Кукла (СИ) - "Stashe" (книги онлайн полностью TXT) 📗
— Брат? – меня немного потряхивало от нервного перенапряжения. Марта так тараторила, что я снова растерялась. На Звезде, случись мне кого покалечить, подумать страшно, какое наказание выбрали кукле.
— Марат.
— Он твой брат?
— Ну, чего заладила, белобрысая? Брат. Гидропоникой ты будешь заниматься? Мне сегодня Бус разнарядку давал. Вот жеш, слов нет. Я, наверное, за тобой и бежала, тока сейчас дошло. Крепко мы стукнулись, Табат. Пошли. Ты, верно, ничего и не почувствовала?
— Немного больно, — соврала я. Марта понимающе кивнула и пошла в ту сторону, откуда только что прибежала.
— Че стоишь, пошли! – подогнала она меня, застывшую на одном месте. Вздрогнув, я поспешила за девушкой, догнала и постаралась больше не отставать. Шаг у Марты оказался быстрым.
Глава 4
4 глава
Кубик
Мы бодро шли по коридору. С равными промежутками в нем встречались круглые двери-люки. На стене возле некоторых из них при нашем приближении вспыхивали голубым полоски сенсорных панелей. Иногда Марта ставила меня в известность о назначении помещений за ними, но чаще приходилось гадать. Жилые каюты, какие-то помещения, назначение которых мне пока не известно: маленькая библиотека, лаборатория или… да, все что угодно. Спрашивать я не решалась, мысли же Марты блуждали где-то далеко, оставаясь темными, как непрозрачное стекло.
Поверхности коридора время от времени мягко пульсировали белым светом. В тишине слышен был слабый шум фильтров, светлая полоса тянулась по потолку, сопровождая нас, и становилась то ярче, перемигиваясь тысячами огоньков, то тусклее. Еще я заметила, что стены несколько раз приходили в движение, словно сокращались невидимые мускулы. Неприятное ощущение, будто мы находимся в желудке гигантского пушистого червя, испортило все впечатления от чудес современной техники.
Из-за тех самых дум, что так озаботили Марту, мы едва не проскочили медотсек, на двери которого сиял сенсорный датчик, а немного выше располагался старейшим символом медицины знак - змей обвивающий кубок. Марта чертыхнулась, по инерции пройдя вперед, вернулась обратно и, пожав плечами в качестве пояснения действий, прижала ладонь к сенсорной панели:
— Лев Валерьяныч, откройте, — громко, но вежливо заявила она пустоте. Датчик мигнул, цвет его сменился на зеленый, затем раздался характерный звук, тихий, но четкий щелчок. Круглый люк распахнулся навстречу. Марта нетерпеливо притопнула, заметив, что я просто стою на месте, не делая попыток войти внутрь:
— Иди, давай, — подбодрила она, и зашла следом, буквально наступая мне на пятки, в святая святых — медицинский блок. И тут же затрещала как сорока, обращаясь к кому-то, пока невидимому. Эта девушка являла удивительное сочетание редкого болтуна и сквернослова, виртуозно сплетая оба качества с нежной, какой-то совершенно не вяжущейся со словарным запасом технаря красотой рыжеволосой нимфы.
В медотсеке меня больше всего поразила окраска большинства объектов, включая немногочисленную мебель и медоборудование. Нежно розовый цвет покрывал все поверхности. Он был того редкого оттенка, что не вызывает ассоциаций ни со свиньями, ни с младенцами. Роза, точь в точь голограмма. Здесь, также как у капитана в каюте, почти все трансформировалось. Любопытно.
Я молча слушала разговор Марты с невидимым собеседником, и гадала, куда можно спрятаться в таком небольшом помещении.
— Валерьяныч, срочно нужна твоя помощь, — тарахтела девушка, — просто не представляешь, как я, млять, опростоволосилась. Сказать кому, сдохнут со смеху. А мне вот поржать уже и не хочется, потому что адски болят нос и губа. Я разбила и то и другое, но знал бы ты как! Ладно бы долбанулась темечком о переборку. Или пока работала в паре с Кузьмой, по запарке покалечилась в грузовом, так нет же, в куклу впечаталась!
— Милая девочка, я же просил и не раз, свою личную словарную помойку оставлять за пределами моего кабинета, — неожиданно услышала я мягкий, прямо таки бархатистый голос. Моргнув, повернулась на звук и поняла, где прятался хозяин отсека. Он находился за отъехавшей в сторону панелью, в небольшом помещении. Там же стояли две капсулы искусственного поддержания жизни, достаточно объемные штуковины, занявшие практически все пространство.
Потирая руки, Лев Валерьяныч, как назвала его Марта, вышел к нам навстречу. Я никогда не видела таких старых людей. То есть, держался он молодцом, крепенький и подтянутый мужчина лет шестидесяти на вид. Зная о возможностях современной медицины от медика со «Звезды», я смело докинула ему еще тридцатник. Люди научились продлевать свою жизнь в среднем до ста двадцати, но выглядеть слишком молодо после определенного рубежа им все же не удавалось. Только куклы с возрастом почти не менялись. Я решила, что нужно потихоньку узнать о том, как долго люди считаются дееспособными, ведь судя по всему, этот очень долго занимал должность, и уходить не собирался.
«Старые волки не променяют свое корыто, даже на лучшую из нор» — говаривал мой прежний капитан, имея в виду, что рожденные для космоса дохнут от тоски, сидя на планете. Смысл его слов стал понятен мне недавно, когда я неделю прожила в дешевой гостинице космопорта.
У Льва Валерьяныча было морщинистое добродушное лицо, но он не выглядел улыбчивым, как Марат и не жестикулировал, как Бус. Темно карие глаза смотрели внимательно, придирчиво, как будто оценивали мой потенциал. Обычно, за таким взглядом прячется недюжинный ум. Старик кротко улыбнулся и подошел к Марте, которая чувствовала себя дома. Она активно устраивалась в эргономичном кресле-цветке, выросшем по ее приказу из пола. Девушка ерзала, пытаясь сесть то так, то эдак, выдавая в себе беспокойную натуру. Не чувствовать комфорта на кресле, которое учитывает все параметры и особенности тела действительно трудно.
— Прости, Валерьяныч, — легко извинилась она, чертыхаясь под нос, — но не могу я позориться и показываться в таком виде перед ребятами. Засмеют же, гады. Точно знаю, утром у меня синяк на полрожи будет. И на эту раскрасавицу посмотри. Она сказала, ей тоже немного досталось.
— Выглядишь бодро, — констатировал старик, подходя ближе. Затем, склонив голову на бок, вдруг обратился ко мне, — А ну-ка, сядь, солнышко, на кресло и подожди пару минут. Сейчас я подлечу егозу и займусь тобой. Голова кружиться?
— Нет, — ответили мы хором с Мартой. Она рассмеялась, правда, почти сразу скривилась и жалобно, словно маленькая девочка, заныла, — Валерьяныч, ну, правда, стыдно же.
Старик быстро пробежался по ее лицу сильными гибкими пальцами, ощупывая повреждения и отек. Я восхищенно наблюдала. Мне казалось невыразимо красивым все это: движения рук, изящные и одновременно мужественные, ловкость профессионала, отточенная до автоматизма, легкая холодность в сочетании с человечностью.
Наш медик не обращался со мной грубо, но всегда с какой-то маниакальной настойчивостью подчеркивал, что я лишь подобие человека. Он был странным типом, наш доктор, но когда на борту разразилась эпидемия, сделал все, чтобы спасти экипаж. Сам держался на ногах до последнего. Уже перед посадкой на планету, убедившись, что мы в руках врачей потерял сознание и через какое-то время скончался. Они еще удивлялись, что он столько продержался. Странный тип…
Лев Валерьяныч подошел к столу, такой же каплевидной формы, как и в каюте капитана. Тот стекал прямо в пол розовым водопадом застывшего пластика. Какое-то время доктор молча, задумчиво стоял. Решал, наверное, что делать дальше. Определившись, старик повернулся к стене, из которой на моих глазах выросла стенка-шкаф с множеством отделений, и достал крошечную металлическую штучку. С живейшим интересом я изучала его действия, забыв о приказе сесть в кресло. Когда старик обернулся, на его лице мелькнула тень недовольства. Я похолодела, понимая, что оно направлено на меня.
— Ну что ты, болезная, застыла как напуганный котенок? В ногах правды нет.
