Звездный вирис (сборник) - Бейли Баррингтон Дж. (библиотека книг txt) 📗
Я прибыл в Парк и скоро начал подозревать, что Бек дал мне ложную наколку. Тут все было, как обычно. Система поставок к воротам действовала превосходно. Все организации Реаттской лиги с нетерпением ждали вестей о первых победах.
Бек велел мне оставаться, по крайней мере, дня два, может быть, три. Я стал болтаться здесь, чувствуя себя уныло и не зная, чем заняться. Все мои мысли были с теми колоннами войск, которые там, на расстоянии миллионов световых лет, шли с ярко горящими прожекторами.
Я вдруг вспомнил о Хармене, старом алхимике. Он с Беком был в некотором роде близок. Многие свои идеи Бек взял от Хармена. Может, стоит поговорить с Харменом, подумал я.
Его лаборатория находилась довольно далеко от Парка, так что я полетел туда на небольшом самолете, за штурвал которого сел сам. Хармена я застал в просторном кабинете. В небольшом книжном шкафу стояли его драгоценные книги, которые ему много лет назад удалось вывезти из Клиттманна.
Входя, я обратил внимание на то, что здание полно ассистентов в малиновых халатах, или подмастерьев, как он их называл. Ради них Хармен ярко освещал помещения, а сам все время ходил в темных очках. Во всем остальном он оставался все тем же психом-алхимиком, какого я знал и раньше. Волосы его спадали до плеч, а из-под очков торчал загнутый книзу нос, и все это придавало ему сходство с каким-то хищным зверем.
Я сказал Хармену, что скоро он, если захочет, сможет перебраться в Клиттманн. Ответ его был неопределен. Переезжать будет трудно, сказал он. Некоторые элементы оборудования очень тяжелые, да и условия в Клиттманне первое время будут нестабильны.
Я встал и принялся расхаживать по помещению. Что-то меня ело, но я никак не мог определить, что.
— Это немыслимо! — воскликнул я вдруг. — Когда нас выперли из Клиттманна, можно было поклясться, что у нас нет никаких шансов. А Бек провел нас через ворота сюда, на Землю — с твоей помощью, конечно. Но даже тогда можно было подумать, что у нас нет никаких шансов, разве что останемся в живых. Мы прыгали наобум. А теперь вот мы возвращаемся в Клиттманн с целой армией. Через несколько дней город будет наш. Это просто немыслимо.
Хармен кивнул. Он, кажется, понял, что я собираюсь сказать.
— Бекмат — человек судьбы. Поэтому все так и произошло. Человек не такой, как он, там, в пустыне, и закончил бы. И никакой возможности ему бы не представилось. А человек подобный Бекмату попадает в вихрь событий, и каждое он может использовать в свою пользу. Вселенная ни в чем ему не отказывает.
Я неподвижно глядел на Хармена.
— Да ты псих… — Я помотал головой. — Все это философствование — просто чушь. Просто бред.
Алхимик снисходительно улыбнулся.
— Разве? Но именно так вселенная и работает. Я это знаю. Я уже близок к тому, чтобы приготовить Тинктуру.
Я махнул рукой.
— Чушь, — повторил я.
— А ворота тоже чушь?
Здесь он меня поймал. И я тут же вспомнил того страшного маленького гомункула, который появился в реторте под гаражом в Клиттманне. Хармен уже доказал, что знает, о чем говорит. Если все это чушь, то это чушь, которая работает.
— Вижу, что ты смущен, — сказал Хармен доверительным тоном. — Честолюбивые устремления Бекмата меня интересуют лишь в той степени, в какой они помогают или препятствуют моей работе. Но я вижу, какую форму они принимают. Еще когда мы ехали по пустыне на Каллиболе, я понял, что впереди будет что-то такое, что даст Бекмату возможность подняться к власти. Я не знал, как это случится, знал только, что произойдет.
— Но откуда ты мог знать? — спросил я, уже заинтригованный. — У тебя что, было предчувствие? Видение?
Хармен помотал головой, опять улыбнувшись.
— Я просто изучал закономерности событий. Все не так, как нам кажется, иногда следствие притягивает к себе причину.
Хармен помолчал.
— Дело всей моей жизни — это приготовление Тинктуры. Тинктура, первичная Гиле, — это основа существования, и все остальные элементы и формы есть либо результат ее загрязнения, либо поверхностные явления. Следовательно, она и есть цель всего алхимического труда. Она неделима, тонка и неуловима, и она не подвластна законам пространства и времени. Древние тексты говорят, что человек, который ею обладает, сможет знать все и перемещаться куда угодно во времени и пространстве.
Я вспомнил, что и несколько лет назад он делал такие же утверждения. Тогда я не понимал, что он имеет в виду. Теперь я, кажется, понимал его лучше.
— Ты говоришь о видениях, — продолжал он. — Могу показать тебе видения. Иди за мной.
Он встал и повел меня из кабинета в находящиеся рядом лаборатории. Подмастерья в малиновых халатах расступались перед нами. Мы прошли через одну лабораторию, набитую электронными лампами, ретортами и еще невесть чем. Кое-что светилось и гудело. Но вот в самом дальнем конце перед нами распахнулись большие деревянные двери. Мы вошли, и двери затворились.
Камера, в которой мы оказались, походила на длинный коридор, и в нем царила мертвая тишина. В камере было пусто, если не считать торчащие в дальнем конце из стен, пола и потолка какие-то похожие на электроды устройства.
— Главная задача алхимии — это приготовление Тинктуры, — стал объяснять Хармен, — но есть и другая, родственная, второстепенная цель: искусственное сотворение живых существ. Этот аппарат уже приблизился и к той, и к другой цели.
Хармен подошел к пульту управления, с громким щелчком включил рубильник, затем подстроил кое-какие приборы. В камере загудело.
— Не пугайся ничего, что увидишь, — предупредил он меня. — Теоретически Тинктура повсюду, она — в основе всего. Все формы существ происходят из нее. Чтобы получить Тинктуру, надо просто заставить ее проявиться.
Я начал чувствовать, что между электродами создается огромное напряжение. Мышцы мои напружинились. Я невольно попятился к двери.
— Спокойно, — тихо сказал Хармен. — Ничего с тобой не случится.
Вдруг раздался щелчок, словно от гигантского электрического разряда. В пространстве между электродами забушевали краски. Но вот электрическая дуга вдруг сгустилась и образовала высокую фигуру — человека, одетого в очень странный пестрый наряд!
Эта была снова та фигура из реторты, но на этот раз существо имело полный размер и казалось несомненно реальным! Темное, почти черное лицо подчеркивали алого цвета рубаха и белки глаз. Существо нас заметило и двинулось к нам.
Мне показалось, что оно ринулось на меня, выросло — но вдруг исчезло, и на его месте между электродами возникла другая фигура, на этот раз женщина, одетая в более простую зеленую одежду.
— Не обращай на них внимания, — сказал негромко Хармен. — Это случайные существа, спонтанно произведенные стрессовым полем из первичной Тинктуры.
Женщина исчезла, а на ее месте возникла уже третья фигура. Существа стали сменять друг друга все чаще— и вдруг вообще перестали появляться. Гул в камере, по мере того, как Хармен на пульте все прибавлял мощности, перерастал в вой.
— Приближаемся к порогу, — сказал Хармен, на этот раз громче. — Теперь, Клейн — смотри!
Как только он это произнес, меня словно начало втягивать в какую-то воронку. Я перестал чувствовать, что у меня вокруг. Мне вдруг показалось, что все вокруг черно, и я окружен звездами и галактиками. Я был настолько ошеломлен, что никак не реагировал на происходящее, просто плыл по течению. Но вдруг впечатление того, что я в открытом космосе, исчезло, и вот я уже смотрю на поверхность Каллибола. По безжизненной равнине с грохотом продвигается армия, отбрасывая вперед поток света.
Я одновременно увидел не только эту сцену, а весь Каллибол: всю эту мертвую серую планету с ее десятками похожих на термитники городов, и ни один из них не подозревал, что к ним подступает. Затем сюда начали примешиваться образы Земли и Мерамы. Но вот картина передо мной расширилась настолько, что включила в себя множество непонятных драм, происходящих на бесчисленных планетах во всей вселенной; эпопея Бека была лишь одной из них. Я начал понимать, о чем алхимик пытался сказать мне. Не всегда можно отделить причину от следствия. Когда тот алхимик древности создал ворота между Землей и Каллиболом, он создал не только физический мост, он соединил эти две планеты и в других отношениях. Бекмат, как показалось мне тогда, уже с рождения был предназначен изменить тот мир, в котором жил. Его так же верно влекло к тем средствам, которые изменят мир, как и в пустынных районах Земли некоторых животных какое-то необъяснимое инстинктивное чувство ведет к водопою.