Сады Солнца - Макоули Пол (лучшие книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Шпион отвернулся, чтобы не смотреть в глаза технику.
— Перед войной ходили слухи о том, что «призраки» зашли очень далеко в генной модификации людей.
— У меня было необычное детство, но я не «призрак», — сказал шпион.
— Не хотите рассказывать — не рассказывайте. Я не буду выпытывать. Но все, что вы знаете, может помочь в разработке терапии для вас, — сказала старуха и объяснила, что не может вылечить его, потому что не имеет доступа к необходимым ретровирусным препаратам.
Можно попросить о помощи бразильцев и европейцев, управляющих тюрьмой, но, если они согласятся лечить, обязательный генетический скан выявит все странные модификации. Можно смягчить проявления болезни переливаниями крови, большими дозами стероидов, даже фототерапией. Но если ничего не сделать с глубинной причиной, то проявления со временем будут ухудшаться и осложняться.
— Если уж нет шанса на выздоровление…
— Вы хотите знать, не убьет ли вас болезнь? Да, к сожалению, убьет. Но не сразу.
— Сколько у меня времени? — спросил шпион.
— Честно говоря, я не знаю. Ответственные за ваше состояние гены локализованы во многих местах ДНК, они разные, их активирует большое число внешних воздействий. Проще говоря, ваша болезнь — результат сложного взаимодействия ваших генных модификаций и внешнего влияния. Возможно, те, кто модифицировал вас, не представляли последствий. Или посчитали подобный исход маловероятным. В любом случае, хотя болезнь по признакам схожа с волчанкой, этиология разная, и развитие тоже будет, скорее всего, иным. С определенностью я знаю только то, что вы болели уже давно, но болезнь, несомненно, обострилась после гибернации либо выхода из нее.
— Я проживу десять лет? — спросил шпион.
— Вы хотите знать, сможете ли дожить до конца своего срока?
— Я хочу знать правду, — сказал он.
— Извините, но вряд ли.
От смеха болят легкие. Там будто шевелится что–то тяжелое и острое. Воспаленная кожа на лице лопается сотней крохотных трещинок. Слезы катятся из глаз, падают на щеки — и щекам больно. Боже мой, больно даже плакать. Но смех выпустил на свободу что–то уже давно сидевшее и грызшее изнутри. Шпион ощущал, как оно оставило его.
— Я думал, меня покарали за то, что я возомнил себя кем–то другим, а не собой, — смеясь, сказал шпион старухе. — Но меня покарал не бог, не судьба. Все гораздо проще. Делавшие меня люди плохо справились с работой. Только и всего.
2
Когда наступал ее черед укладывать близнецов, Мэси Миннот приглушала свет в спальной нише до яркости ночных звезд и рассказывала историю про Землю. Мэси с удивлением обнаружила в себе талант рассказчицы, так запросто и внезапно, будто упала, споткнувшись, и нашла дар. Кстати, так она и начала вечернюю сказку о своей придуманной юности.
— Я сидела на срубленном дереве в лесу на расчищенной поляне, ела свой ленч — и вдруг упала, — рассказывала Мэси близнецам.
Хан и Хана, шестилетние и белокурые, лежали голова к голове и смотрели одинаково: сонно и серьезно.
— Почему я упала? Да потому что заметила, как что–то мелькнуло. Я опрокинулась на спину, а надо мной просвистела стрела и воткнулась в сосну. Стрела была с черными перьями, из дерева вытекла живица и побежала по древку стрелы — словно дерево кровоточило.
Конечно, рассказ продвигался не так быстро, потому что приходилось объяснять буквально все. Хан и Ханна знали про сосну, они помогали Мэси сажать ускоренно выращенные саженцы в парке поселения. Но близнецы никогда не видели взрослого дерева. Они, в принципе, знали о лесе, но с трудом представляли парк настолько большой, что можно идти по нему целый день и не добраться до края. А что касается лука и стрел, то отказывало даже и воображение.
Но в этом–то и была соль рассказов о жизни в мире, откуда явилась Мэси — и откуда в древности вышли все дальние. У Ньюта были свои идеи насчет хороших историй на ночь: большей частью про пиратов и головокружительные приключения в огромных пещерах под поверхностью лун или в гигантских городах–пузырях, плывущих в лазурном океане атмосферы Нептуна. Нюьт рисовал одну за другой красочные сцены, без связи и сюжета — и так без конца.
— Тебе нужно придумать несколько хороших героев и показать, что с ними стало, — увещевала его Мэси. — Рассказ строится на том, кто они и чего хотят и с чем им приходится справляться на пути к своей мечте. Как можно просто громоздить кучей приключения без всякого смысла?
— Спасибо, но детям очень нравятся мои истории, — парировал Ньют.
Мэси любила, когда он так вот снисходительно усмехался, самым краешком рта, и его глаза светились лукавой дерзостью, любила даже тогда, когда злилась из–за этой дерзости. Ньют спокойно выслушивал любую критику, потому что попросту не принимал ее всерьез.
— Моя мама обычно рассказывала мне что–то из Библии, из ее первоначальной версии, — сказала Мэси. — В Ветхом завете есть чудесные истории. Посмотри как–нибудь.
— Да я уже посмотрел — еще после твоего первого совета взяться за Ветхий завет. Да, там интересные сюжеты — но почти все с насилием.
— Твои пиратские истории всегда заканчиваются дракой, — заметила Мэси.
— Они не настоящие. И пираты тоже. Никто не умирает — в отличие от того гиганта, которого мальчишка убил камнем, и от бедолаги, которому две женщины отрезали голову из мести. Я читал и думал: ну неужели мама Мэси пихала это в голову малышке? Все пытаются завоевать друг друга, перебить врагов или превратить в рабов. Неудивительно, что моя Мэси выросла такой свирепой и жестокой.
— Жить на Земле непросто. Это свирепое и жестокое место.
— А ты скучаешь по ней? Ну, по своей маме? Ты почти не рассказываешь про нее. Почему? — спросил Ньют.
— Я почти не думаю о ней. Как по–твоему, это делает меня плохим человеком?
Ньют пожал плечами.
— Честно говоря, когда я подросла, то стала обузой для нее. Потому я и удрала. Она стала такой святой, по восемнадцать часов в день виртуальной реальности: искала в цифровых пейзажах отпечаток бога… Мои лучшие воспоминания о ней — из раннего детства, когда мама еще не ушла в Церковь Божественной Регрессии. Мама играла со мной и читала мне. А потом она подписала пакт, стала святым математиком, и мне пришлось жить вместе с другими детьми в церковном приюте. Сперва я скучала по маме. Потом перестала.
— Моя свирепая жестокая девочка со свирепой жестокой Земли, — нежно выговорил Ньют. — Ты очень изменилась с тех пор, как убежала из церкви.
— Да. Но, как оказывается, куда бы я ни сбежала — от прошлого не уйти. В особенности когда оно становится настоящим.
Когда Свободные дальние прибыли на Нептун, то обнаружили, что его крупнейшая луна, Тритон, занята «призраками», последователями религиозного культа. Их таинственный лидер объявил, что им руководят послания, отправленные его же будущей ипостасью с землеподобной планеты, обращающейся вокруг звезды Бета Гидры. Мэси уже имела несчастье столкнуться с «призраками». Их банда захватила Мэси перед войной, потому что Мэси стала символом движения за мир с Землей. Было очень неприятно обнаружить логово «призраков» как раз в системе Нептуна. Они строили город под поверхностью Тритона. «Призраки» согласились помочь — но лишь при условии присоединения к их «великому начинанию». Несколько человек согласилось. Остальные поселились на Протее, следующей луне.
Хотя Протей и был второй по величине луной, по массе он вчетверо уступал Тритону, небольшому угловатому куску льда со средним поперечником в четыреста километров и буйным прошлым. Четыре миллиарда лет назад Тритон вместе с парным планетоидом прилетели из пояса Койпера и повстречались с Нептуном. Тяготение ледяного гиганта исказило траекторию пары, второй планетоид выбросило прочь, Тритон захватило, и траектории прежних лун Нептуна сильно исказились. Выброшенные со стабильных орбит, они полетели хаотически, соударяясь друг с другом, разбились на части, образовали диск из обломков. После того как стабилизировалась орбита Тритона, часть обломков собралась вместе и сформировала несколько новых лун, в том числе и Протей.
