Легенды Лиса (сборник) (СИ) - Карелин Антон (серии книг читать бесплатно txt, fb2) 📗
Взгляд её метнулся к моим глазам, прыгнул прочь, вернулся, ресницы затрепетали, руки взлетели и опустились, снова взлетели – и легли мне на плечи, совсем ослабшие.
– Лорд Ива, – возразила она чисто и искренне, сгорая в том же свете, что я и, – вы не понимаете. Это я искала вас, с самого детства, когда вы были ещё разбойником, а мне исполнилось шесть лет, и я прочитала о вас поэму. Я не случайно пришла сюда, заканчивать пятую жизнь перед началом своей настоящей. Я хотела увидеть вас… и попрощаться. И я… так рада, что увидела вас! Вы оказались ещё честнее, чем я думала, а я думала, что и таким-то быть невозможно! Вы оказались… как ненастоящий, но всё же такой настоящий. Знать вас – величайшая радость в моей жизни, правда!
Тяжесть невесомых рук, запах её волос, гладкость кожи и алый мак склонённого лица были невыносимы.
– Что же вы молчите, – едва слышно сказала она.
– …Что ж, – сказал я после долгой паузы, не прекращая ей любоваться. – Теперь мы увиделись, ваше высочество. И можем… попрощаться. Право, жить, зная вас, гораздо лучше.
– Я… тоже так думаю, – прошептала она, тыльной стороной ладони касаясь губ.
Отлив опустился к низшей точке, и прибрежные протоки обмелели.
Мы вышли из пещеры, как пьяные. Я вёл её обратно, с каждым шагом угасая и погружаясь в никуда. Она шла за мной послушно, с принятым решением навстречу наказанию.
Глашатай объявил о решении Её Высочества, и войско собралось очень быстро, пока мы с ней смотрели друг на друга. Тучный воспитатель очень хитро глянул на меня, и, улучив момент, кивнул удовлетворённо. Очевидно, я идеально вписался в его понятие о необходимом Её высочеству уроке. Возможно, мной изначально манипулировали именно ради такой вот оказии. Тяжесть морального выбора, и прочее – вернувшись, он наверняка получит заслуженную медаль.
Всё это время мы с принцессой, как умирающие от жажды, не отпускали друг друга взглядами. Сеть наших взоров оплела поле. Теперь я вёл под уздцы её коня, совершая один из обрядов гостеприимства – проводы. Несколько тысяч моих подданных тащились в отдалении с ещё более несчастным видом, чем был у нас с принцессой.
– Я прощаю вас, Лорд Ива, – сказала она перед расставанием, – прощаю вас за нарушенные гостеприимство и перемирие.
– А мне не за что вас прощать, – ответил я, отпуская её коня.
Она оглянулась один раз, будто бы случайно, затем угасающее солнце поглотило её и сопровождающих и угасало за горизонтом вместе с тем, что догорало у меня в груди.
Я вернулся домой, как будто во сне, и никто не подошёл ко мне по дороге. Замок был пуст, всё небо занимали теснящиеся тучи. Чайки носились низко, зазывая дождь. Оборачиваясь, я всякий раз видел её исчезающее в солнечных лучах лицо. Закрывая глаза, я видел его рядом со своим, там, в пещере.
– Что с вами, мой лорд? – спросил мой старик две недели спустя. – Вы вытащили нас из самой безнадёжной ситуации, какая только бывала на моей памяти! Вы ещё больше прославились во всех краях от моря до великого тракта. О чём же вы печалитесь?
Я посмотрел на него, не видя, и ответил:
– Дед, я вытащил вас из одной безнадёжности, чтобы загнать себя в другую, куда более тяжёлую. Я люблю принцессу, дед. Люблю её всем сердцем.
– Но это… совершенно безнадёжно, мой господин! – воскликнул он, обалдев. – Она же будущая королева! Учитываю вашу славу и привлекательность, мы бы могли сосватать вас с баронессой или, может, графиней. Договориться с герцогиней было бы уже выше наших возможностей. Наследная принцесса – это издевательство!
– Плевать мне на издевательство! – рявкнул я. – Мне всё равно, не могу я тут оставаться! Приготовь коня и вещи, уеду сегодня вечером. А те, кто недоволен, могут плюнуть мне в спину, когда я уйду.
– О чём вы говорите, – прошептал старик, опуская голову. – Никто не задержит вас. Все только скажут… Удачи вам, господин Ива, в вашем самом глупом и безнадёжном в мире предприятии…
Он, разумеется, не ошибался.
2004 г
Последний совет
Рассказ о сыне, который хочет быть похожим на отца.
Жанр: петля времени
Мир: Земля
✦
Сколько себя помню, всегда мечтал быть ближе к нему, рядом с ним, вместе с ним. Словно карлик, спящий под мышкой у великана. Будто детская азбука, прислоненная к тому энциклопедии. Как приникший к дереву плющ. Всегда мечтал узнать его поближе, побольше любить его, получше понять. Как странно чувствовать это сейчас.
Сначала я звал его "папка", после "папа", еще недавно "пап". Теперь я зову его "отец".
Помню раннее детство. Я ничего не знал, и бесспорные факты, вроде того, что вода из-под красного крана горячая, а стекло бьется, мой разум принимал на веру. Отец был проводником в лабиринте, и всем, что я знаю, всем, как умею познавать, я обязан ему. Говоря рассудительно, я вообще обязан ему всем. Он работал матерью, нянькой, кормилицей, учителем, грелкой и домашним полисменом. Я никогда не обижался на его наказания, почти из-за них не плакал, потому что вера в его непогрешимость была сильнее обиды.
Помню одинокий дом на окраине города, в котором мы жили. Днями папа ездил на работу, вставая ранним утром и любуясь восходом.
Потихоньку выползая из уютной темноты детской комнаты на свет, задавая бесчисленное количество вопросов, в определенный момент я спросил, что он делает там, на веранде, так рано – и в ответ он взял меня с собой.
Помню сильные руки и широкие плечи; уткнувшись в рубашку, я ездил властителем мира, защищенным от всех невзгод. Сидя на веранде перед распахнутым окном, краем глаза посматривая на отца, я копировал чувства и гримасы, отраженные его лицом. Прижавшись к горячему боку, я с тем же выражением горести и печали вглядывался в восходящее солнце, еще не зная, что это горесть, восхищение и печаль. Иногда чувства, жившие внутри него, становились сильнее – он закрывал глаза, и мне казалось, ему трудно дышать.
Когда, впервые встревоженный, я громко спросил, что случилось, чувствуя себя абсолютно беззащитным перед злом, заставившим страдать даже его, он ответил, не открывая глаз: "Солнце… единственное, что для нас с тобой вечно". Я долгое время не мог этого понять.
Потом мы завтракали, я пил свое молоко или сок, он ехал на работу, и дом становился мой: три этажа, подвал, наглухо запертый на ключ, шестнадцать комнат плюс кухня, прихожая, две ванных с уборными. Уютные гостевые спальни, детская комната, моя вотчина, и неисследованный, слегка скрипящий чердак, полный чьих-то старых кукол и игрушек, пыльных фотоальбомов и других странных, никому не нужных вещей. Начиная с этого дома, со двора, бывшего другим измерением, и пышного сада, разбитого вокруг, заканчивая высокой оградой – это и было замкнутым миром, в котором я рос.
Оставалась в доме одна запертая комната, в которую папа меня не пускал. На вопросы, тогда что там, он лаконично отвечал: "когда исполнится двенадцать", словно "двенадцать" было магическим числом, открывавшим все двери, дававшим ответы на все вопросы. Тем временем я безмятежно рос.
Прыгая по дому, пока воспитательница моя еще не пришла, топоча по коридорам, играя в индейцев, рыцарей, космонавтов и русских солдат, крича и распевая, я веселился, как мог, мечтая скорее вырасти и стать таким, как папка, проникаясь радостью, бесконечностью, захватывающим счастьем жизни – еще не вполне понимая, что в жизни может быть какой-то другое назначение и смысл. Мое взросление проходило удивительно спокойно.
