Нейтронный Алхимик: Консолидация - Гамильтон Питер Ф. (книги без регистрации полные версии txt) 📗
Кира победила снова, как в тот раз, когда она настояла на его самопожертвовании, чтобы проверить его верность. Одержимые обращались к ней, а не к нему.
— Ладно, — сдался Дариат. — Будь по-твоему. Пока.
— Спасибо, — ядовито поблагодарила Кира и с улыбкой подплыла к ближайшему капитану.
Все время их спора в таверне Такуля царила полная тишина, какая наступает обычно, когда совершенно чужие люди обсуждают твою судьбу в двух шагах от тебя. Но сейчас спор был окончен, и судьба решилась.
Официантки с визгом забились под стойку бара. Семеро космонавтов рванулись к затворенному сфинктеру. Пятеро даже ринулись на одержимых с тем, что под руку подвернулось: с ядерными клинками (погасшими), «розочками» из бутылок, дубинками-разрядниками (тоже бесполезными) и просто с кулаками.
В ответ вспыхнул белый огонь. Капли его били по коленям и лодыжкам, калеча и обездвиживая, бичи оплетали ноги наподобие раскаленных кандалов. И когда жертвы их рухнули на пол в дымном облаке горящей плоти, одержимые ринулись на них.
Росио Кондра уже пять веков томился в бездне, когда пришло время чудес. Тянулось безумное бытие, мука, которую он мог сравнить лишь с последним мигом перед смертью от удушения, растянутым в вечность, в полной тьме, тишине, немоте. Прожитая жизнь прокручивалась перед ним миллион раз, но этого было мало.
А потом пришло чудо, и из внешнего мира начали сочиться ощущения. На долю секунды в пустоте бездны открывались провалы, точно просветы в черных тучах, откуда нет-нет да глянет на землю сладостный золотой луч рассвета. И каждый раз в слепящий, оглушительный потоп реальности рушилась единственная погибшая душа, устремляясь к красоте и свободе. А Росио вместе с оставшимися мог лишь выть от тоски, и молить, и молиться, и обращать тщетные клятвы к непреклонным, безразличным живущим, обещая им спасение и вечное благо… если они только помогут.
Возможно, какой-то толк и был от этих клятв, потому что трещины открывались все чаще, так часто, что это стало мукой — знать, что есть выход из небытия, и не иметь сил им воспользоваться.
Но не сейчас. В этот раз… благодать осияла Росио Кондру так ярко, что он едва не лишился рассудка. И в этом потоке ощущений слышались чьи-то крики агонии, мольбы о помощи.
— Я помогу, — солгал Росио. — Я остановлю это.
И боль затопила его вслед за этими лживыми словами, когда душа взывающего слилась с его собственной. Но это было куда больше, чем простое соединение пропащих в поисках избавления от тоски. По мере того как сплетались их мысли, Росио прибавлялось мощи, а боль переходила в экстаз. Он ощущал, как подергиваются от мучительного жара руки и ноги, как саднит в сорванном от воплей горле, и все это приносило несравненное наслаждение, оргазм мазохиста.
Мысли страдальца становились все слабей, все глуше по мере того, как Росио силой внедрялся в нейронные пути его мозга. И с этим возвращались одно за другим подзабытые уже человеческие ощущения — биение сердца, ток воздуха в легкие. А владелец его нового тела угасал, и Росио почти инстинктивно давил его, загонял в дальние уголки мозга, со все большей и большей легкостью.
И прочие погибшие души в гневе взывали к нему из бездны, сетуя на то, что это он удостоился спасения, а не они, оставшиеся.
А потом стихли и жалкие угрозы, и бесплодные обвинения, а остались только слабые протесты прежнего хозяина тела и еще один, странно далекий глас, умоляющий рассказать, что случилось с ее возлюбленным. Росио удавил разум хозяина, захватив его мозг целиком.
— Хватит, — послышался женский голос. — Ты нам нужен кое для чего поважнее.
— Пустите! — прохрипел он. — Я почти, почти…
Силы его прибывали, захваченное тело начинало отзываться. Залитые слезами глаза с трудом, но различали смутные очертания склонившихся к нему троих человек. Вероятно, то были ангелы — потому что нечеловечески прекрасную девушку окружал сияющий белый ореол.
— Нет, — проговорила она. — Уходи в черноястреба. Немедля.
Должно быть, это какая-то ошибка. Или они не понимают? Это было чудо. Искупление.
— Я пришел! — шепнул им Росио. — Вот, видите? Я вошел. Я смог.
Он поднял новоприобретенную руку, глядя, как прозрачными трутовиками свисают с пальцев волдыри.
— Теперь убирайся.
Рука исчезла. Кровь заплескала лицо, залив глаза. Росио хотелось кричать, но сорванные голосовые связки не подчинялись.
— Убирайся в черноястреба, ты, дерьмецо, или отправишься обратно в бездну. И в этот раз тебе никто не позволит вернуться!
Еще один поток потрясающей боли и расползающееся бесчувствие подсказали Росио, что уничтожена его правая нога. Они глодали его прекрасную новую плоть, не оставляя ему ничего. Росио взвыл от этой вселенской несправедливости, и вдруг в рассудке его зазвучали слабые, гулкие голоса.
— Видишь? — спросил Дариат. — Все очень просто. Направляешь мысли вот так…
Он подчинился, и сродственная связь отворила ему разум «Миндори».
— Что случилось? — возбужденно спросил черноястреб.
Левая нога Росио исчезла совсем, белое пламя окутало его пах и обрубок правого бедра.
— Перан! — воззвал черноястреб. Росио наложил отпечаток мыслей капитана на свои собственные.
— Помоги мне, «Миндори».
— Как? Что происходит? Я не чувствую тебя. Ты закрылся от меня. Почему? Раньше ты так не делал.
— Прости. Это боль, инфаркт. Я, кажется, умираю. Позволь мне прийти, подруга моя.
— Иди. Торопись!
Он ощутил, как ширится сродственная связь, и на другом ее конце ожидал черноястреб, чей разум не испытывал к капитану ничего, кроме любви и приязни. Доверчивое, мягкосердечное создание, несмотря на великанские размеры и мощь. И тогда Кира Салтер надавила на него снова.
В последний раз прокляв тех дьяволов, что не оставили ему выбора, Росио покинул драгоценное человеческое тело, скользнув по сродственному каналу. Этот переход отличался от того, что привел его в мир живых. Первый был насильственным, теперь же его поджидали объятия простодушной возлюбленной, готовой укрыть его от всякого зла.
Энергистический узел, порожденный его душой, внедрился в поджидающие его нейроны в самой сердцевине черноястреба, и последняя ниточка, связывавшая Росио с телом капитана, лопнула, когда череп разлетелся в мелкие ошметки под ударом кулака торжествующей Киры.
«Миндори» покоился на своем пьедестале, на втором из трех посадочных уступов Валиска, терпеливо втягивая в пузыри-хранилища питательную жидкость. За неподвижным космопортом обиталища виднелся газовый гигант Опунция, сплетение бледно-зеленых штормовых колец. Черноястребу это зрелище казалось умиротворяющим. Он родился в кольцах Опунции и за восемнадцать лет вырос до стодвадцатипятиметрового конуса имаго. Даже среди черноястребов, чья внешность могла сильно отличаться от обычного для космоястребов диска, такая форма была необычной. По темно-зеленому коралловому корпусу шли лиловые кольца, сзади торчали три толстых плавникообразных выступа. При такой форме модуль жизнеобеспечения мог пристроиться на корпусе только сверху, наподобие оседлавшей корабль сплюснутой капли.
Искажающее поле корабля во время стоянки, как это было привычно для космо— и черноястребов, плотно прижималось к корпусу. Но когда душа Росио Кондры вторглась в нейроны «Миндори», все изменилось. По количеству нервных клеток захваченный им мозг значительно превосходил человеческий, а значит, прирастала и энергистическая мощь, черпаемая им из разрыва между континуумами. Он вырвался из зоны хранения, отведенной ему «Миндори», разрушая подпрограммы поддержки.
Пораженный черноястреб едва успел сформулировать вопрос «Кто ты?», когда одержатель погасил его рассудок. Но подчинить безмерно сложные функции тела звездолета с той же легкостью, что и человеческое тело, Росио не мог. Инстинкты были бесполезны, не было привычных нейронных цепочек, формирующих приказы. Для одержателя это была чужая земля. В его эпоху звездолетов не было вовсе, а живых — тем более. Вегетативные подпрограммы, регулировавшие деятельность органов «Миндори», работали как прежде — их Росио не тронул. Но искажающее поле управлялось соматически, волевым усилием.
