Куколка - Олди Генри Лайон (книга регистрации TXT) 📗

Мечта террористов и диверсантов.

«Клякса» на миг расплылась, выплюнув наружу четыре фигуры в защитном камуфляже, с оружием в руках. Вместо лица у каждого выпячивался один огромный фасетчатый «глаз стрекозы». Маска бликовала, переливалась; на нее лучше было не смотреть – слезы, резь под веками…

«Нам грозит опасность. Вероятность негативного исхода – 76%.»

– Давид! Джессика! Бегите в дом!

Поздно.

Люди в камуфляже – рядом. Близнецы не успели отбежать и на три шага, как оказались в полной власти… Убийц? Похитителей? Только не убийц, пожалуйста! Они не стреляют. Не стреляют! Значит, есть надежда… Юлия зашевелилась, приходя в себя. Оставив женщину, Тарталья, сам не зная зачем, бросился к детям.

«…стой, малыш!»

«Убьют!»

Не мирному кукольнику тягаться с четверкой вооруженных громил. Но ноги, глупые, самоотверженные и самоубийственные ноги несли Лючано к близнецам. Впрочем, недолго. Он споткнулся, покатился по траве, а когда попытался встать, в грудь впечатался рейнджерский ботинок на рифленой подошве, придавив к земле.

– Лежать!

Фасетчатолицый сверился с дисплеем уникома.

– Это он! Реакция на депешу с Сеченя положительная. Берем!

Лючано грубо вздернули и толкнули в спину.

– Пошел! Быстро!

«Странный, гнусавый выговор. Инвертор голоса? Они очень стараются, чтобы никто не смог их опознать….»

– Меня! Возьмите меня! Я сделаю все, что скажете! Умоляю!

Юлия?!!

– Я знаю… я расскажу!..

Гордая помпилианка ползла по траве к похитителям, извиваясь, как змея, всем телом. Она смотрела на них снизу вверх, собачьим, умоляющим взглядом слезящихся глаз. Отвлекает внимание? Тянет время? Нет! Так притворяться было невозможно. Такой Лючано видел женщину лишь однажды: в голосфере, на рабочей записи эксперимента по обезрабливанию. Юлия ползла в угол палаты, практически оставаясь на месте…

Фасетчатолицые опешили.

– Возьмите меня! Я все знаю! О детях, о профессоре Штильнере… Я такое умею! Вам понравится! Вы не пожалеете! Возьмите…

Обвив руками колени ближайшего похитителя, Юлия принялась целовать ему ботинок. Лючано передернуло. К горлу подступила тошнота. Неужели после уникального воздействия на толпу помпилианка сошла с ума?

– Берем! – после секундного колебания решил старший. – Может, и впрямь что-то знает. А нет – позабавимся. Сучка фигуристая… Гоните этих!

Когда Тарталья оказался в двух шагах от «Хамелеона», сквозь туманный абрис всестихийника проступило зеркальное антилазерное покрытие борта и проем входной мембраны. Сейчас «Хамелеон» функционировал в режиме «призрака», но при необходимости мог принимать облик десятков моделей аэромобов и наземных мобилей. Свернул за угол, сменил «окрас» – ищи-свищи ветра в поле, а фага – в пылевой туманности…

– Шевелись!

Со стороны дома треснул выстрел. Один из захватчиков рухнул лицом вперед.

– Охрана! Быстрее!

– Забери его!

Увидеть, что происходит, Лючано не дали. Его пинком втолкнули в грузовой отсек. Сверху упала, взвизгнув, Джессика, сбоку привалился Давид.

– Взлетаем!

Компенсаторы инерции сработали идеально: взлета никто не ощутил.

– Вы целы, ребята?! Не бойтесь! Мы им нужны живыми.

– Мы знаем.

– Странно… – в голосе девочки сквозила растерянность, впервые за все время их знакомства. – Вероятность падает. Было 76%. А сейчас – 43…

Жало инъектора вонзилось в левое плечо.

«Спи, малыш, – заботливо шепнул маэстро Карл. – Спи…»

Хорошая штука – скорость нервных реакций. Полезная. Торопясь и успевая, мы выигрываем время. А что проигрываем?

Жизнь?

Мудрость?

Ничего?

Зато, медля, колеблясь и опаздывая, мы чувствуем себя значительными. Пусть самообман, но какой приятный…

– Я на связи, – сказал молодой человек.

От созерцания каюты звездолета, где он обосновался, захватывало дух. Если апартаменты Тумидуса на «Этне» приводили в трепет своей роскошью, то в данном случае роскошь уступала место строгому, функциональному, продуманному до мелочей комфорту. Помпезность против рациональности. Если угодно, деньги против денег.

По финансовым затратам оба соперника не уступали друг другу.

А если задуматься, комфорт стоил дороже.

– Я на связи, – сухо повторил молодой человек, откидываясь на спинку гелевого кресла. Назойливый полиморф в баре космопорта Террафимы, на котором однажды имел счастье восседать некий Лючано Борготта, сдох бы от зависти при виде этого родича – ловкого и изобретательного, от ножек до подлокотников напичканного датчиками контроля. – Жду.

Перед молодым человеком в воздухе, подерживаемая компенсатором тяготения, висела деревянная рамочка. Багет из вощеного кипариса, тускло блестя, ограничивал собой квадрат воздуха с измененными свойствами. В принципе, можно было бы свободно обойтись и без багета, но тогда изображение, проецируемое на эфирный экран, делалось объемным. Это давало помехи на навигационный блок корабля, и строго запрещалось инструкцией.

Молодой человек имел тайное пристрастие к натуральным материалам. Кипарис, воск… Одна из немногих его слабостей. Такие недостатки позволительны тем, кому они по карману. Айзек Шармаль, выпускник гематрийского университета на Элуле, ныне – аспирант кафедры межрасовой социализации, с детства привык не считаться с расходами.

«Я пойду веселиться, – вспомнил Лючано. – Я очень хочу веселиться.»

И повторил, как тогда, в первый раз:

«Бедняга.»

В рамочке возникло лицо. Знакомое смуглое лицо с острыми чертами. Рот по-вехденски закрыт белой повязкой, хотя на космическом расстоянии дыхание вышедшего на связь не могло оскорбить в каюте что-то священное. Запреты вехденов – самодостаточны; они не считаются ни с какой логикой или целесообразностью, кроме законов их собственной эволюции.

«Здравствуй, Фаруд, – беззвучно произнес Лючано. Он хорошо помнил это лицо, искаженное прикосновением Королевы Боли. – Не забыл, как я тебя пытал?»

Фаруд Сагзи, в прошлом – сиделец тюрьмы Мей-Гиле, позже – энергетик студии арт-транса «Zen-Tai», кивнул, словно услышал немой вопрос экзекутора.