когда он обнаружил у старика пленки для чтения и прослушивания на этих «бесполезных» языках, то неожиданно понял, что знать эти языки стоит. Он полюбил историю и галактографию; его привычный мир, простиравшийся в физическом пространстве на световые годы, оказался на деле узким, точно загон для рабов. Торби стремился к новым горизонтам с восторгом младенца, исследующего собственный кулак.
В математике Торби не видел смысла, разве что в варварской ловкости счета денег. Но постепенно он узнал, что математика и не нуждается в применении – это игра вроде шахмат, но только более забавная.
Старик и сам иногда задумывался, для чего он все это делает. Он знал теперь, что мальчик даже способнее, чем он думал. Но справедливо ли это по отношению к нему? Не учит ли он его просто быть недовольным своей судьбой? Какие возможности имеет на Джаббале раб или нищий? Ноль, возведенный в степень, остается нулем.
– Торби,
– Да, пап. Сейчас, до главы дочитаю.
